– Угу, и какой же? – не особо надеясь на позитивное развитие событий, хмуро спросил Отрывкин.
– Уничтожение на ментальном и затем на физическом уровне, – с удовольствием произнесла Сова.
Как только последний звук был произнесен, по комнате метнулась желто-коричневая молния, почти слившаяся в полосу тумана. Это Лёва дорвался до Совы – и давай ей клюв на сторону сворачивать. Сова неуклюже пыталась вырваться, ненавидяще вращая огромными желтыми глазами на обидчика и стараясь при этом разодрать мощными когтями шкуру Лёвы.
Не тут-то было. Лёва не на шутку разозлился и уже почти завязал Сову морским узлом, да так, что снаружи только глаза и остались.
– Я тебе покажу второй вариант! Ты у меня сама ментально удавишься! – разошелся Лёва. – Хозяина трогать не моги! – И продолжал что-то там выкручивать Сове, хотя она давно уж и глаза закатила.
– Всё, хватит, – прохрипел Соловей, – прощенья просим. Это травма у нее душевная. Бывший ее, тоже ученик, в мирской жизни прапором был. Ну, пил много, от этого и понесло не туда. Пришлось распылить на молекулы. А она молоденькая была, горячая, вот и не простила самой себе его смерти. Поэтому и стала такой, почти как прапор, только все-таки положительной: вреда не делает. Но за развоплощение всегда горой. Так-то, – закончил историю Соловей.
– Ладно, отпущу, – растрогался Лёва. – Только пусть про Олега больше так не говорит.
– Кхе-кхе, – прокашлялась Сова, потихоньку развязывая конечности, – опять клюв под штопор отрихтовали, опять к косметологу идти. А это денег стоит, между прочим! – с запалом выкрикнула она.
– Ну коли так, я поправлю, – вмешался Отрывкин и щелкнул пальцами.
Никто сказать ничего не успел. Сова распрямилась вся, потом ее опять всю скрючило, протащило по полу и шарахнуло о край шкафа. На этом и закончилось.
Через пять минут, кряхтя и постанывая, Сова выпрямилась, встала на ноги, покрутила головой на сто восемьдесят градусов, пощупала клюв: он стал будто новый и даже как будто отполированный – высший Совиный шик.
– Сойдет, – сказала Сова, – но могло бы и не сойти. Ты, Отрывкин, поосторожнее, магия все-таки, – почти просительным тоном произнесла она.
И в их отношениях это было уже прогрессом.
Глава 12. Вон!
Ну что, господа преподаватели, программу составили? Что зря время тянуть? – бодро произнес Отрывкин. – Кстати, почему вы всё время птицы? Вы ж говорили, что люди.
– Привычка, – сказал Соловей.
– Так удобнее, – добавила Сова.
– Ага… – глубокомысленно произнес Отрывкин. – А меня, знаете ли, человеческий облик устраивает, не хочу перевоплощаться.
– А тебе и не придется, – хохотнул Соловей, – ты и так в двойном экземпляре всегда присутствуешь, – покосился он на Лёву.
– Попросил бы… – лениво оскалился Лёва. – Я вам не подопытная зверушка. А самостоятельная личность. На службе у Олега, – добавил он.
– Всё, дискуссии не по поводу закончены. Что там у нас по программе? – прекратил разгоравшийся спор Отрывкин.
– Тортило́вич, – мрачно сказал Соловей. – Ты с ней повежливее. Она тетка умная. Медлительная, правда. Но свое дело знает. И не слишком ее расстраивай.
– А то что? Кинется в пруд? – хохотнул Отрывкин.
– Откусить может. Всё, что на глаза попадется, – сказал Соловей.
И он так мрачно это сказал, что Отрывкин поверил сразу и даже представил. А представив, содрогнулся.
– А ее вообще можно до занятий допускать? С такими-то повадками? И что она, кстати, преподает? – заинтересовался Отрывкин.
– Умение владеть эмоциями, – еще мрачнее сказал Соловей.
– А сама-то умеет? Судя по ее пристрастиям… – засомневался Отрывкин.
– У каждого свои недостатки, – меланхолично произнес Соловей фразу из старой комедии[2].
– Вы что, опыты надо мной ставить решили? – завелся с полпинка, как старый драндулет, Отрывкин. – Приползет черепаха какая-то трехсотлетняя и оттяпает у меня – не знаю, что она там оттяпает, но не дам! – Он заводился всё больше.
