В машине села на переднее сидение, чтобы, если возникнут вопросы, набрать на телефоне сообщение, потому что язык глухонемых мало кто знает, кроме нас самих. В последние минуты своей жизни я недоумевала, как не почувствовала, что он — зло? Почему мне свыше вместо голоса и слуха не дали интуицию? Нормальный, совершенно обычный мужчина средних лет, русский. Пытался со мной заговорить, но быстро понял, что я ему не собеседник.

Не сразу я заметила, что уже не узнаю улицы, по которым меня везут. Пыталась задать вопрос, быстро напечатав его на клавиатуре, но водитель даже не попытался прочесть. Он вообще перестал обращать на меня внимание. Только здесь я занервничала, заволновалась, с опозданием подумала, что даже не посмотрела на номер машины и не отправила его никому. Начала метаться, паниковать, дёргать ручку, наплевав на скорость движения. Долго мне это делать не позволили: крепко ухватив меня за волосы, мужчина со всего размаху впечатал мою голову в панель. Удар был такой силы, что я на время потерялась в боли и каком-то предобморочном состоянии. Наверное, даже отключилась, потому что снова что-то осознавать начала, когда меня волоком тащили по земле, уже со связанными руками.

Я мычала, пыталась вырваться, развернуться, чтобы ударить, но сила была не на моей стороне. Если подумать, в тот вечер на моей стороне не оказалось никого, только смерть. Та же физическая сила, которая дала ему притащить меня куда-то, где было много деревьев и не было людей, позволила сделать с моим телом то, что добило меня, во всех смыслах. Теперь я намеренно отключилась от происходящего, только бы не чувствовать этого, не видеть. Он быстро… Закончил с этим, оставив меня лежать на остывающей после летнего дня земле. Молиться, чтобы он просто убрался, просто уехал, и тогда я бы смогла собраться, что-то сделать…

Внизу всё нещадно болело, голова раскалывалась, я не могла нормально и внятно мыслить, но сделала попытку подняться. Обратно меня опрокинул сильный удар ногой по рёбрам, за ним следующий, после — ещё один… Когда он успокоился, я уже чувствовала себя мертвецом, уже понимала, что мама больше не увидит свою дочь, возможно, она даже не сможет её похоронить. И я просила у неба ещё чуть-чуть времени, чтобы попытаться открыть глаза и в последний раз увидеть звёзды, в последний раз вдохнуть этот воздух, вспомнить, что я хотела и чего не успела. Вспомнить ту, что я оставляю жить без меня.

Но когда я поняла, что это ещё не всё, я пожалела, что не умерла сразу: жизнь по капле уходила, шевелиться я не могла, как и слышать звук удара железа о землю. Поэтому сказать, сколько мне рыли могилу, смогла лишь после смерти, оказавшись в этом мире уже в другом качестве. Неглубокая яма оказалась — мой убийца не сильно утруждался, раскапывая землю маленькой лопатой. Откуда только взялась? Там я и сделала свой последний вдох: в своей безымянной могиле в каком-то леске, уже не чувствуя, как комья земли ударяются о моё тело.

Открыв глаза в своей реальности, я закашлялась и судорожно попыталась впустить воздух в лёгкие. Меня тормошили, что-то кричали, но мне было плевать. Я жива! Я жива! Я! ЖИВА! Я, Ремизова Вера Максимовна, девушка, которая видит призраков, а не Староверцева Лера Андреевна, жертва маньяка. Стоило сознанию принять действительность, как я смогла воспринимать окружающую меня реальность.

Крики прекратились, наверное, поняли, что это не помогает. Ближе всех ко мне был Скиф, сидел рядом, держа моё запястье и отсчитывая пульс. За его спиной столпился весь отдел, почти у каждого на лице просматривались неуверенность и сочувствие.

— Пришла в себя?

Максим сделал попытку приобнять меня, чтобы помочь подняться, но моё тело на автомате шарахнулось в обратную сторону. Я даже не сразу поняла, что сделала, осознала лишь тогда, когда увидела реакцию окружающих. Стоит сгладить ситуацию.

— Я в норме, — хриплым голосом, заверила я, удивляясь этому звуку. — Только пить хочу.

— Хорошо, пойдём в мой кабинет, расскажешь, что случилось, — он больше не делал попыток мне помочь.

