– Ничего себе! – возмутился Отрывкин. – Она в своей этой ипостаси меня чуть пальца не лишила, а ведь в глаз целила! Что я ей сделал-то? Напоил, накормил.

– Ага, спать уложил, раз -дцать об дерево, – ехидно, но миролюбиво вставила Сова. – Да если бы ты… в смысле вы с самого начала выслушали, мы давно уже отправили бы вас в Школу и всё было бы хорошо.

– А кто мне тут пьяные дебоши устраивал? Сразу сказать нельзя было: мол, так и так, вы маг, нам нужны и тэдэ, – опять завелся Отрывкин.

– Ага, скажешь тебе, – опять перешла границы Сова, – ты ж буйный, чуть что – мокрого места не останется. Связывайся с тобой! Не-е-ет, и как это мы его проглядели?

– Всё! – рявкнул Отрывкин. – Надоели! Мы с Лёвой спать, а вы вон отсюда. Обсудите мою программу, тогда и поговорим. Кстати, что будет, когда я выучусь? А я ведь выучусь! – угрожающе спросил он.

– Ну что будет… – почесал клюв Соловьян. – Работать ординарным магом, как большинство, ты… э-э-э, вы вряд ли сможете. По причине своей стихийности необузданной. Но управлять природными процессами так, чтобы они не зависели от вашей буйной фантазии и несдержанных эмоций, вы научитесь.

– А вам-то я зачем? – задал наконец-то нужный вопрос Отрывкин. – Вообще, зачем всё вот это, кроме того, чтобы бед не натворить?

– Я говорил тебе, что он умен? – обернулся Соловьян к Совач. – Я говорил, что с ним надо по-другому, всё сразу рассказать? Так нет, у тебя годовщина расставания с прапором была, тебе не до этого! Нашла по кому сохнуть! Дура!

– Сам ты!.. – вспыхнула Сова (они до сих пор были в своих птичьих ипостасях). – Раз такой умный, вот и не хрипел бы целый год под окном у него, а пришел бы и всё рассказал. А то учить он меня теперь будет!

– Да что ж вы как кошка с собакой! – надоело слушать эту бесконечную перепалку Отрывкину. – Всё, вон отсюда! Возвращайтесь людьми и с программой, а то прогоню! И как следует подготовьте объяснение, зачем нужен я и такие, как я.

Он опять как-то топнул ногой. И в наступившей вдруг тишине понял, что в Доме, кроме него и Лёвы, никого нет.

– Так, друг Лёва, – решительно сказал Отрывкин, – теперь займемся тобой.

Тапочки испуганно попятились, видя такой настрой хозяина.

– Будешь моим другом, Львом. Когда захочешь, сможешь превращаться в небольшую пушистую кошку, похожую на льва. Ну и как мне это сделать?

Тапки стояли по стойке смирно и боялись дышать.

– Да просто: хочу, и всё! – рявкнул Отрывкин и удивился: тапочки как-то соединились друг с другом, хрюкнули, рыкнули, отряхнулись – и перед Отрывкиным встал ростом с небольшую собаку самый настоящий лев. И довольно облизывался.

Лёва, – осторожненько позвал Отрывкин, – это ты? У тебя всё в порядке?

– Да, пожалуй, что я, – мурлыча, отозвалась большая кошка. – Но далеко не в порядке. Есть хочу. Молоко-у, а потом мяса, свежего, говядины.

– Лёва! – начал закипать Отрывкин. – Я тебя накормлю, конечно. Но учти, закидоны всяких зверей мне уже поперек горла. Так что поешь – и спать. Утро вечера мудренее. Тем более мы трое суток тут на ушах стоим.

– Хорошо-у, хозяин, как скажешь.

Отрывкин сходил на кухню, набрал там еды себе и Лёве – разной, конечно, – принес всё в комнату, и у камина они дружно поужинали.

– Только ты меня хозяином не зови, слышь, Лёв, – слегка осоловел от еды Отрывкин, – мы ж друзья.

– Угум-с, друзья, только я до этого твоими тапками был.

– И что, не простишь?

– А тут нечего прощать. Могу быть компаньоном.

– Ты не представляешь, как иногда бывает одиноко, когда здравой мыслью и поделиться не с кем.

– Ну, если здравой, то конечно, – иронично сказал Лёва.

– А ты не ехидничай особо. Сам-то недавно куском свалявшегося меха был.

– Ну, начинается. Тапками мне с тобой было уютнее.

– Ничего, привыкнем друг к другу. Нам еще магию осваивать.

– Мне-то зачем? У меня способностей нет. Я только что тапками был.

