Руль вдавился в грудь водителя. Тело лежало, обмякнув бесформенным кулем, и все сидение было залито кровью. Голова второго полицейского пробила стекло. Деревянный столб упал, расплющив крышу машины.

Феликс выплюнул в ладонь монету, которую все еще держал во рту. Сунул в карман. Мужчина из гуманитарной организации лежал, не шевелясь, завалившись на сиденье. Один глаз, залитый кровью, был закрыт, второй, черный и пустой, смотрел на Феликса неподвижно и мертво.

Чтобы вылезти из машины, дэймосу пришлось перебираться через него. Проползти согнувшись и прижимаясь вплотную. Танатос смотрел на неподвижное тело со сломанной шеей. Еще теплое, из порезов от мелких осколков сочилась кровь. Она запеклась под неровно подстриженными ногтями и прочертила лишнюю линию по татуировке на запястье. Красная свастика — знак его филантропического союза. Смуглая кожа наощупь оказалась влажной… Как и тонкий хлопок одежды над ней.

В голове Феликса мелькали мысли: «Странный человек из странного сообщества…спасающие кого только можно, нередко ценой собственной жизни. Глупость……Даже незнакомый убийца вызвал у него сочувствие».

Феликс не испытывал негативных чувств по отношению к невольному очевидцу произошедших событий. «Хорошо, что мертв, — решил он отстраненно. — Не придется убивать свидетеля».

Дэймос с трудом вытолкнул дверь и почти выпал наружу, жадно глотая воздух. Болели ребра и коленный сустав. Голова гудела.

Он задрал толстовку вместе с футболкой — на боку багровел внушительный кровоподтек.

Могло быть хуже.

Он одернул одежду, слегка хромая обошел машину. Проверил пульс у обоих полицейских. Трупы, как он и думал.

Феликс развернулся и направился прочь от места аварии, натянув пониже капюшон на лицо. Перешел через дорогу, свернул в узкий переулок. Сюда выводили задние двери лавок и магазинчиков. Каменная мостовая была выметена, мусор убран в баки, хотя многовековая помоечная вонь плотно впиталась в стены.

Танатос замер на мгновение, ему почудилось едва уловимое движение наверху… Поднял голову и с недоумением увидел, что именно насторожило его. В узком проулке на разной высоте висели алые бэйцзинские зонтики. Они покачивались едва заметно, словно огромные летучие мыши, на своих веревках, зацепленных за стены. Кому пришло в голову устраивать здесь эту декорацию и зачем, Феликс понятия не имел.

Он вновь накинул капюшон на голову и пошел дальше, теряясь в темноте переулков.

До гостиницы дэймос добрался ранним утром. Сонный и уставший.

И, конечно же, столкнулся на лестнице с командой лучников, дружно направляющейся на состязания.

— Это ты так рано встал? — осведомился тренер, — или поздно лег?

— Поздно встал, — пробормотал дэймос.

— Я взял твою форму, — шепнул ему сосед по комнате.

Поборов неприятное ощущение, вызванное тем, что посторонний трогал его вещи, Феликс кивнул, благодаря, и незаметно закинул в рот пару таблеток транквилизатора.

Сознание тут же прояснилось, вместо усталости, затягивающей голову серой паутиной, вернулась ясная, прозрачная до кристальности ненависть. И стрелы в мишени он пускал, видя на их месте своих врагов.

Вышло весьма успешно. Домой Феликс вернулся с серебряным кубком.

Но первое место заняла Мия.

¹ рисовая водка.

² Сладкие лепешки ореховой халвы.

Нестор ждал его.

Торопливо вышел навстречу своей раскачивающейся походкой старого моряка, крепко стиснул руку в обычном своем приветствии, окинул пронизывающим взглядом из-под кустистых бровей.

— Всех, кого видел, уложил? — спросил он хмуро, но без неодобрения.

Феликс кивнул молча.

Нестор прошел в комнату, где стояли две кровати на расстоянии достаточном, чтобы, протянув руку, коснуться человека, лежащего на соседней.

Как был в одежде, молодой танатос рухнул на покрывало, расшитое желтыми шелковыми листьями. И сон сразу принял его в свои бережные, глубокие объятия. Настоящий сон. Без обмана. Наполненный тишиной и покоем надежного убежища. Нестор появился в нем спустя один единственный удар сердца.