Дом начал поскрипывать, книги на полках захлопали страницами, а в прихожей совершенно уже неожиданно пошел снег.
– Тихо! – очень громко сказал Соловей. – Никто калечить тебя не собирается. Учись хорошо, и всё будет в норме.
И тут в дверь будто начали скрестись.
– Это что? – нервно спросил Отрывкин.
– Не что, а кто, – поправила Сова, отлипая от зеркала, перед которым прихорашивалась с обновленным клювом. – Твой препод, Тортилович, скрипит.
– А по-другому она не может оповестить о своем прибытии, кроме как дверь до дыр проскребать?
– Может, – легко согласилась Сова, – она многое может. Но тебе это не понравится.
– Заходите! – громко и несколько поспешно крикнул Отрывкин.
Сначала из прихожей донесся странный шелест-скрип, потом слоновий топот и резкий скрежет когтей по полу, будто хотят быстро затормозить – например, перед дверью. Скрежет прервался сильным ударом чего-то мощного о дверь. Дверь затряслась, но выдержала (дедуля знал толк в надежный вещах).
Все переглянулись, но улыбаться поостереглись: мало ли что почувствует магистр Тортилович сквозь дубовые двери.
– Впустить! – приказал дверям Отрывкин.
Двери мягко приоткрылись, и в дверном проеме показалась туша огромной старой черепахи, не меньше метра в диаметре.
«Хорошо, что двери двойные, – подумал Отрывкин и сразу, без перехода: – Откусить может всё что угодно, это уж точно!»
Тортилович, или Тортилла между своими, вползла в комнату.
– Ну вот и я, – удовлетворенно сказала она. – Отрывкин, к доске!
– К какой? – мрачно спросил Отрывкин. – Вы, мадам, помещения перепутали.
– Я никогда ничего не путаю! – рявкнула черепаха. – Сел в кресло и слушай, а потом – к доске!
– Уважаемая, с ним так нельзя, – решился чирикнуть Соловей. – Он абитуриент особый, подход к нему нужен свой. А то как бы чего не вышло.
– Я запомню, – с угрозой произнесла Тортилла. – А теперь…
– …водные процедуры, – пробормотал под нос Отрывкин, и все, кто услышал, засмеялись.
Тортилле это не понравилось, и она насупилась, но продолжила:
– Я вас научу сдерживать эмоции при обращении с Магией. – Именно так и сказала: с Магией. С большой буквы. – Вы научитесь пользоваться эмоциями так, чтобы Магия не приносила вреда. А это и есть наша главная задача: не навреди.
– Стоп, – сказал Отрывкин, – это принцип в медицине – «не навреди».
– Я не давала вам слова, абитуриент! – загрохотала черепаха. – Хотя уже студент.
– Не орите на меня! – начал закипать Отрывкин. – Вы мне никто, чтобы голос повышать! – И обратился к Соловью и Сове: – Что скажете? Сто́ящий она преп, чтобы терпеть вот это вот всё?
Соловей с Совой переглянулись и хором ответили:
– Она – из самых старых адептов.
– А кроме старости, у нее еще что-то есть? Преподавательский талант? Научить она может чему-нибудь?
На это птицам ответить было нечего.
– Ясно, – резюмировал Отрывкин по научной привычке подо всё подводить базу и делать обоснованные выводы.
– Мадам, вряд ли вы меня чему-то хорошему научите, а плохому я и сам могу. Поэтому не нуждаюсь ни в вашем обучении, ни в вашем присутствии. За сим не смею задерживать. Вон! – заорал Отрывкин.
И черепаху как ветром сдуло. Была – и нет.
Отрывкин с негодованием обернулся к птицам.
– Это ваш продуманный план? Чем еще порадуете?
Птицы сидели ни живы ни мертвы: испугались, что их выметут поганой метлой из библиотеки. И тогда они проиграют битву за мага по имени Отрывкин. А он им, несмотря ни на что, нравился.
Да и Домик у него уютный, чего уж там. И просторный. Места всем хватит.
Об этих коварных мыслях Отрывкин даже не подозревал. Он сидел в кресле, Лёва примостил ему на колени свою лохматую харизматичную морду. Они тихонько о чем-то переговаривались.
Дом постепенно затихал, приходя в себя от магических штучек хозяина.