Соловей повизгивал рядом.

Лёва недоуменно посмотрел на этих двух горе-экспериментаторов и вдруг сам заржал:

– Ну как так: заяц – и медведь? – всхлипывал он. – Он же ото всех бегать начнет, зайчиха не признает.

– Стоп, – раздался голос Отрывкина. – Доигрались с дикой природой, доизобретались. Пошли зайца смотреть, а то и ловить! – приказал он.

Все без особого энтузиазма пошли искать медведя. Зашли в малинник и услышали чавканье: кто-то с удовольствием объедал ягоду.

– Ты заяц? – грозно спросил Олег.

– Сам ты заяц, я медведь, – ответил зверь и ощерился.

– Это тебе так кажется после эликсиру.

– Какой эликсир? Я медведь честный, не какой-нибудь алкоголик! – начал свирепеть медведь и встал на задние лапы, в боевую стойку.

– Э-э-э, простите. А ненастоящего медведя не видели? – несколько струхнул Отрывкин.

– А-а-а, так тебе заяц нужен?

Отрывкин с компанией только кивнули, сглотнув.

– Так он здесь минут пять покрутился, попытался мне морду набить, но передумал. Сказал, что пойдет и даст по клюву двум пернатым, которые оставляют волшебное зелье где не надо. А через несколько минут превратился в зайца и ускакал. Сказал, что зайчиха заждалась.

Все дружно выдохнули. Но теперь завелся Отрывкин.

– Мало того что меня от важнейшей статьи отвлекли и пьяный дебош устроили, так еще и недоделку сотворили, брак. Что это за эликсир, который пару минут работает? У-у-у, бракоделы-дармоеды!

Он круто развернулся и быстро пошел к Дому. Вдруг резко остановился.

– Олег, ты чего? – с опаской спросила компания.

Олег молчал некоторое время, потом развернулся и произнес:

– А давно у нас тут медведи такими разговорчивыми стали?

Соловей и Сова дружно потупили глаза.

Опыты над живой природой проводить запрещаю! Так и запишите: запрещаю! – Олег ходил по библиотеке, и казалось, что пространства было мало. Он просто метался между креслами, то подбегал к полкам с книгами, то несся обратно. – Вы своим безответственно халатным отношением устроили гигантскую утечку магии! Неужели не доходит, к чему это может привести?

– К чему? – подобострастно спросили все, включая Лёву.

– Да к совершенно обратному эффекту, из-за которого вы все здесь. Здесь, слышите, а не в другом измерении!

– Ну чего раздухарился? Ну пару раз ошиблись… Так больше и не будем, – миролюбиво чирикнул Соловей.

– Точно не будете! Я всё решил. Чтобы окончательно не нарушить магического равновесия, вы оба, – показал на Сову и Соловья, – вон отсюда в свое измерение! И больше никаких командировок сюда! Поняли? Я спросил: поняли?

И тут Олег с Лёвой весьма удивились. Всегда такие уверенные в себе и гордые птицы сидели в обнимку на диване, мрачно смотрели в одну точку, а слезы стекали по их клювам струйкой.

– Это еще что? – От неожиданности Олег встал как вкопанный. – Перестать реветь и быстро всё объяснить!

Тут в библиотеке непривычно полыхнуло алым светом. «Уж не пожар ли?» – успел подумать Отрывкин.

И тут раздался голос. Знакомый уже.

– Да не хотят они в свое родное измерение, – ехидничал голос, – не любил их там никто, и в грош ломаный не ставили их заслуги и выслуги, как и их способности. Достали они там всех своим склочным нравом, да еще и любители выпить. Их и послали сюда – в надежде, что, может, сгинут.

Голос наконец-то заткнулся.

И в библиотеке повисла тишина.

И тут раздался такой рык, что голос, кажется, взвизгнул.

– Ты, дух без тела, раб лампы с бесконечным множеством желаний, – ревел Лёва, – да чтобы духу твоего здесь не было! На моих друзей будешь еще хвост поднимать! Тебя сюда точно не звали и не позовут! И заруби себе на чем хочешь: это наши друзья! Плохие или хорошие, но друзья! Хотя тебе и слово такое непонятно! А теперь – вон отсюда! Сунешься еще – сам к тебе приду, мало не покажется!

