Звуки постепенно глохли в лесной глуши. Я опустил окно, вдыхая запах мокрой зелени, земли, ванили. Гомон птиц оглушал.

Мы ехали около сорока минут. Морок молчал.

— Здесь, — произнес он, наконец, останавливая машину посреди дороги.

Было сложно понять, по каким приметам ему удается ориентироваться. Этот участок джунглей ничем не отличался от других, на мой взгляд.

Я открыл дверь и спрыгнул в глину, чавкнувшую под ботинками. Никого из встречающих не видно, и следов тоже никаких.

— Прощай, Аметист, — сказал морок, добавил что-то еще, но его слова заглушил рев мотора.

Внедорожник дал задний ход, развернулся и покатил обратно. Дорога на этом отрезке пути была прямой. Я видел как все быстрее и быстрее едет машина, грязь фонтаном летит из-под колес, натужно рычит мотор. Похоже, мой враг стремился как можно скорее покинуть это место. А потом… в реальности все иногда происходит слишком быстро. Точнее, реальность не тормозит события в отличие от гуманного сна.

Грохот, лязг, взрыв, яркая вспышка…

Мар не притормозил на повороте. Он вообще не сбросил скорость, а со всего разгона врезался в каменный склон, который петлей огибала дорога.

Пламя охватило машину.

Не справился с управлением? Странно. Это ведь не я так пожелал его смерти?.. Похоже на тот случай с дэймосом, что был во сне Никоса…

Кто-то ощутил мое воздействие на его подсознание?.. Сработал «крючок»?..

Но разбираться с этим сейчас некогда. Мне надо уходить.

Свою последнюю задачу морок выполнил, вывел меня из бункера. А теперь… никто не сможет заглянуть в его мир снов и случайно наткнуться на мой след.

Для меня это очень удачно.

Я отвернулся от горящей машины, вглядываясь в густой лес и прислушиваясь. Птицы, испуганные шумом, снова загомонили, зашумел ветер.

Я ожидал появления нового вездехода, раз уж здесь была дорога. Или любого другого средства передвижения. Но моим предположениям не было дано осуществиться.

¹ Эгида — накидка из шкуры козы, принадлежавшая Зевсу, обладала защитными свойствами.

² Аметил перефразировал Александра Великого.

Из-за деревьев вышел человек. Высокий бэйцзинец в походной одежде с небольшим тактическим рюкзаком за плечами окинул меня внимательным взглядом, словно сверяясь с мысленным описанием. Легко поклонился, сумев вложить в это приветствие холодноватую, сдержанную вежливость. Я ответил тем же.

Он равнодушно взглянул в сторону пламени и вынул из кармана сканер.

— Прошу меня извинить, — прозвучало такое же невозмутимо-корректное на бэйцзинском.

Учтивая фраза, которая может означить очень многое, в зависимости от контекста. «Отойдите, мне выходить на следующей остановке», «ваша просьба неуместна» или, как в данном случае «хочу обыскать твои карманы». Незнакомец собирался убедиться, что на мне нет геодатчиков и прослушивающего устройства.

Чуть больше минуты он водил надо мной сканером, проверяя на наличие «жучков».

Ничего не нашел. Но на его холодноватом лице с высокими скулами и темными миндалевидными глазами не отразилось ни одного чувства.

Убрал прибор и, жестом велев следовать за ним, ступил с дороги в густой тропический лес.

Несколько минут мы шагали молча. Недавно прошел дождь и земля под ногами, покрытая толстым слоем опавшей листвы и веток, превратившихся в труху, была мокрой как губка. Сквозь плотные кроны деревьев падали солнечные лучи, прямые, словно белые копья. В них кружили насекомые.

Я оглянулся. Наши следы терялись в серо-зеленом мареве джунглей. Мой проводник уверенно шел вперед, не тратя время на осмотр местности, похоже прекрасно ориентировался.

— Здесь невозможно найти человека, если не знать где искать, — произнес бэйцзинец, не оборачиваясь.

Он тут по своей воле? Или выполняет приказ, записанный в подсознание? Имени мой спутник не назвал, и я также не спешил представляться.

— Долго идти? — спросил я, думая, ожидать спринтерского броска или марафонского забега.

