Вероника Андреевна подкрутила какие-то винтики на перекладине своего одноногого рабочего кресла, отчего оно сразу стало на несколько сантиметров выше, подняв старушку над столом, как лифт.

— Нет, я серьезно, Синичкина. Возможно, тебе просто повезло: попался весьма интересным человек. Я бы даже сказал — человечище!

— Ага. Герой нашего времени.

— Вот именно, И гигантским производством ворочает, и в поэзии разбирается.

— Просто знаток! «Буря мглою…» — это мы все в школе проходили. В третьем классе.

Редакторша, однако, не обратила внимания на ее сарказм:

— Короче, ты попала в ауру его обаяния Вдохновилась.

— О да! Я была всецело покорена. Стала его горячей поклонницей. Фанаткой даже.

— Но и твоих личных заслуг, Синичкина, я не зачеркиваю. Молодчина! Ухватила самую суть. Я сразу послала в набор, всякой правки.

Вот ведь… не знаешь, где найдешь, где потеряешь.

Юлька, честно говоря, боялась, что очерк забракуют. Причем это ее ничуть не огорчило бы.

Пришла же нынче сюда совсем за другим:

— А про «Севильского цирюльника» вышло уже?

— А, это! Ну да, в сегодняшнем номере Там, на полке, экземплярчики. Возьми себе.

— Сколько можно забрать?

— Да хоть все. Один мне оставь на всякий случай, и ладно. Материал о новой постановке оперы Россини оказался на предпоследней полосе. Юля с огорчением обнаружила, что текст сократили почти вдвое. Промолчала однако: не исправить уже, так зачем после драки кулаками махать?

Зато фотография, как она и предполагала, получилась выразительной: лицо Дениса было повернуто к зрителям остроносым профилем, и режиссер весь, казалось, устремился куда-то вперед, к грядущим творческим открытиям.

«И на том спасибо, — подумала Юля. — Бог даст, какая-нибудь любвеобильная спонсорша западет на такого интересного парнишу и выложит денежки на новую постановку… Точно, именно так и случится. В моего Дениску не влюбиться с первого взгляда просто невозможно».

Совсем забыв о присутствии Вероники Андреевны, она присела на краешек стола и долго, с мечтательной улыбкой, разглядывала любимое лицо, так удачно запечатленное коллегой — фотографом.

Жаль, что снимок не передает движения: а то бы кончик носа слегка шевелился, как это случается у ревнивцев.

«Вот увидишь, Дениска, я не дам поводов для ревности!

Тебе не придется выступать в роли Отелло, честное журналистское! Напрасно говорят, что Близнецы — создания переменчивые и непостоянные. Это все досужие домыслы шарлатанов-астрологов. Я, например, если уж полюблю, так ни за что не стану наставлять рога своему избраннику… Если полюблю… Если…»

«Если» называется сослагательным наклонением. А как все это прозвучит в изъявительном? Любит ли она по-настоящему Дениса Ивашенко?

Кажется, да.

Говорят, если кажется — перекрестись. И Юлька для верности перекрестилась.

Но тут же вздрогнула от неожиданной и неуместной реплики редакторши:

— Какие сдвиги произошли в нашей духовной культуре в последние годы! Среди молодежи стало много верующих. Отрадно, отрадно. И вселяет надежду!

— Извините, — смутилась Юлька. — Это я так… Нечаянно!

— Не вижу в твоем жесте ничего постыдного. Совсем даже напротив. Осенить себя крестным знамением никому не помешает.

Тут выцветшие глазки мамы Карлы по-молодому вспыхнули:

— Кстати, нашему изданию надо бы взять интервью у референта самого патриарха. Ты, Синичкина, не хотела бы попробовать?

— Я подумаю, — ответила девушка.

Обычно Юля с готовностью бралась за любую работу, но сейчас ее отчего-то неприятно царапнуло словосочетание «референт патриарха». Как будто кто-то, нечуткий к родному языку, искусственно соединил несоединимое и несовместимое: по-современному деловое — со священным, высоким, бескорыстным. Неестественно и… нехорошо как-то. Коробит.