В этой реальности старый дэймос не выглядел ни уставшим, ни немощным. Сила сновидящего, казалось, физически ощутима и пронизывает расходящимися волнами все пространство снов. Ассоциация с валуном, брошенным в тихую заводь, и поднявшим нешуточное волнение становилась все более зримой.

Дом выпустил двух танатосов за ворота, где начиналась путаница дорог, ведущих в сны-подсознания.

Феликс безошибочно определил нужную. Едва намеченная тропинка в ночной мгле.

Тени сливались в бесформенные образы. Высокие деревья. Пагоды, взлетающие до неба и складывающиеся как гигантские зонты, чтобы вновь превратиться во мрак. Горы, с которых срывались водопады из дыма…

Иллюзорный мир поволновался еще немного и застыл, обретая стабильность устойчивой структуры.

На ровной каменной площадке находился дэймос.

Господин Лихонг заметно нервничал. Он выглядел почти также, каким Феликс увидел его в подсознании Чжена, даже одежда не изменилась. Лишь самодовольная решимость все большее растворялась в откровенной неуверенности.

Когда молодой танатос приблизился, скрытый тенью сна, невидимый и неощутимый — ночная декорация сменилась на менее эффектную, но вполне узнаваемую:

Беседка над прудом с лотосами в бэйцзинском парке.

Дождь лупит по широким зеленым листьям и цветам, гремит по крыше. Заглушает все посторонние звуки. Скрывает следы…

Почти скрывает. Феликс ощутил за фигурой Лихонга присутствие кого-то иного. Могущественного и накачанного до предела силой сновидения. Та кипела и сминала реальность сна, словно кислота, падающая на пленку.

Его образ проявился как фотография при печати — только что обскурум в одиночестве нетерпеливо постукивал пальцами по темному дереву парапета беседки, и вот уже напротив него стоит второй.

Феликс рассматривал его с легким удивлением. Казалось, с бэйцзинцем собралась беседовать мраморная статуя. Сон стер с этого сновидящего все краски или их не было изначально. Белое лицо, прямые бесцветные волосы, глаза почти лишенные радужки и лишь намек на зрачок, светлая одежда.

Альбинос.

— Ты задерживаешь перевод. — Говорил он тихим голосом, лишенным выражения: — Уже неделю я не получаю обещанного.

— У меня трудности… — сделал попытку оправдаться его собеседник.

Было видно, что он пасует перед танатосом, желает закончить неприятный разговор как можно быстрее, но не может уйти без позволения.

— Я знаю, что у тебя трудности. Но было время для того, чтобы разобраться с ними.

— Невозможно вечно скрывать дождь из химикатов, — огрызнулся Лихонг, — и наступление пустыни. Люди не слепые.

— Это ты слеп, — спокойно констатировал альбинос. — Меня не интересуют проблемы населения Бэйцзина. Чжен мертв. Наблюдатели мертвы. Кто-то изрядно покопался в твоем подсознании, а ты даже не заметил этого.

Лихонг развернулся, оглядываясь, рыская напряженным взглядом по сторонам — пытался обнаружить следы постороннего воздействия. Но вокруг не было ничего: только дождь, лотосы, тающие в серой мгле падающей с неба воды… и мокрые перила беседки над прудом.

— Кто-то из мастеров сна? Это невозможно!

— Друг мой, не дай мне повод считать, что ты не только слеп, но еще и глуп. — С легкой усталостью произнес альбинос. — Думай, кому перешел дорогу, и не заставляй меня беспокоиться о моих интересах. Как ты разберешься со своими проблемами, меня не волнует.

Белая фигура растаяла, словно клок тумана, не оставив после себя следов.

Крадущий сны продолжал стоять, задумчивый и отстраненный.

Нестор же, в это время, последовал за его собеседником…

Феликсу было совершенно ясно, что теперь они могут убить Лихонга. И сделать это прямо сейчас. Тот являлся нитью к неизвестному танатосу, но и альбинос, выходило, мог через него добраться до Феликса, раз уж он ощутил чужое появление в подсознании обскурума. Есть ли риск, что сильный противник не ушел так глубоко, как пытался показать? Возможно, сейчас он следит за тем же местом в мире сновидений, за которым наблюдали они с Нестором.