— Значит, это был ваш сын? — язык не хотел поворачиваться, а губы размыкаться, когда я озвучивала вторую версию — потому что не удавалось отнестись к этому расследованию, как к обычному, потому что я не хотела, чтобы озвученное подтвердилось.

— Нет! — она даже вскочила из-за стола, услышав это. — Мой сын никого не убивал!

Так, я перестала что-либо понимать. Если не муж и не сын, то чьё имя она не хочет называть? Пришлось задуматься, что же сказать дальше, ведь именно сейчас, когда она показывает сильные эмоции, нельзя упускать момент.

— А может, кто-то из близких Леонида решил его избавить от обузы в виде нелюбимой жены? — Прости Макс, но, боюсь, всё было именно так. — Он не стал бы нанимать убийцу, это не были вы, значит… Женщина?

Правильно сделать предположение о том, что, раз в браке между супругами не было близости, тогда мужчина искал бы её на стороне. Он, может, и бесчувственный сухарь, но потребности никто не отменял, к тому же, я не ведаю, но есть вероятность, что вне семьи он был другим человеком.

— Он никогда ничего не узнает, это ведьмовское отродье! Никогда! — выкрикнула мне в лицо и исчезла.

— А вот это мы ещё посмотрим, — ни к кому конкретно не обращаясь, произнесла в пустоту.

Я, чувствуя какое-то непривычное спокойствие, помыла за собой кружку, позвонила Скифу, выключила свет и покинула эту негостеприимную квартиру. Надеюсь, мне больше не придётся сюда вернуться, чтобы снова столкнуться с прошлым этой семьи.

Мой путь до машины прошёл в раздумьях. Я не собиралась скрывать от Скифа то, что узнала и к чему пришла, пусть услышанное не принесёт ему облегчения, но знать правду — его право. А вот то, в какой форме об этом рассказать — это уже на моё усмотрение.

Как и ожидалось, пылких чувств к своей бабушке этот взрослый мужчина не испытывал — воспоминания из детства, где женщина никогда не стеснялась при ребёнке говорить его матери о том, что она никто и звать её никак, навечно въелись в подкорку головного мозга. То, что она ушла из жизни даже раньше провидицы, нисколько его не расстраивало, а вот причина смерти заставила меня удивленно вскинуть брови — нелепая банальность — сосулька с крыши упала на голову. Это, конечно, довольно ужасно, умереть по такой причине, но у меня не было к ней жалости.

Макс надеялся, что будет возможность поговорить с его матерью, думал, что после того, что с ней сделали, она должна была остаться. Но, пусть для нас это не на руку, но хорошо ведь, что её ничего не держало здесь: ни месть, ни незаконченные дела. А любовь не должна привязывать, наоборот, дарить покой и чувство, что всё будет хорошо.

После моего рассказал, Скиф не стал делать резких движений, посидев в задумчивости недолго, он завёл машину и привёз меня домой. Я, видя в каком он состоянии, тоже молчала, давая ему время. Оказавшись в квартире, пошла на кухню готовить есть, а он ушёл к себе. И не выходил до вечера.

Я была в своей комнате, читала, когда в дверь негромко постучали.

— Я войду? — осторожно поинтересовался в открытую щель.

— Конечно, проходи, — отложив не слишком интересный детектив, дала согласие.

Так как я сидела на кровати, то и он не стал ничего выдумывать, и устроился здесь же, присев у моих ног в пол оборота, так, что я не могла нормально видеть его лицо. Было понятно, что сделано это не просто так.

— Я знал, что у него была другая женщина, — наверное, было трудно решиться рассказать это мне. — Точнее, узнал после маминой смерти, думаю, что для неё это не было секретом, — от боли в его словах у меня защипало в носу. — Это было не просто временное увлечение, периодические встречи ради секса, это была вторая семья, как принято говорить. У них даже есть ребёнок, дочь, младше меня на семь лет. — Я в голове прикинула, сколько времени его отец жил на два дома и ужаснулась — вот же, скотина! — Развод для его карьеры был не желателен, да и дед никогда бы этого не позволил, но отказываться от той, другой, он не стал.