Тело болело, будто бы меня и вправду пинали долго и со вкусом. С кряхтением поднялась с пола и, дождавшись, пока перед глазами перестанет всё вертеться и кружиться, не спеша последовала за главным. Проходя мимо сотрудников, я вновь поймала себя на том, что избегаю прикосновений. Такого я раньше за собой не замечала…

— Держи, — Скиф поставил стакан с водой на стол передо мной.

С жадностью припала к прохладному стеклу, делая желанный глоток. Немного полегчало, хотя я и продолжала чувствовать себя разбитой, но теперь могла рассказать о том, что случилось.

— Такое со мной впервые, — начала рассказ, одновременно анализируя произошедшее, — возможно, это связано с тем, что эта девушка и после смерти не получила возможность говорить, а, может, и по какой-то другой причине, я не знаю. Когда я дотронулась до неё, словно стала самой Лерой в день, когда она умерла, видела всё её глазами, но не могла ничего изменить. Я даже не могла понять, что я не она, что это нечто вроде сна для меня. Теперь я знаю, что привело девушку к смерти, могу даже описать внешность убийцы, — его лицо словно врезалось в память, вставая перед глазами по первому требованию.

— Хорошо, я позову спеца, он поможет составить фоторобот, — переплетя пальцы перед собой, Максим положил на них голову. — Так же в подробностях запишешь всё, что видела.

— Поняла, — кивнула в знак того, что всё сделаю. — Могу идти?

Мой вопрос повис в воздухе, потому что Скиф не торопился на него отвечать, лишь со странным вниманием смотрел на меня, отчего становилось неуютно. Я и так достаточно сегодня вытерпела, чтобы ещё и теряться в догадках, что творится в голове у моего начальства. Уже собралась высказаться по этому поводу — нервы были на пределе, как он заговорил.

— Ты нас напугала, Вера, — удивил произнесёнными словами. — Лежала там и мычала, выгибаясь, словно от невыносимой боли. Мы даже прикоснуться к тебе не могли — тебе становилось хуже. Ты была в отключке минут двадцать, но я, наверное, постарел за это короткое время на несколько лет. На следующей неделе мы проверим твои догадки по поводу того, с чем связано проявление твоих способностей в таком ключе. Но делать это будем под моим наблюдением, сама даже не думай экспериментировать на выходных. Поняла меня?

Ишь, как раскомандовался! Как будто я горю желанием ещё раз такое повторить. Нет, он прав, конечно, стоит разобраться с тем, что сегодня случилось, но у меня всё узлом внутри завязывается, стоит подумать, что снова придётся пройти через подобное.

— Я не стану проверять свои выводы, — пообещала ему. — Теперь могу идти?

— Иди, — в этот раз дал своё разрешение. — Наш художник появится через несколько минут. После того, как закончишь с отчётом, можешь идти домой. Отдыхать.

— Хорошо, — эта весть даже не всколыхнула во мне какие-то эмоции, я просто приняла её как должное.

Следующие несколько часов моей жизни были потрачены на то, чтобы помочь в поисках маньяка. Составлять фоторобот оказалось не так уж легко, но я справилась, благодаря помощи Игоря — специалиста из третьего отдела. Он пришёл со своим ноутбуком, удобно расположился за моим столом и, без лишних вопросов, приступил к работе. Видеть эту мерзкую рожу снова было тяжело, но я добросовестно исполнила свой долг. Словно смотрю на чёрно-белый рисунок этого урода. Передёрнув плечами, оторвала взгляд от распечатанной картинки и занялась отчётом. Выудила из памяти всё, что могла, даже отметила, где Лера получила ту злополучную листовку, потому как это мелькало в её мыслях. Сделав то, что требовалось, передала документы начальству и поехала домой. На автобусе.

Дома закрылась на все замки, задёрнула шторы и включила везде свет. Понимаю, что веду себя иррационально, возможно, если бы я была не одна, мне было бы легче справиться со страхом, который поселился внутри, но я была одна. Приняв ванну, согрела тело, но душа продолжала болеть. Мне было ужасно жаль эту девушку, жаль её мать, я даже жалела себя из-за того, что мне пришлось это пережить вместе с Лерой. Но я до дрожи боялась закрыть глаза и вернуться в тот день. Снова перестать контролировать своё тело и разум. Поэтому до рассвета лежала, вперив глаза в потолок, только потом найдя в себе силы их закрыть и провалиться в сон. Когда проснулась, часы показывали начало четвёртого, но я даже не пошевелилась, чтобы встать. С постели меня подняла трель дверного звонка, которая настойчиво вторгалась в моё уединение.