Если солью сейчас ману в ноль — смогу восстановить за счёт свободных очков характеристик. У меня их восемь, это на один раз — а потом останусь без резерва на крайний случай.

То есть, не вариант.

Что ещё? Кровавыми лезвиями бросаться? Бред же. Но… А если так?

Злое пламя!

Я зажёг на наконечнике глефы багряный огонь. Осторожно пробрался к самому краю огромной морды и, ухватившись за рог на носу, свесился ближе к барьеру.

Ткнул в черноту Клементиной — и усилил Злое пламя через пассивку Яростный натиск. ОЯ начали проседать, тут же восстанавливаясь — где-то внутри меня всё ещё сидела лютая, ледяная злоба. И уходить она никуда не собиралась, раз за разом восстанавливая мне шкалу ярости и не давая погаснуть Пламени души.

Пару секунд ничего не происходило, лишь барьер дрожал, и по нему расходились неровные круги — как на воде, от брошенного камня.

А потом чёрный глянец полыхнул, и багровое пламя стремительно распространилось, поедая дрянь. Мне даже показалось, я слышу отвратительный, высокий и отчаянный писк — правда, на самой грани слышимости. Могла просто примешаться и моя фантазия.

«Ты справился, смертный. Я знал, что поступил верно, не убив тебя сразу».

— Рад служить, Великий, — ответил я.

«Да-а-а, твоя служба не будет забыта».

Мы понеслись вперёд — с грохотом и скрежетом, сквозь туман и темноту. Позади нас непрерывно что-то рушилось, стучало, гремело… Змею было пофиг — он снова лез в мою голову:

«Истребитель никогда ни знал ни чести, ни мудрости, ни великодушия. И теперь он покусился на мои жертвы, отобрал моих Жриц. Мне нужны все силы, смертный. Все. Я выберусь из Утопии, и сам сражусь с Орилебом. А ты — послужишь этому».

Я ощутил, что мы резко начали подниматься вверх. Пара секунд — и стал виден стремительно приближающийся потолок. Блинк!

Я выскочил в воздухе у правого уголка пасти змея, глефа растворилась в белой вспышке — а я обеими руками повис на жёсткой шершавой чешуе. Ощутил, как погасла связь с Герой — ублюдок развоплотил её. Да и енотов, скорее всего, тоже. Лишь бы сложенный к ним лут не пропал.

Вверху загрохотало, я ругнулся сквозь зубы и накинул Багряную твердь. Вовремя — по спине долбануло камнем, тут же прилетело в плечо, по касательной задело голову… Сцуко!

Держался я, впрочем, мёртвой хваткой: падать в непроглядном тумане чёрт знает где, мне чертовски не хотелось.

«Умри, смертный, стань ступенькой на моём пути к освобождению Острова от тирании безумца. Жизнь вернётся сюда — а ко мне вернутся мои жертвы. Я не позволю Орилебу стать богом, и сделаю всё, чтобы стать богом самому».

Ох, а ведь ублюдка понесло. Про бога — бред это, интересно, или реальная цель Орилеба? Плевать! Будет ещё время осмыслить.

Змей понёсся уже вправо. Всё ещё хочет расплющить меня, только теперь об стену? Хрен там плавал!

Блинк!

Я телепортировался обратно на голову, выхватил Клементину…

Высвобождение!

Злое пламя!

Фантомный удар!

Ураган!

Всю эту мощь я обрушил на глаз ублюдка — и в голове разразилась целая какофония его визгов и криков. Бессвязных, истеричных:

«Смертный, не смей! Ты — пыль перед моим тысячелетним величием. Умри-умри-умри! Ты тоже предал меня, тоже оставил. Ещё один… Вы все… И Скверна — шепчет! Всегда рядом! Умри, смертный, я положу твою жизнь во благо Утопии!»

Хуже всего то, что его глаз, похоже, покрывало прозрачное сросшееся веко. Ну, нормальная тема для рептилии, чего уж. И оно оказалось чертовски прочным — мой натиск оставил всего пару ран и подпалин.

— М-мать!

Высвобождение!

Злое пламя!

Фантомный удар!

Ураган!

Я повторился, обрушивая удары в одно и то же место, в голове бушевал сходящий с ума Великий… Когда в глазу наконец появилась большая прореха — размером с вход в палатку, — наружу жидким потоком хлынула чернота.

