— То, что она сделала, — отвращение и боль сквозили в словах женщины, потерявшей все, — было самым ужасным, что мне довелось увидеть, как при жизни, так и в посмертии. Она не наслаждалась процессом, на её лице было отстранённое выражение, никакого сомнения. Изуродовали мою девочку и ушли, уверенные, что смогут избежать наказания. Но, пусть моя дочь ушла, слишком много боли ей причинила эта жизнь, я не могла все оставить на самотек — это ведь была моя дочь.

— Я не принимаю, но понимаю, почему вы так поступили.

Для неё, как для матери, тот день и стал адом, потому она и не боится дальнейшего пути — самое страшное с ней уже случилось.

— Тот человек не долго молчал — признался зятю в содеянном, готов был отправиться в тюрьму, но тот наоборот посоветовал ему молчать в тряпочку и не высовываться.

Это конец. Леонид не только был в курсе, он действительно покрывал преступника и скрывал правду все эти годы, не собираясь проливать свет на смерть первой супруги. Это не семейство — это экспонаты кунсткамеры, в которой представлены самые выдающиеся моральные уроды. Не представляю, как последнее поколение этих семейств вышло вменяемым? Судя по родственникам, они должны были получиться теми ещё мерзкими личностями.

— Спасибо, что поделились своей болью.

— У него тоже есть право на месть, — объяснила свой поступок. — Я только дала возможность им воспользоваться.

М-да, а бабуля у него, конечно, нечто особенное… Решила все передать через меня, чтобы Максим мог совершить месть за смерть своей матери… Ему решать, как дальше поступать, после того, как услышит имена всех виновных в том, что дело убитой придали забвению, но я бы не хотела, чтобы он выбрал путь тех, с кем ежедневно борется. И как мне его удержать от поворота не туда?

— Вы так и уйдете? — отчаянно спросила Света, когда мы собрались покинуть место, в которое с таким трудом попали.

— Да, — Скиф не стал выдумывать оправдания. — Спасибо тебе большое за помощь, скорее всего этот момент окажется решающим для нас. Но на этом все. Посвящать тебя в детали расследования мы не собирались.

— Ты обвинил моих родных в преступлении, а теперь собираешься просто уйти? — девушка разозлилась. — Тебе не кажется, что я должна знать, что вам там призраки наболтали?

— Нет, — такие приемы на Макса не действуют, так что свою позицию в этом вопросе он оставил без изменений. — Если кто-то из твоих родных замешан — ты об этом узнаешь, если нет, то сможешь забыть о нашем знакомстве.

— Дурак! — обидевшись, девушка скрылась за дверью ванной комнаты.

— Не думаешь, что…

— Нет, — не пожелал успокаивать ее. — Ты не хотела говорить при ней — это неспроста, пусть пока ещё живёт нормальной жизнью, ведь ради ее спокойствия я не стану останавливаться.

— Хорошо, — не буду с ним спорить. — Это твоя семья, тебе решать.

По его лицу я поняла, что такая формулировка задела мужчину, ведь своими словами я словно отгородилась от сложившейся ситуации, но, на самом деле, я и правда искренне считала, что пока не вправе влезать в отношения Максима с кем-либо ещё, потому как не прошло достаточно времени, чтобы я привыкла к нашему новому статусу. Да и вообще, есть вопросы, которые мужчина должен самостоятельно решать, ограждая свою женщину от излишних проблем. Здесь не тот случай, ведь я считаю, что ошибки наших родителей — не то, за что нужно нести бремя, и Светлана мне показалась неплохой девчонкой, маленькая ещё, но, возможно, именно брат сможет помочь ей вырасти нормальным человеком, а не погрузиться в то плохое, что несут ее родственники.

Скиф не стал говорить о своём недовольстве, но слегка надулся на меня — нужно с ним обсудить это и объяснить, почему была произнесена именно такая фраза, а то будет копить в себе обиду, пока это не приведет к взрыву, что крайне нежелательно.