– Дались тебе тапки эти. Было и прошло… А я тебя учить буду! – осенило Отрывкина. – Вот они – меня, а я – тебя. А то… знаешь, привык я к тебе, что ли. Да и одному несподручно как-то. Согласен?

– Согласен. Валерьяночки бы на ночь-то.

– Лёва, и ты туда же. Мы ведь не пьем. Птицы магические голову совсем задурили. Пошли-ка мы спать. Я в спальне, а ты – здесь, на половике можешь.

– Не буду я на половике. Бо́льшую часть жизни на полу да на половиках. Я тоже в спальне лягу, в дедушкиной.

Отрывкин вздохнул.

– Ладно, в спальне так в спальне. Но веди себя там хорошо.

– Угу, – произнес Лёва. – А за ушком почешешь?

Отрывкин не по-доброму зыркнул, но промолчал. Конечно, он почесал питомца и по совместительству друга за ушком. Они немного поговорили о предстоящей учебе, хотя не особо она их и волновала. Мало, что ли, в жизни учились? Лёвы это, конечно, не касалось. Решили с утра заняться здоровым образом жизни: зарядкой, здоровым трудом на свежем воздухе. Лёва только покряхтывал: полное очищение мозгов для предстоящей учебы.

Всё обсудив и обговорив, разошлись по спальням. Предварительно Отрывкин щелкнул-таки пальцами – и сразу стемнело. «Вот так-то», – удовлетворенно подумал Отрывкин, проваливаясь в сон.

Через полчаса его разбудил громоподобный храп в ногах его постели – это Лёва соскучился и все-таки пришел к хозяину.

Попутно оказалось, что в человека Лёва не превратится никогда, по той простой причине, что он и оказался животной ипостасью Отрывкина. Только почему-то они могли существовать параллельно, а не по очереди. К слову, отчество у Олега Отрывкина было Львович.

«Опять сбой какой-то в системе или это я начудил опять? Завтра они мне за всё ответят», – думал Отрывкин, проваливаясь в сон и автоматически почесывая за ушком Лёву.

Лёва урчал как трактор.

Утро выдалось пасмурным, хмурым.

Невыспавшийся Отрывкин (то ли Лёва придавил ноги, то ли кошмары замучили) встал с кровати, умылся, переоделся в любимый домашний халат и мягкие, спортивного кроя брюки. Халат ему тоже подарили, и он был шикарен и удобен, под стать уютному Домику деда, старинному камину, библиотеке справа от входа и всей этой зеленой запущенности вокруг Дома. На службу он ездил исключительно на такси: автобусы были слишком далеко от него. Так вот, халат был мягким и уютным, по колено, – в нем Отрывкин чувствовал себя этаким барином-меценатом.

Прочувствовав прелесть своего состояния в халате, Отрывкин бодро зарысил на кухню: надо бы горячего перекусить. Приготовил яичницу, сварил в джезве чудесный кофе с кардамоном и корицей и только собрался с аппетитом позавтракать, как поймал себя на мысли: пока готовилось, он, Отрывкин, сидел за кухонным столом и пальцем о палец не ударил. Выражаясь фигурально, конечно. Может, и ударил, сидя на стуле, но о-о-очень далеко от еды, посуды и плиты. Отрывкин даже расстроился: «Что деется, а? Уже сам не могу ничего – всё само за меня делается».

Но запахи были настолько хороши, что Отрывкин решил-таки позавтракать. Поднес вилку ко рту – и где-то в коленях вдруг раздалось очень выразительное «гр-р-р-мяу-у». Внизу сидел, позевывая, Лёва и глаз не сводил с тарелки.

«На запах прибежал, – подумал Отрывкин, – надо покормить».

– Лёва, мясо? – светски любезным тоном произнес Отрывкин. Его привел в хорошее настроение запах чудесного кофе.

– Сам ешь свое мясо, – пробурчал Лёва. – Я бы от яишенки не отказался. Да только не предлагают, э-э-эх… – горестно махнул он лапой.

– Да сделаю я тебе яичницу, не вопрос. Но ты ведь хищник и всё такое?.. – допытывался Отрывкин.

– А что ты хотел, пытливый наш, – продолжал саркастично лев, – я из рода тапок, а они только пыль и жрали. А сейчас я вдруг стал частью тебя, но львом-недольвом. Что хочу, то и ем. Жарь яичницу, Олежа, жарь всю, – закончил Лёва.

Наверное, от такого обращения и напора яичница приготовилась в два раза быстрее, и было ее больше. Перелетев на красивое, кузнецовского фарфора блюдо (память от пра-пра-пра-), глазунья замерла, лишь изредка помаргивала глазками. Лёва опешил.