Лёва бегал по библиотеке и наяривал себя хвостом по бокам.

Тут вступил молчавший до сих пор Отрывкин. Скрестив руки на груди, он спокойным речитативом произнес:

– С сегодняшнего дня все контакты с параллельным миром прекращаются. Ибо мир этот показал себя недоброжелательным и недружественным. Отныне я, Олег Отрывкин, маг вне категорий, запрещаю пересечение границ как в одну, так и в другую сторону. Да будет так!

По библиотеке пронесся свежий ветерок. Показалось, вдали что-то скрежетнуло и застонало. Впрочем, возможно, только показалось.

Стало очень тихо. Все с благоговением смотрели на Отрывкина. А он начал насвистывать любимую мелодию о тореадоре[4].

– Вот так, – заключил Отрывкин. – А вы думали, в сказку попали?

И засмеялся.

Когда привели в порядок нервную систему и немного успокоились, возник вопрос: а не было ли еще странностей в их округе с тех пор, как вредное параллельное измерение стало периодически сливать избыток своей магии в наше измерение.

Говорящего медведя привели в должный вид, успокоили, человеческие навыки и речь сняли – получился вполне себе добродушный миха, если его не злить. С зайцем всё в порядке, отклонений не было.

А вот что с людьми?

Тут Соловей рассказал такую историю: «Я птичка маленькая, неприметная, летаю, где хочу. И как-то занесло меня в местную больничку. А больничка верстах в пятнадцати от нашего домика. Сижу отдыхаю на ветке напротив окна. И вдруг слышу такие слова: “…заколдованный этот дом”. А про какой дом ходят сплетни, что заколдован? Да про один-единственный в округе, про наш.

Навострил уши, слушаю. Дядька, нестарый такой, врачу байки рассказывает, что будто бы в этом доме (в нашем то есть) лев рычит (понял, Лёва?), какие-то скандалы постоянные и звуки, как будто на саблях дерутся (Сова, это мы с тобой вечно клювами меряемся).

Его врач, видно психотерапевт, спрашивает: “А голоса и звуки – это внутри головы или снаружи?”

Ну и вопросик! Медик называется. А слуховой аппарат внутри или снаружи?

В общем, похихикал я тихонечко, дальше слушаю. А мужичок-то и говорит: снаружи, мол, звуки, как за стенкой говорят.

Врач такой: “А точно в этом доме всё слышите?” Отвечает: “Не всё и вообще нечетко, но да, в этом доме”.

Вид у врача стал несколько ушибленный на голову. Помотал он головой и говорит: “Галлюцинации у вас, любезный. А если настаивать будете, я вас до конца дней в больничке запру и исследовать буду”.

Тут мой мужичок, не будь дураком, на попятную: мол, обознался, наверное, приснилось. А сам обеими руками за шапочку держится – в шапке спортивной он пришел. Врач еще спросил, не болят ли уши. “Не болят”. – “Вот и славно”.

Вышел мужичок от врача и ну себе под нос бормотать. А я рядом лечу, слушаю.

“Ах ты, трубка ты клистирная с дипломом, – ругается мой мужичок, – да где ж тебе понять, коли ты и ушей моих не видел?”.

И снимает шапку-то. А та-а-ам, мама дорогая, уши летучей мыши! Понимаете теперь, почему своими локаторами он всё слышал?

Ну, отряхнул он свои ушки в последний раз – и на автобус местный.

Я подумал, что такие слухи нам ни к чему, как вдруг слышу: “А ты кто такой? И вьешься надо мной, и вьешься. А ну, колись!” И так он это рявкнул, что я почти уже собрался всё рассказать, да посетила меня чудная мысль: а что это я перед ним расшаркиваюсь? Сейчас клювом щелкну – и привет ушам.

Так я и сделал. Правда, сначала для острастки по уху клювом проехался – мужик и взвыл.

А потом тихонечко спел ему прямо в его локаторы: “Жил-был у бабушки серенький козлик”.

Он сначала обиделся, потом встрепенулся, провел рукой по ушам – уши как уши, вполне себе человеческие – и, весело насвистывая, пошел дальше к автобусу.

Я его просканировал еще. Больше отклонений не было».

Вот такую историю рассказал Соловей.

Все призадумались.

После рассказа Соловья все долго не находили себе места. Лёва возмущался: