— Спасибо, приду обязательно. Когда и куда?

— Соединяю с секретаршей, — сказал директор. — Она подробно объяснит.

В трубке вновь раздалась мелодия.

«А насчет приятной компании он явно загнул, если имел в виду себя, — поморщилась Юля. — Этот надутый Францевич мне вовсе не нравится. И писала я о нем вовсе не искренне, просто добросовестно выполняла заказ… Ишь ты, перетрудится он, бедняжка, если сам продиктует адрес! На месте секретарши я бы давно подлила ему в кофе касторки!»

— Юлия Викторовна? — секретарша, однако, была на босса не в обиде. — Диктую, записывайте… Начало банкета в восемнадцать ноль-ноль…

Ох, и долго же еще ждать! В животе урчит от голода. Хороший директор начинал бы рабочий день с пирушки, а не заканчивал ею! Надо будет внести такое рацпредложение…

Но вот что странно: ее куда больше беспокоят помыслы о еде, чем… о расставании с Денисом.

«Наверное, я совершенно бездушное существо, — подумала Юлька, записав адрес ресторана и повесив трубку. — Другая бы в петлю готова была лезть после подобных событий. А я — ничего, даже собираюсь на банкет… Кстати, не одолжить ли у Ольги ее ажурные чулочки?…»

Лида не уходила из коридора, дожидалась окончания разговора.

«Любопытной Варваре нос на рынке оторвали, — с досадой проговорила Юлька про себя. — Все-то ей надо знать!» Однако она ошиблась. Намерения соседки были иными. Едва трубка легла на рычажок, Лида несмело шагнула к Юльке. Она волновалась, точно маленькая девочка, вынимая из-за спины целлофановый пакет:

— Вот, я тут… Мы тут решили… Короче, это тебе. А то в полотенце и простыть недолго, плечи-то голые…

В пакетике лежал аккуратно свернутый домашний халатик. Пестренький. Почти такой же расцветки, как у самой Лиды, только не полинявший, а новый. С пуговицами, а не с булавкой.

— Сама себе не купишь небось? — робко добавила Лида. — То эту шалаву кормишь, то хрена старого, то Катьку конфетами балуешь… На себя ничего не остается.

И тут Юльку наконец прорвало. Она кинулась к Лиде на шею и громко зарыдала.

Почему во время невзгод мы часто остаемся внешне спокойными, а плачем тогда, когда кто-то о нас заботится?…

Банкетный зал находился на втором этаже ресторана. Юлька едва не слетела с лестницы: неловко было подниматься по ступенькам на непривычных высоченных каблуках-шпильках.

Оля с радостью экипировала сестренку, надеясь этим хоть как-то загладить свою вину.

Но Юля, впрочем, уже и не сердилась на нее.

А что! Они — двойняшки, и реакции у них сходные. Если одной из сестер понравился Денис, то им вполне могла увлечься и вторая. Тем более что вся обстановка располагала к интиму: двое наедине в одной комнате с двуспальным диваном.

В конце концов Юлька сама виновата, что оставила их тет-а-тет. Не дошкольница, могла предположить, к чему это приведет…

Да и не первый это случай. Взять хотя бы совсем недавно оборвавшуюся историю с Мишей, нудную, тянувшуюся не один год. А с Денисом, к счастью, отношения не успели перерасти во что-то серьезное и глубокое… Так что — скатертью тебе дорога, подающий надежды режиссер Ивашенко! Теперь ты действительно для Юлии только подающий надежды режиссер, не более того. Станет она из-за тебя страдать, как же!

И потом, если удариться в переживания, это повредит работе. А Юлька просто обязана довести съемки до конца! Это вопрос профессиональной чести… Передачу ждут многие: и милейший Кошкин, и ревнивая Сесиль со своими пятью малютками, и конечно же Лида.

И еще один хороший человек, по Юлиному замыслу, должен принять в ней участие и честно заработать свой гонорар…

…Задумавшись, Юлька зацепилась острым каблуком за край ковровой дорожки и… кубарем покатилась по ресторанной лестнице.

«Хорошо — никто не видит». - промелькнуло в голове.

Единственное, что ей удалось предпринять, — это сгруппироваться, сжаться в комок, чтобы не переломать своих длинных рук и ног.

И вдруг… она взлетела на воздух!

