– Трапфера. – Хвазад аккуратно садится на земле, его ощутимо покачивает, да и наверняка в ушах стоит заглушающий все звон, но он все же залечивает им раны и пытается подняться. Расгард не спешит помогать, смакуя на языке непривычное заклятье. Оно отдает сладкой мятой и кислотой переспевших ягод. Слишком живое для темной магии, но заточенное под нее. Нейтрализующее.

– Понял? – Хвазад смотрит на тяжело дышащего Йохана, поднимается на ноги, едва не падая, Расгард не поддерживает его и на этот раз, просто хмыкает, отворачиваясь.

– Будь благословлен Аюм, если он что-то там понял.

Хвазад игнорирует его колкость и ждет пока Йохан кивнет. Пока не поднимется следом. Пока не перестанет дрожать. В нем что-то изменилось, и Расгард не может отрицать, что он наконец-то дождался. Встреча с иным миром – величайший соблазн и величайшая награда. Теперь Йохан на полшага ближе к бездне.

Йохан смотрит не прямо, а как-то волком, исподтишка, но Хвазад уже получил свой ответ. В его голосе шелестит забвенная ночь.

– Вы еще встретитесь.

И Йохан ему безоговорочно верит.

– А теперь давай сам. – Хвазад пошатывается и снова опускается на землю, сам того не замечая, потирает порезанное запястье. Йохан кивает молча, с трудом переминается с ноги на ногу и вытягивает вперед руку. Расгард зевает.

– У него не выйдет. – Хвазад молчит, пытаясь не отключится прямо там, а Йохан поджимает губы. Расгард больше чувствует, нежели видит его недовольство, обиду, злость и зависть. Иной мир щебечет, улавливая эти эмоции, и пусть сам Йохан того сейчас не осознает, они – лучшая подпитка для мира, слаще любого меда и пьянее самого крепкого вина. Бегущее по венам раздражение превращается в силу, обида питает и манит, злость направляет, а зависть уничтожает врагов. Расгард чуть улыбается, чувствуя пока слабый, но уже наметившийся проток между тканями миров. Сухое русло, в которое скоро хлынет слепая сила.

– Неплохо, светлый. Неплохо.

Йохан озадаченно оборачивается, хмурится уже почти привычно, и явно недоумевает с чего удостоился похвалы. Расгарда щекочет нотка злости. Он не хочет объяснять очевидного. Скашивает глаза на Хвазада рядом и поднимается, бросая больше ему, нежели Йохану.

– На сегодня хватит.

Хвазад улыбается и закрывает глаза, София тут же пристраивается на его плече немым стражем. Йохан все еще хмурится, но не противится, опускает руки, размазывая подсохшую кровь по ладоням. Расгард поднимает с земли брошенный гримуар. Ловко кидает его Йохану. Ворчит.

– Надеюсь читать ты умеешь.

– Куда уж без этого.

Йохан шипит в ответ, и Расгарду закрадывается нелепая мысль, что стоило бы помочь ему с первым обращением, но он гонит ее прочь, чуть пинает Хвазада по ноге, проверяя правда ли тот заснул. Хвазад не шевелится, так и сидя на земле безжизненной статуей. Только София недовольно тихо ухает и машет мягкими крыльями. Уснул.

– Позаботься о своем создателе, тварюга проклятая. – Он отходит в сторону, краем глаза замечая, что Йохан устроился прямо на земле с гримуаром, хмыкает себе под нос и потягивается, ощущая щекоткой на коже зов иного мира.

– Трапфера, да? – Новое заклинание отзывается чем-то неуловимым, воздушным и светлым, и иной мир предлагает свой ответ, до которого наконец-то дошел. Расгард слушает его песнь, улавливает три переливчатых голоса, считает напевные слоги, складывает их воедино, облекает в слова. – Так не пойдет.

Он садится на землю, скрещивая ноги и опуская на локти голову. Закрывает глаза. Слушает.