А может, неприятное чувство возникло просто оттого, что редакторша непрошено вклинилась в ее размышления о сокровенном, о любви… Точно пыталась подглядеть за ней в замочную скважину в самый интимный момент…

— Понимаю твою неловкость, Синичкина, — Андреевна восприняла причины заминки иначе. — Тебе такое задание кажется слишком ответственным для столь юной особы… Поверь, это ложная скромность, дорогуша. Ты недооцениваешь свою одаренность. Не надо занижать себе планку!

— Я постараюсь, — сдержанно кивнула Юля. не вступая в дискуссию.

Газеты в сумочку не влезали, и девушка сложила их вчетверо Надо было бежать дальше, ее ждала еще уйма дел.

— Катька, поганка! Ты что, совсем тупая, русского языка не понимаешь?

Юлька зажмурилась, изо всех сил ущипнула себя за руку, потом вновь открыла глаза. Пыталась стряхнуть наваждение, но оно, зловредное, никак не стряхивалось.

Создавалось полное впечатление, что она вернулась домой. Однако… никуда она не возвращалась.

Почему же тогда по ту сторону дверей так явственно звучат Лидины окрики?

Юля еще раз надавила на кнопку звонка — совсем не своего звонка, расположенного на треснувшем косяке их обшарпанной коммунальной квартиры. Она стояла возле роскошной двери, облицованной дубовой панелью, а на самом деле, видимо, бронированной.

— Кого еще черти приволокли? — раздалось изнутри.

Лидия! Как пить дать, Лидия! Только как соседушка оказалась тут, в квартире имиджмейкера Кошкина, в которую сейчас звонила Юлия Синичкина?

А, понятно! Пришла к знаменитому парикмахеру, надеясь напроситься в постоянные клиентки, чтобы всегда щеголять с фруктовым садом на макушке. Вот уж дурища! В салоне Кошкина такие расценки, что Боре за одну-единственную укладку пришлось бы пахать полгода.

Дверь наконец начали отпирать. Процедура была долгой. Видимо, имиджмейкер обеспечивал безопасность своего большого женского семейства при помощи множества сложных замков.

Но вот последний щелчок, и…

Перед Юлькой стояла вылитая Лида, только… чернокожая. Даже халатик на ней был почти той же расцветки, старый, блеклый и полинявший.

В полумраке коридора было не разглядеть деталей, однако Юля ничуть не удивилась бы, увидев вместо одной из пуговиц английскую булавку.

И самым ошеломляющим было то, что жесткие темные волосы негритянки были накручены на допотопные железные патроны-бигуди!

А ведь девушка предвкушала встречу с экзотической «неописуемой красавицей», волосы которой повторяют строение нашей Галактики! Именно так охарактеризовал свою жену милый влюбленный Кошкин.

Какой он, оказывается, идеалист!

«Видно, такая уж у меня судьба, — сказала Юля сама себе. — Родилась под созвездием Близнецов, имею сестру-двойняшку. А потому, наверное, и остальные люди вокруг меня двоятся, повторяют друг друга…»

Что ж, в данном случае, может, это и к лучшему. С Лидиным двойником общаться проще и привычнее, чем с некоей загадочной африканской незнакомкой.

— Чего надо? — нелюбезно осведомилась черная Лида совершенно без иностранного акцента, с акающим московским выговором. — Ходят тут всякие…

Как это было знакомо!

— Здравствуйте. Вы Сесиль?

Лида-Сесиль нелюбезно ответила вопросом на вопрос:

— И что дальше?

— Я от вашего мужа.

Сесиль наметанным взглядом оценила фигуру посетительницы, отвечающую всем стандартам подиума.

— В манекенщицы проситься? Пошла вон. Здесь не бюро трудоустройства!

— Да нет, я…

— Откуда адрес узнала, говори! Он в справочники не внесен.

— Матвей мне сам дал.

— Во врет и не краснеет!

— Сесиль, вы не поняли, — Юлька затараторила быстро-быстро, чтобы ее не успели вновь прервать — Я не к нему, а наоборот, от него! Он сам просил меня зайти.

Сесиль, однако, исхитрилась ее перебить:

— Говорила ему тыщу раз: не связывайся с бабами, стриги мужиков! Они не такие приставучие.

— Я не баба! — Юлька повысила голос и произнесла строго и внушительно: — Я автор передачи, в которой ваш муж снимается.