Небо расцветало сотнями белых облаков, воздух раздирало от взрывов.

Противник выжидал, когда Аресы расстреляют боекомплекты, которых, при всех технологиях Полиса, не могло быть бесконечное количество. Еще имелись молнии, но дальность их попадания врагам оставалась неизвестна: все привыкли, что те используются лишь в ближнем бою. Так что армия Александрии во всю «сканировала» защитников Навкратиса, прощупывала слабые места, одновременно обкатывая свою новую военную технику.

— Перебросил на стену Бриарея, — невозмутимо произнес Гефест. — Десять минут продержится.

Талос, не глядя, отколупывал крышку с металлической банки и тихо и зло ругался на койне. Обжег товарища взглядом.

— Надо десять минут, максимум… — продолжил все так же спокойно «кузнец».

Талос залпом выпил энергетик, смял банку, с такой легкостью, словно та была бумажной, и отбросил в сторону. Его Аресы, несмотря на свое суперсовременное вооружение и совершенство конструкции, богами не были. Как и он сам. Впрочем, боги тоже не всемогущи…

Голос Гефеста поглотили звуки новых взлетающих ракет. Взгляд Талоса стал казаться размытым и в то же время, удивительным образом, предельно сконцентрированным. Словно он смотрел одновременно на несколько объектов, фокусируясь на каждом. Он видел все, что происходило в радиусе нескольких километров, параллельно анализировал количество боеприпасов и состояние своих машин, высчитывал траекторию выстрелов, угол падения ракет и перемещение мобильных систем… И все это максимально быстро, в состоянии абсолютной сосредоточенности.

Зафиксировал движение. Три объекта.

— «Аматы», — беззвучно произнес Талос, но Гефест услышал.

Хорошо, что люди в подземелье не знали этого. Скорее всего, для них все закончится быстро. Эти современные орудия, названные именем чудовища, обитающего в огненном озере Дуата и пожирающего тех, кто не прошел суд Озириса, наносили разрушительный урон.

Пронзительный свист сменился грохотом. Первый удар Аресы перехватили, но на «сколопендр» больше отвлекаться не могли. Бриарей Гефеста, вынужденно отстраненный от работы, плазменным ударом разрубил одну, пытавшуюся обрушить стену. Второй залп «Аматов» отразили также, а потом, внезапно, общая частота залпов сократилась…

И кибернетические чудовища развернулись в сторону от Навкратиса.

Талос помчался на стену, перепрыгивая сразу через две ступени недавно смонтированной металлической лестницы.

Богами они не были, но вполне могли стать, если дать им дополнительные технические ресурсы.

Из пустыни в мареве горячего воздуха на едва видимой линии горизонта появился мираж. Три гигантские фигуры двигались плавно и стремительно, надвигались на оазис, словно титаны из древних мифов, и солнце ослепительно сияло на их шлемах.

— Блеском подобной звезде той осенней

которая в небе

Всех светозарнее блещет, омывшись в волнах Океана

движется к нам светлоокая дочь Громовержца…

Процитировал Талос, а Гефест громко и восторженно свистнул.

За Аресами, стоящими на платформе, плывущей в воздухе, тянулась еще одна — груженая длинными черными плитами.

По ним стреляли, но боевые машины успешно отражали удары. В дрожащем плавящемся воздухе кипел огонь и дым. Песок взлетал фонтанами и сносился новыми взрывами.

А потом все стало постепенно стихать. Атака выдохлась. Боеприпасы нападавших тоже были конечны.

…Гекатонхейр Гефеста открыл ворота, пропуская Афину и машины. Снова закрыл. Военные инженеры поспешили спуститься.

— Сняла с Гиперпетли все, что смогла, — сказала девушка, устало улыбаясь.

— Я уже говорил, что люблю тебя? — осведомился кузнец, алчно рассматривая генераторы.

— Дважды, — она коснулась своего браслета, набирая на нем что-то. — Один раз когда у твоего Гиеса клапан полетел, и второй когда руду пришлось плавить…

— Угу, — буркнул Гефест, уже не слушая ее. Его «сторукие» быстро разгружали платформу, унося батареи.

— Тазирбу? — задала краткий вопрос Афина.