Ничего, это мы тоже уже проходили.

Злое пламя!

Эта дрянь вспыхнула быстрее барьера, и за пару секунд глазница стала пустой. Просто — вонючая и обожжённая чёрная дыра. Чёрная — без всяких инфернальных и хтонических подтекстов.

Змей рванул вверх, я ругнулся. План-то был, но… Ладно, плевать, я всё равно в крови с головы до ног.

Клементину в руках сменили Клык и Рубака, полыхнули багровым огнём. Я разогнался — и щучкой прыгнул прямо в глазницу. Через миг змей долбанулся башкой об потолок — но было уже поздно.

— Держись, ублюдок. Сейчас будет охренитительно больно.

День третий

Уровень 29

Статус: Призванный

До Штурма тридцать восемь дней

Валю колотило. И, что самое удивительное — колотило не от страха. По крайней мере, не за себя. Жуткие змееженщины сняли с крюка в стене последнего пленника. Последнего, если не считать её.

Это был худой высокий парень в очках. Блондин в изгвазданной белой футболке, бриджах — и в кожаной броне вроде той, что у Максима, только с металлическими пластинами.

Он ревел и просил не убивать его — и от этого сердце сжималось до боли, и хотелось вырваться и наброситься на Вестника и наг. Пусть девушка и понимала, что у неё нет шансов.

Как и у тех четырёх Героев, которых уже сбросили с высоченной лестницы в туман внизу, как какой-то мусор. Двух девушек, двух парней.

Очкарика ловко и умело распяли на алтаре: закрепили кандалы в верхней части, связали каждую ногу отдельно в нижней. В руках у вестника появился кинжал — кривой, широкий, матово-чёрный. Он будто поглощал свет, и от этого казался особенно жутким. Даже кровь в него впитывалась без остатка.

Валя закрыла глаза. На убийство она посмотрела один раз, на самое первое. Заплаканную шатенку лет шестнадцати Вестник вскрыл без жалости, как рыбу — и Валя не отводила глаза.

Чтобы запомнить.

Чтобы точно знать, за что Вестник будет умирать, когда придёт Максим. А в том, что он придёт, девушка не сомневалась. Он сможет всё.

Тем более, что она ощущала, что её еноты где-то рядом, и постепенно приближаются.

Новые правила, да. Максим говорил жестокие вещи, и заставлял её делать то, что психолог, с которым она занималась, назвала бы гарантированными психологическими травмами.

Валя до сих пор помнила, как ужасно было, когда её клинок пробил кожу и плоть той худенькой дикой сильфиды, отдалённо похожей на ребёнка…

Но, Максим был прав. Если хочешь выжить — нужно меняться, и объяснить это он сумел доходчиво. Бой с волками же показал, каково это — быть сильной, справляться со своими бедами самой.

И это пьянило — как и тот нечаянный поцелуй…

Валя жалела погибших ребят, но в то же время понимала, что имеет теперь внутри что-то, чего не было ни у кого из них. Что-то, что позволит биться до конца и не умолять этого маньяка о пощаде.

А ещё, каким бы жёстким Максим ни был с врагами — о ней он заботился, и на неё ему было не плевать. В отличии от родителей, которые всю жизнь считали её постыдной ошибкой. В отличии от одноклассников, что не понимали её замкнутости. В отличии от психолога, что просто отрабатывала часы, скучая в компании одинокой клептоманки.

С ним было легко и спокойно, даже не как за каменной стеной — а будто в бронированном бункере с пулемётами.

В этот момент парень в очках закричал особенно громко, отчаянно. Валя жмурилась из-за всех сил, но уши закрыть не могла. Когда послышался треск вырываемых рёбер, пленник затих, и Валя выдохнула.

Сейчас её очередь — но Мико и Тануки рядом. Они какое-то время уходили куда-то далеко, вниз и в сторону — а теперь приближались, и приближались быстро.

Значит, Максим успеет.

И у неё тоже припасена своя, фирменная пакость. Почему-то девушка полностью потеряла доступ к Системе, к инвентарю и способностям. Может, из-за Вестника, или из-за этого места с алтарём, из-за змееженщин или выкручивающих запястья кандалов… Чего угодно, да и не важно это.