Мне было тяжело видеть, как с каждым произнесённым словом, плечи мужчины опускаются всё ниже. Такой сильный, сейчас он был подавлен тем, что то, во что ему не хотелось верить, постепенно становится ужасной реальностью. Не отдавая себе отчёт в том, что я делаю, придвинулась к нему и обняла со спины. Сначала почувствовала, как он напрягся, но, после выдохнул и расслабил тело, накрывая мои руки своими. Положа голову на его плечо, продолжила слушать.

— После принудительного переезда в новую квартиру, я почти перестал видеть отца: меня не морили голодом — холодильник всегда наполняла продуктами и готовой едой женщина, приходившая два раза в неделю, она же и убиралась. А вот его самого я видел, в лучшем случае, пару раз в месяц. Дед об этом не знал, потому что жаловаться на подобное пренебрежение я не хотел, окончательно осознав, что отцу на меня плевать. Узнал случайно: девушку повёл на свидание в парк аттракционов, а там он, идёт под ручку с какой-то рыжей, а перед ними девчушка вприпрыжку скачет. Меня тогда словно обухом по голове приласкали — встал как вкопанный, не в силах принять реальность происходящего. Девушка, которая была со мной, вывела меня из прострации, и я, в страхе, что отец заметит, свернул на боковую аллею, таща за собой одноклассницу на буксире. Она тогда на меня обиделась, стоит признаться, что повёл я себя не как нормальный парень, быстро распрощавшись с ней и не объяснив причину. Вот только тогда мне было не до женских обид. Он до сих пор не знает, что я в курсе на счёт второй семьи. Да и откуда, если с тех пор этот человек перестал для меня существовать? Не знаю, как я в силу своего характера и тонны обид не пошёл к нему разбираться, выводя на откровенность…

— Максим, — прошептала, сжав его ещё крепче, — мне очень жаль.

Что я могла сказать? Что его отец та ещё сволочь? Что дети не виноваты в ошибках родителей, и он не должен был так поступать с собственным сыном? Макс и так это знает, но раны, которые наносят родители своим детям больнее всего. Они не заживают никогда, оставаясь тяжёлым грузом на сердце, даже, если ребёнок сумел простить. А Скиф не мог, потому что душа болела не только за себя, но и за мать, потому что из-за этого, вполне возможно, он потерял единственного близкого человека.

Извернувшись в кольце моих рук, он прижался к моей груди, обхватывая меня за талию. Его боль я чувствовала, как свою, поэтому не воспротивилась такому повороту, сначала осторожно, а потом и более уверенно гладя его по волосам.

У меня уже ноги затекли, но я продолжала сидеть, незаметно от мужчины пытаясь размять конечности. Но сделать это оказалось проблематично — он обратил внимание.

— Прости, я доставил тебе столько неудобств, — он отодвинулся от меня, давая возможность вернуть ногам чувствительность.

— Ничего, я всё понимаю.

— Нет, я всё имею в виду: твою работу, приезд сюда, необходимость выслушивать подобное.

На моей памяти, это впервые, когда он решил извиниться за то, что втянул меня во всё это.

— Знаешь, оглядываясь назад, — решила быть откровенной, — с одной стороны, мне хочется убить тебя за всё это, а с другой, это может прозвучать странно, но я привыкла к работе в отделе, это даже стало нравиться. Пусть приходится проходить через чужую боль и видеть страшные и неприятные вещи, но результат того стоит. А по поводу твоих исповедей — для меня это не обуза, я рада, что могу быть тем человеком, которому ты можешь открыть то, что у тебя на душе.

Он не ответил на слова, он не ответил на мягкую улыбку, что была на моём лице, он просто подался вперёд и поцеловал. Макс. Меня. Поцеловал. Неожиданно…

Поцелуй оказался настолько коротким — всего лишь мимолётное прикосновение губ, что я даже не поняла сразу произошедшее. Как мне отреагировать и что я думаю по этому поводу?

Вдох. Взмах ресниц. И он, не отрывая взгляда, теперь уже медленно, давая возможность отстраниться, прикасается своими губами к моим. Пока мой разум разделяется на две половины — одна в панике кричит: «Ты что творишь⁈ Быстро оттолкни его, он же твой начальник!», а вторая прыгает радостным шариком с воплями: «Йухууу! Он нас поцеловал! Поцеловал! Ах… Мы ему нравимся!», тело делает свой выбор, веки опускаются, и я осторожно отвечаю на поцелуй.