Поразило мгновенное ощущение: «Как! Я на самом деле воздушный шар?»

Да ничего подобного! Просто кто-то очень сильный поймал ее и приподнял над ступеньками.

— Хеллоу, синьитчка! — поздоровались с ней.

— Спасибо, доблестный рыцарь Квентин Дорвард! Вы спасли даме жизнь!

— Бьютифул леди! — засмеялся он. — Прекрасной даме!

Руки-ноги вроде бы целы. А вот Ольгины башмачки… Вон он, тонкий каблучок, остался лежать на верхней ступеньке.

Сестричка вполне может заподозрить, что Юлька специально его отломала, чтобы насолить.

Ну, это ладно… А как быть с банкетом? Войти туда, хромая на одну ногу?

— Опустите меня на пол, — потребовала она. Джефферсон послушался.

Юля села на ступеньку, сняла второй ботинок, целый, протянула американцу:

— Ломайте.

— Вы уверены?

— Стопроцентно!

— Загадотчная русская душа! — с неподдельным восхищением произнес он. — Совсем как у Достоевский.

Юля глянула на часики: ну вот, она опять опаздывает! Как бы не съели все без нее!

До чего медлительный этот Квентин! Для агента по сбыту это просто непростительно! Небось, частенько получает нагоняи от своего начальства.

— Скорей же! У меня живот к спине прилип!

Мистер Джефферсон критически оглядел ее живот, потом спину, однако не заметил ничего необычного:

— Это значит, что вы поранились?

— Это значит — жрать хочу как собака!

Она не директор завода, она не станет миндальничать с этим бестолковым иностранцем!

— Сори, — улыбнулся он. — Как поэтично вы говорите!

— Ага. Русский язык — он такой. Великий и могучий, правдивый и свободный. Нe будь его, как не впасть в отчаяние…

Но сама она в отчаяние уже почти впадала.

— Ломайте же! С вами объясняться, только гороху наевшись!

— Вы любите горох?

— Вот большой американский тормоз! — в сердцах воскликнула Юлька и попыталась выхватить ботинок из его рук. — Я бы сама уже сто раз справилась.

Не тут-то было!

Джефферсон размахнулся и отшвырнул башмачок далеко в сторону. Обувка пролетела через лестничный пролет, реактивным снарядом пересекла вестибюль и приземлилась перед носом изумленного швейцара. Однако тот был отлично вышколен и вежливо промолчал: ресторан славился своей роскошью и дороговизной и обижать гостей тут было не принято.

Юля уже готова была разозлиться не на шутку, когда Квентин важно и размеренно объяснил — только голубые глаза его при этом смеялись:

— Вы поэтично говорите. Я хочу так говорить тоже…

— Пока что вы хулиганите.

— Немножко, — согласился он. — Но это иллюстрация к образному выражению: «Ноги содержат ложь».

— Как? А-а! — догадалась Юлька. — «В ногах правды нет»! И что дальше, мистер?

— Вам нужен транспорт.

— Согласна. Предпочитаю золотые кареты.

Джефферсон развел руками:

— Кареты не имею. Но имею лошадь. Нет, неверно. Нот ай хэв. Ай эм! Я сам есть ваш лошадь.

И он, не спрашивая разрешения, вновь подхватил ее на руки и понес вверх.

Юля не сопротивлялась: ей нравились эксцентричные поступки и эксцентричные люди. Так она и въехала в банкетный зал — на собственном скакуне.

С удовольствием наблюдала, как изменилось выражение лица у трусоватого Тараса Францевича: несчастный директор не знал, как реагировать на такое вопиющее нарушение приличии. Возмущаться или восхищаться?

Решил не реагировать никак, просто указал на свободное место, оставленное во главе стола, по правую руку от него, специально для Джефферсона:

— Прошу сюда. А Юлию Викторовну…

Для Юльки тоже было зарезервировано местечко — с краешку. Видимо, журналисты в этой компании не входили в число наиболее почетных гостей. А впрочем, по всей вероятности, предполагалось, что сам факт приглашения на банкет в числе избранных, уже был высочайшей честью.

Остальные гости расселись в промежутке: тоже, разумеется, строго соблюдая табель о рангах. Они почтительно, скрывая жгучее любопытство, ожидали, как американец распорядится своей очаровательной ношей.