Мир вокруг поет сотней неслышимых человеком голосов. Мир вокруг двигается и дышит. Мир вокруг живет в миллиардах ипостасей: листок на дереве, травинка под сапогом Расгарда, ползущий где-то жук, полеты птиц над головой и ночной ветер, рыба в океане, первая капля дождя и призрачный рассвет. Мир живет, дышит и вьет свою полную силы песнь. Но Расгард не слышит ее. Просто знает, что она есть, и что она – необходимый противовес. Его мир не ластится солнечным лучом, не обдает прохладой в жаркий день, он выжигает даже пепел, замораживает кости и проливает кровь. Его мир поет криками убитых и плачем несчастных, его мир прячется в тенях и едком дыме пожаров, проскакивает между болезненных слов, слышится в каждом ударе топора о плаху, в треске костров инквизиции, и смеется, смеется… Его мир – это обратная сторона, и он не способен создавать, лишь разрушать. Лишь насмехаться.

Расгард разбирает заклинание Хвазада на составляющие, наблюдая, как реагирует невидимое на тот или иной слог. Легкая дрожь, холодок на кончиках пальцев, звучащие громче или тише голоса. Все не то. Каждый раз ответ срывался, затихал в отголосках, прятался и не хотел проявляться в конечной форме. Расгард открыл глаза, задумчивая пощипывая траву. На плечо почти бесшумно опустилась София.

– Работаешь над оборотом. – Хвазад подходит так же беззвучно, как частица его души, садится рядом, подбирая под себя ноги, кивает. – А мальчишка твой не так плох. Не ожидал от светлого такой зависти.

Расгард скашивает глаза – Йохан перелистывает страницы гримуара и что-то бурчит под нос, с такого расстояния не слышно, но Расгард чувствует неумелые потуги, заклинания никак не хотят ложиться на язык, но иной мир уже приветствует их. Их и своего нового хозяина.

– Если ты не знал, среди светлых рождается больше всего темных.

– Знаю. – Хвазад срывает какой-то цветок, крутит его в пальцах и молчит какое-то время. – Они просто мастера ломать жизни.

Расгард хмыкает, вспоминая.

– О да. – Смотрит на Йохана. – В нем много зависти. Хороший материал.

Хвазад тоже смотрит на мальчишку, думает о чем-то своем, а потом щурится, словно что-то замечая. София ощутимо вздрагивает. Расгард понимает в чем дело, только когда Хвазад поднимается, широкими шагами направляясь к растерянному парню, встает следом, отряхивая подол плаща.

– Придурок. – Он с размаху дает Йохану подзатыльник, пока Хвазад вертит в руках гримуар. – Не умеешь не берись, твою за голову.

Йохан отшатывается и смотрит волком, но оба мага знают, раскаяния не испытывает. А может даже не понимает, что натворил. Хвазад хмурится и качает головой, передавая книгу обратно владельцу. Расгард начинает закипать.

– Пять лет трудов из-за тебя, пес, насмарку. – Расгард почти рычит, разглядывая кровавые пятна на страницах, Хвазад наклоняется за чем-то на земле. – Да что б тебя на костре инквизиции сожгли.

– Не кипятись. – Хвазад распрямляется, поднимая с земли несколько каких-то цветов и листиков с травинками, по его немому зову София присаживается на плечо, а потом слетает, исчезая в ткани пространства. – У светлых другие методы.

Расгард это знает, но не злиться не может, хотя больше не ругается, потому что видит, Хвазада тоже не устраивает вся ситуация. И еще он что-то придумал. Что-то, от чего веет тьмой и страданием.

София вернулась через несколько мгновений, в ее клюве был зажат небольшой мешочек. Хвазад потрепал птицу по голове, и она слетела куда подальше. Он развязал тесемки. Расгард оскалился, достал кинжал, проколол палец.

– Руг. – Травы в руках Хвазада сгорели, оставив сизоватый дымок, который тут же втянулся в мешочек, в небольшой, вывалившийся в раскрытую ладонь полупрозрачный камень. Расгард сделал шаг вперед – Йохан отшатнулся. Кровь с пальца бежала по руке, и Расгард, схватив непокорного парня за волосы, вывел на его лбу красный знак.

– Файно. – Сила взвилась, потянулась к камню, отчего тот замерцал, а потом устремилась на зов, вобралась в кровь, напитала символ. Йохан рухнул к их ногам безвольной куклой. – не думал, что ты решишься так его наказать.

Хвазад хмыкнул, присаживаясь на корточки перед Йоханом и проверяя, дышит ли тот. Убедившись, он поднялся, пряча камень обратно в мешок и отдавая его Софии – та тут же исчезла.

– Даже я ценю гримуары, знаешь ли.

Расгард усмехается и разворачивается, направляясь к повозке.

– Ненавижу светлых.

Хвазад за спиной смеется.