Открыла её. Шагнула внутрь…

Ступням стало прохладно от песка, насыпанного здесь.

Муравьи не спали, бегали туда-сюда с тихим шорохом. Хэл смотрела на них, испытывая одновременно любопытство и отвращение. Очень сильное любопытство и отвращение — до дрожи. Противоположные чувства перемешивались, прокатывая по коже то жаром, то ознобом. Нечто подобное она чувствовала, когда появлялся ее Фобетор. Интерес и омерзение.

И едва только Хэл до конца осознала это: услышала далекие, медленно приближающиеся шаги.

Её личный кошмар снова шел к ней… Если бы тут был Мэтт, он бы увел Фобетора от неё, он всегда его уводил…

Цепкие лапки заскребли по ноге, Хэл сбросила насекомое и когда снова посмотрела на муравейник, вздрогнула. Там больше не было муравьев. Крошечные фигурки людей суетились на склонах огромной черной пирамиды со срезанной верхушкой. А на ней, на самом верху… девушка наклонилась.

И поняла, что падает. Или летит. А может, это гигантский зиккурат несется ей навстречу. Не было больше спальни Марка и его самого не было рядом.

За Хэл, ошеломленную и испуганную, уцепились чьи-то руки и потащили по каменным ступеням наверх. Нещадно палило солнце, обжигая обнаженное тело.

Били барабаны. Размеренные гулкие удары падали сквозь вязкую влажность душного дня.

Вокруг были люди. Смуглые, с черными прямыми волосами, в набедренных повязках из разноцветных перьев и ожерельях из желтых цветов. Они пели и оглушающе кричали что-то на непонятном, гортанном языке.

Вершина пирамиды приближалась. По ее краю были расставлены металлические чаши, из которых поднимался едкий тяжелый дым. Он заглушал запах крови, но Хэл все равно чувствовала его. Вдали в мареве жары колыхались джунгли.

Ступени, по которым её тянули наверх, тоже были горячими и липкими.

Ее держали за обе руки, крепко, так, что не вырвешься. Два человека, лица которых были разрисованы синими и красными полосами. По их коже тек пот, размывая краску. Они тоже говорили что-то оглушающим речитативом.

Крики, мерный грохот барабанов, одуряющий дым. Хэл почувствовала как озноб, прокатывающийся по коже, сменяется жаром. И снова ее окатывало холодом.

Над ухом зазвучал голос, глубокий, гипнотический.

— Боги и люди обязаны жертвовать собой, чтобы жизнь продолжалась. Иначе Ночь страха будет длиться вечно.

С Хэл говорил ее Фобетор. Она не поняла, почему так решила. Просто знала.

— В День нового огня пламя горит в груди жертвы, и снова дает начало мира…

Этот голос вводил ее в транс, которому невозможно стало сопротивляться. В его словах был смысл. Пугающий и темный, но объясняющий очень многое.

— Великий бог-воин убил свою сестру, закинул ее голову на небо, превратив ту в луну, убил своих братьев, обратив их в звезды…

Посреди верхней площадки стоял жертвенник. На нем лежал в беспамятстве молодой мужчина. Его кожа была мраморно-белой по сравнению с телами остальных.

Жрец, в ярком облачении из перьев, поднял обсидиановый нож. Замахнулся. И только сейчас Хэл смогла стряхнуть с себя вязкий морок.

— Мэтт! — закричала она во весь голос. — Нет, стойте! Аметил!!

Нож опустился с размаху. Брызнула кровь. Потекла по желобу быстрым темным потоком.

Жрец поднял руку с ещё бьющимся сердцем.

Ноги гурии подкосились. Она не упала лишь потому, что её, по-прежнему, держали с двух сторон.

Тело учителя полетело по ступеням как сломанная, никому не нужная игрушка.

Хэл увидела, как стремительно темнеет половина яркого неба: клубясь, её закрывал густой мрак. Медленно он спускался к плоской площадке на вершине пирамиды.

Жертвенник освободился. Хэл подтащили к нему. Положили на тот же камень, ещё теплый от тела Мэтта и липкий от его крови.

Грохот барабанов, ритмичные вопли, палящее солнце, слепящее глаза… она хотела закричать, но не смогла.