— По плану, — ответил Талос. — Ночью будут остальные. Как раз вместе возведем Стену.

Через сутки Навкратис наконец станет предельно защищен. К обороне добавится еще шесть Аресов. Гефест со своими «сторукими» создаст изолированный участок посреди отдельно взятой пустыни, когда заработают системы, генерирующие силовой купол, который начнет отражать атаки армии Александрии.

Талос услышал шум двигателя, опознал местную машину и больше не отвлекался от наблюдения за периметром.

Руф появился в тот момент, когда с платформы была снята последняя батарея. Увидел новых Аресов, занимающих боевые позиции. И девушку с ними…

Она повернулась, и Руф узнал ее.

Это была Эрис.

Точно такая, как он ее помнил. Только волосы короче и одета в военную форму.

Хэл проснулась от собственного крика, звучавшего в мире снов. Но не в реальности. Здесь, по сравнению с пространством Гипноса, было тихо. Ни стонов, ни воплей, наполненных болью и отчаянием, ни ритмичного щелканья. Ни гулких шагов Фобетора. Он опять появился, как являлся всегда перед значимыми событиями.

Девушка лежала неподвижно, вслушиваясь в тишину этого дома. Ей казалось, она различает лишь шелест тысяч маленьких лапок из-за стеклянной стены. Оттуда, где во внутреннем дворе располагался огромный муравейник. Модель идеального социального общества насекомых, по словам Марка.

Охотник — энтомолог! Или для тех, кто разводит муравьев, есть специальное название…?

Марк объяснял ей что-то про общественных насекомых, ролях в их сообществе, и воздействии на особей грибка со сложным латинским названием, который заставляет насекомых вести себя агрессивно, нелогично, асоциально. Аналогия с человеческим обществом. И возможности для этого общества — исцеления.

В другое время даже было бы любопытно. Но не теперь.

Мэтт не пришел.

Она просидела с охотником в кафе до вечера, но учитель так и не появился.

Это могло означать что угодно. Рванул в другой мегаполис, решил принять предложение морока, погрузился в свой мир сновидений ради поиска ответов… И все это без нее.

Хэл подняла руку, провела по влажному лбу, в полутьме показалось, будто пальцы потемнели от крови. Но это была лишь иллюзия. Игра света и тени.

Вспомнилось, как Мэтт очнулся после нападения Морока. Вымотанный, обессиленный, с кровью на лице. И теперь он готов принять игру этого самого дэймоса.

Если учитель нарушает правила, почему ей нельзя?

Ответ был лишь один: потому что она единственная возможность для Аметила остаться собой прежним.

Хэл не знала, с чего решила так, но оставалась уверенной, что не ошибается. Хотя Мэтт и считал иначе.

Гурия села на постели и поняла вдруг, что все это время с момента резкого пробуждения была не одна. В кресле, у стены, монументальным каменным изваянием возвышался Марк. Его лицо скрывала темнота, но очертания головы, широких плеч виделись отчетливо.

— Что? — спросила Хэл не слишком вежливо. — Держишь под надзором и в реальности тоже?

— Тебе снился кошмар, — ответил соратник Тайгера невозмутимо.

Хэл вздохнула, обвела взглядом просторную спальню. Одна стена стеклянная: за ней в рассеянном свете, среди деревьев и кустов возвышается конус муравейника. Слабый ветерок шевелит листья.

Комната была словно продолжением внутреннего двора: покрытие пола как мох, кресло — старый пень, кровать будто вырублена из огромного ствола. Гурию не удивило бы, если Марк сколотил все это сам.

— Мне снился мой Фобетор.

Она повернулась к охотнику, жалея, что не видит выражения его лица.

— Он всегда приходит, чтобы предупредить.

— Что ты видела? — спросил Марк голосом, лишенным эмоций.

Ни любопытства, ни негатива. Охотник вообще был очень сдержан с ней. Видимо, все время помнил, кто она такая, и сохранял дистанцию. А Хэл смотрела на него сейчас и представляла, как интересно было бы прикоснуться к нему, огладить ладонью плечи, грудь. Прижаться, точно к породистому жеребцу или прирученному леопарду. Ощутить под горячей кожей напряжение литых мускулов, тепло…