Исходя из этого надо рассчитать силы.

— Привал ночью, — ответил он, размеренно шагая по влажным листьям.

Значит, долгий забег по пересеченной местности.

Под ногами стали попадаться камни. Между ними текли мелкие ручейки, бегущие с возвышенностей после дождя. Пару раз наш путь преграждали скалы.

Я успевал наблюдать за спутником. Он движется легко в душном и влажном воздухе, даже не вспотел в своей полувоенно-походной одежде. Казалось, бэйцзинец находится в настолько естественной среде обитания… как зверь, идущий по своей тропе.

А вот мою футболку хоть выжимай. Очень хотелось снять ветровку, но тогда соберу на голую кожу все колючки и укусы насекомых по пути.

Интересно, как скоро слуги Альбиноса найдут его? Что станут делать в первую очередь: прочесывать местность или подсознание тех, кто видел меня? Узнают, что Мар мертв, и вот уж тогда бросятся в погоню. Воздушной техники в армии Анахарсиса я не видел. Но даже если она есть — разглядеть что-нибудь с воздуха в этих зарослях малореально. Пустят дроны — тот же результат…

Проводник остановился возле обрыва. Я перевел дыхание, вытер потный лоб. Мы стояли на краю провала, поросшего лесом. Что было внизу — разглядеть невозможно из-за переплетения ветвей и густой листвы.

Спутник присел, пошарил под корнями дерева и вытащил две веревки. Они были привязаны к стволу, перекручены надежными, даже на первый взгляд, узлами.

Тихо звякают карабины.

— Спускался когда-нибудь? — спрашивает он, показывая снаряжение для скалолазания.

Его фраза на «высоком бэйцзинском» звучит гораздо вежливее, что-то типа «не составит ли для вас трудности воспользоваться этим?» Но смысл один и тот же.

— Справлюсь, — отвечаю я кратко.

Он берется за свою веревку и первым прыгает вниз. Я следом. Полет-скольжение по синтетической струне всколыхнул давние воспоминания. Пара метров почти свободного падения, краткий рывок остановки, оттолкнуться ногами от склона и снова вниз. Ветер омывает лицо и остужает тело.

Несколько минут чистого восторга. Я и забыл, что реальность может дарить столько удовольствия.

Проводник ждал меня внизу, на берегу неширокой темной реки, стиснутой высокими горами.

Мы отправились дальше.

На этом отрезке вода была медленной и сонной. Но уверен, чуть дальше, как всегда в горной местности, шумит на перекатах и брызжет белой пеной.

Берег оказался засыпан мелкой галькой, но иногда у самого водного потока виднелись полосы серого песка. Вдыхая свежий запах, я подумал, как хорошо было бы окунуться, смыть пот и грязь, но спутник, не задерживаясь, шагал вперед к лишь ему известной цели.

Река стала шире, горы отодвинулись, впуская яркие лучи, те заиграли на гладкой поверхности, на мокрых валунах. Я прищурился от этого блеска, обратил внимание, что солнце заметно сместилось. Вторая половина дня.

На кромке небольшой заводи стояла узкая лодка с низкими бортами. У нее было мало общего с классической бэйцзинской и с баннгокской «длиннохвостой», скорее, маленькое каноэ.

Проводник жестом велел мне забираться первым, легко толкнул борт и запрыгнул сам. Я сел ближе к носу. Спутник поднял весло. Лодка легко заскользила вдоль скал, и я увидел, наконец, то место, куда мы плывем: высокий провал пещеры.

Неровный свод своей тенью заслонил небо, а потом и вовсе заменил его. Некоторое время мы, покачиваясь, двигались в полосе света, падающего снаружи, а потом тень сгустилась, бэйцзинец включил фонарь и передал его мне, освещать путь в подземной тьме.

Здесь было очень тихо, лишь мягкий плеск, редкое хрустальное пение капель, срывающихся с большой высоты. Каждый звук отдавался гулким эхом. Луч света выхватывал каменные наросты на стенах, напоминающие то голову дракона, то летучую мышь, то фигуру в белых одеждах. Вода промыла в горах множество проходов и мой спутник, не раздумывая, выбирал нужные подземные протоки.