Нож, мокрый от крови Аметила, взлетел над ней… но не опустился. Жилистое запястье жреца перехватила чья-то рука. Хэл до боли в шее вывернулась, чтобы понять, что происходит. И увидела Марка, яростного, бешеного и неукротимого. Охотник отшвырнул одного из тех, кто держал Хэл, и буквально выдернул ее из-под жертвенного ножа. Обсидиан ударился о камень алтаря и разлетелся вдребезги.

А Марк, прижимая к себе гурию, прыгнул вниз, прямо с вершины пирамиды, пронзая собой слои сна…

И всё скрыла темнота.

Мягкий приглушенный свет, шуршат лапками муравьи, на ее коже ни капли крови, ни царапины. Сон, куда затянуло Хэлену, был слишком вещественным, слишком глубоким, и охотнику даже не хотелось вспоминать, с каким трудом он пробился к тому слою, где оказалась гурия.

— Мэтт! Я должна увидеть его!…узнать, где он, что с ним! — Хэл порывалась встать и бежать куда-то, сердце ее бешено колотилось, выдохи были такими резкими, как будто она задыхается. — Я должна предупредить… остановить…

— Ты не остановишь такого как он. — Он ответил это машинально, раньше, чем сообразил, что не надо сейчас ничего говорить.

Она яростно рванулась из его рук.

— Успокойся, Хэлена. Тише… При чем тут Мэтт? Что тебя так вывело из равновесия?

— Ты разве не видел⁈ Они принесли Аметила в жертву на том алтаре!!

— Ты ошибаешься… Это только твой страх… твое наваждение… Рядом не было тела сновидения Мэтта. Я бы сразу заметил белого мужчину. Пожалуйста, постарайся дышать размеренно, ровно. Ты должна контролировать свой ужас.…Его не было среди них…

Она больше не вырывалась из объятий. Прижалась к груди, замерла. Марк осторожно разжал руки. Девушка сползла на постель, бледная, с закрытыми глазами, кончики пальцев ее стремительно холодели, под глазами наметились тени. Пульс ровный, но слабый. Дыхание едва ощутимое.

Охотник бережно уложил Хэл на кровать, поднялся, не обращая внимания на легкую дезориентацию. Не с первого раза нашел коммуникатор в ящике стола.

— Тайгер… Проблема с Хэл. Ее затянуло в сон. Я вытащил. Тенчитолан. Попытка жертвоприношения.…Да. Её тела сновидения.…Нет…паническая атака.…Плохо. Она едва жива.

Выслушав ответ и нажав отбой, он бросил аппарат на столешницу, отметил, что темные пятна расплываются перед глазами, упал на простыни рядом с девушкой и повторил:

— … Таких, как он, ничто, никогда, не останавливает.

Шел снег. Густо покрывая землю. Ложился на ветви лиственниц и гнул их к земле. Река, уже подернутая льдом у берегов, ждала мороза, чтобы застыть в зеркальной неподвижности и тоже быть укрытой тяжелой белой пеленой.

Мохнатые хлопья шелестели в водостоке за окном. Липли к стеклу второго этажа и таяли на нем, стекая холодными прозрачными каплями.

Я окинул взглядом свой кабинет. Кипы бумаг, пожелтевших от времени, с выцветшими чернилами, между ними золото навигационных приборов, карты мира снов, все то, что должно было помогать в моих поисках. И снова вернулся к работе.

Я стоял перед широкой пробковой доской, держа в ладони горсть разноцветных булавок. И втыкал по одной в клочки бумаги: распечатки статей из сети, фотографии, портреты, нарисованные карандашом, и листы с именами. Среди прочих там красовалось одно новое — Власис. Друг, работающий на моих врагов. Интересно, знает ли он, к кому привез гурию? Или просто тщательно выполнил задание. Не вдаваясь в подробности, не интересуясь деталями. Как я сам в молодости.

Я ссыпал булавки на стол и, взяв красный шерстяной моток — нашлось в моем кабинете и такое — начал «сводить линии». Тянуть алую нитку от одного человека к другому, прослеживая связи, общие контакты, случайные знакомства, которые могут оказаться совсем не случайными. Одна из веток: Феликс — Нестор — Альбинос — Мар — Амина — Лонгин Сотер — Хэлена и я сам в конце пути. Другая: Феликс — Адриан — Герард и снова я. Или вот эта: Нестор — Феликс — Геспер — Тайгер — … и опять.

Глядя на переплетение алых линий, я видел одно: мое имя «сталкивается» с очень многими именами, и имя Феликса — тоже.