В машине, по пути домой, у меня было время собраться с мыслями — мужчина мне его любезно предоставил, но они, совершенно не хотели кучковаться и дать возможность продумать то, как наша будущая беседа будет протекать. Без сомнения, я должна рассказать ему все, щадить его чувства, умалчивая насчёт виновных — бессмысленно, ведь именно к этому он столько шел. Но, почему именно на меня свалилась обязанность открыть ему события прошлого? Будь у меня выбор, я бы с радостью переложила это на кого-нибудь другого, а сама просто была рядом в тяжёлую минуту.

Дома Максим не стал сразу набрасываться на меня с вопросами кто, почему и как? Наверняка, понимая, что правда не снимет камень с его души, ему и самому было нужно время, чтобы подготовиться к тому, что я могу рассказать. И вот, собрались два человека в одной комнате: один не знает, как сказать и как уберечь от боли и ошибок, а другой жаждет услышать рассказ и одновременно с этим боится.

— Если мы так и будем смотреть друг на друга, не говоря ни слова, то ничего не изменится, смерть мамы так и останется безнаказанной, — как самый сильный из нашей пары, Скиф первым разрубил узел молчания.

— Хорошо, — приняла его выбор, — твоя бабушка рассказала, как всё было на самом деле…

С каждым произнесенным словом моё сердце сжималось все сильнее, с каждой новой деталью блеск глаз напротив затухал, теряя жизненный свет. Мне хотелось залепить себе рот скотчем и не дать словам срываться с губ, но я продолжала говорить, рассказывать, скольким людям было наплевать на его мать и горе ребенка, сколькие продолжили жить дальше, не думая, что стоит сказать правду. И один из них не был ему чужим, как бы это не отрицалось.

— Максим, — попыталась прикоснуться к нему, но мужчина спрятал руку под стол, а потом вовсе встал и ушел.

Он не просто вышел из комнаты, я слышала, как звякнули ключи, и хлопнула дверь. В своих страданиях он предпочел остаться один или находится среди чужих людей, не желая принимать мою поддержку. Это оказалось не так больно, как видеть его страдания, но все же укололо грудь обидой и непониманием. Неужели роль, которую я сыграла в этом расследовании, убьет то, что только начало зарождаться?

Но, спустя минут тридцать, произошло неожиданное для меня — дверь снова хлопнула. Кроме Максима никто не мог прийти, а его я не ждала ещё долгое время, считая, что прогулка затянется. Он даже не снял пуховик, появившись передо мной с блестящими волосами — снежинки быстро обернулись капельками воды, от него распространялся зимний холод, но глаза согревали.

Не понимая, что происходит и почему у Скифа в руках цветы, я молчаливо взирала на мужчину в ожидании объяснений.

— Я не знаю, как могу отблагодарить тебя за все, — волнуясь, он хотел провести рукой по волосам, но, видимо, забыл, что они заняты растительностью. — Черт! — осознав, своё затруднительное положение, ругнулся под нос. — Не знаю, какие цветы тебе больше нравятся, поэтому взял разные, — словно оправдывался за выбор из трёх букетов. — Это тебе.

Наверняка мои глаза сейчас напоминали размером крупные монеты, потому как происходящее казалось мне нереальным.

— Спасибо, — попыталась взять цветы в руки, но он внезапно передумал.

— Хотя нет, они тяжёлые — уложил длинные стебли на стол. — Все так глупо, — расстроенно высказался, ероша влажные волосы. — Просто я не знаю, что сказать.

— Максим, — иногда и этот взрослый человек может быть растерянным. — Спасибо, конечно, за цветы, я их люблю, — шагнула вперёд. — Но можно было просто сказать словами. Я ведь переживала, когда ты без слов встал и ушел.

— Прости, Вер, мне срочно нужно было вдохнуть воздуха и уложить в голове сказанное тобой. Я был готов к такому, но до последнего червячок надежды шевелился, грызя тем, что я зря обвинял этих людей. А ты… — мои глаза увлажнились, — ты единственная смогла мне помочь, узнать, почему я потерял свою мать. Ты — мой ангел.

Это не нормально. Даже, если он был готов услышать от меня нечто подобное, сейчас Скиф не должен говорить о том, как сильно я ему помогла, мне не хочется видеть его боль, но именно это было бы нормальным.

— Максим, — вгляделась в его лицо, — почему ты так себя ведёшь?