«Что-то не так, – подумал Отрывкин, когда ноги стали подмерзать, – чего-то мне не хватает».

Тут до него дошло, что тапки вполне благодушно мурчат не на ногах, а на столе. «Эх, носочки бы мне сейчас, да те, которые бабуля вязала, – мохнатые и теплые!» Не успел он домечтать, как почувствовал на ногах мягкое и теплое. С опаской глянув на ноги, увидел бабулины носочки – те самые, о которых мечталось. Он строго посмотрел на них и рявкнул: «И без фокусов мне!» Носки смирно сидели на ноге как влитые и не пытались даже шевельнуться – как и положено благовоспитанным носкам.

Успокоившись и снова почувствовав себя в Доме хозяином, Отрывкин опять взглянул в окно, о котором уже подзабыл.

«Ну и что это такое? Ну что это за клубок кружится-вертится, из перьев и клювов? Всё никак не уймутся», – расстроился Отрывкин.

А там, за окном, – какое там уняться… Перекрученные какими-то морскими узлами, шкандыбавшие Сова и Соловей, крутясь в разные стороны, не пропускали ни одного дерева. Через каждые две минуты слышалось ворчание: «Да я… за нарушение устава!..»; потом надрывный кашель, пытавшийся перейти в трель, заканчивался словами: «Ты уволена!» – и очередной бум давал начало новой, такой же содержательной дискуссии.

Налюбовавшись этим бесконечным процессом, Отрывкин даже пожалел незадачливых агитаторов в неизвестную Школу магических искусств. Он опять махнул рукой (зачем – не знал: само махнулось) и рявкнул:

– Хватит! Прекратили истерику! Смир-р-рна! Стр-р-ройсь! – И чтоб похулиганить: – На первый-второй рас-с-считайсь!

Опять он перегнул палку.

Мало того что птиц буквально разодрало в стороны, предварительно каждую как следует шарахнув о дерево (они потом долго спорили, где чья лапа и что клюв слишком великоват Соловью), так они выстроились в ряд и на автомате без передыха стали барабанить: «Первый-второй, первый-второй». Минут двадцать.

Отрывкину это надоело. Сказав «Вольно!», он с интересом наконец рассмотрел своих нежданных и таких уже нечужих и, главное, трезвых гостей.

Оба птица сидели, очумевшие, на травке и тихо, спокойно икали. Соловей явно был в возрасте и, судя по повадкам, занимал гораздо более высокий пост, уж где бы там ни было, чем Сова. Сова, очухавшись и протрезвев, бросила свои замашки прапора и показалась действительно обычным проводником.

«Стоп, – подумал Отрывкин, – опять “проводник”. Да что ж и меня-то переклинило», – совсем расстроился он.

– Ну вы, там, тихо и ровно рассказали мне всё, что хотели рассказать! А не то… – грозно добавил он. И деревья сразу зашумели вокруг.

– А не опоздали ли мы? – грустно просипел Соловей.

Сова подумала и устало спросила:

– Ты так думаешь? Может, еще не всё потеряно?

– Да ты на него погляди! – не стесняясь присутствия Отрывкина, сипнул Соловей. – Он же прирожденный стихийный маг. Что мы ему можем предложить? Заклинания? Так он и без них на одних эмоциях всех уделает, – грустно продолжил Соловей.

– Но ведь без присмотра его оставлять тоже нельзя. Как бы чего не вышло, – рассудительно сказала Сова. – Эх, и нам по шее дадут: проморгали, недоглядели… – Она совсем закручинилась.

– Ты что раскисла-то? Отходняк? Доотмечала очередную годовщину знакомства с твоим прапором? – не без ехидства спросил Соловей. И тут же получил клювом в лоб и по этой причине выпал из общения на некоторое время.

Сова посидела, погоревала еще немного, и тут ее осенило.

– Слушай, Отрывкин, а ты летать умеешь? – радостно спросила Сова, но сразу увяла: – Конечно, что я спрашиваю. Ты об этом еще просто не знаешь.

– Э-э-э, уважаемые, – подал голос через открытое окно Отрывкин, – а ничего, что вы обо мне в моем присутствии в третьем лице говорите? Я всё слышу, между прочим.

«На это вся надежда, – с ехидцей подумала Сова. – Еще бы всё понимал!..»

Тут пришел в себя после некоторой дозы рауш-наркоза Соловей. Повращав глазами, он спросил:

– Что, уже всё решили?

– Здрасте, приехали. Тебя ждали, думали, умное скажешь. Ошиблись, – сразу, как старый драндулет, с пол-оборота завелась Сова. – Думаем мы еще.

– Кто это мы? – еще не пришел в себя Соловей. – Он что… – Кивок в сторону Отрывкина. – …тоже думает?

– Да. Он, например, думает, не выкинуть ли вас со своей лужайки навсегда, – встрял в разговор Отрывкин. – Надоели вы нам с Лёвой.

Лёвы зашипели.

– Но-но, без грубостей, – как-то поспешно сказали хором птицы. И тут Соловья осенило (не зря он клювом по балде получил):

– А давай мы тебе, Отрывкин, индивидуальную программу обучения подготовим? Будешь дома сидеть, к тебе на дом учителя будут приходить, экстерном всё окончишь. – А про себя додумал: «И мы забудем о тебе навсегда, как о кошмаре!»

Отрывкин любил учиться, любил познавать новое. И закралась ему мысль: «А почему бы и не попробовать? Что-нибудь теряю? Нет».

– Правильно, – заорали хором птицы так, что Лёвы попытались свернуться в маленький клубочек и исчезнуть. Оказывается, Отрывкин размышлял вслух. Слух не жаловался.

– Хорошо, – решился Отрывкин. – Когда приступаем? Но с условием: если мне что-то не понравится, мы сразу заканчиваем без взаимных претензий!

На этой фразе птицы переглянулись и облегченно выдохнули.

– Еще момент, – вдруг сказал Отрывкин. – Если с кем случается травма какая-нибудь, я в этом невиновен. И никаких претензий.

Птицы опять напряглись.

– И Лёвы будут учиться со мной, – добавил он.

После этих слов Сова потеряла сознание.

Отрывкин после некоторого раздумья на тему, что это стало с Совой, подул ей зачем-то в клюв, и Сова пришла в себя.

– Он еще здесь? – слабым голосом спросила неизвестно у кого Сова.

– Они все здесь, – с ехидством ответил Отрывкин, – потому что живут они здесь.

Сова, вздохнув, опять намылилась в обморок, но ее поддержал хилым плечиком Соловей.

– Так, – деловито сказал он, – все условия принимаются. Надо разработать план обучения абитуриента, расписание и согласовать с профессурой.

– А вы ничего не забыли, уважаемый? – спросил Отрывкин, жестом приглашая своих необычных гостей войти в дом. – Время второй час ночи уже. И мы с Лёвой спать, между прочим, хотим! Только непонятно: почему светло-то так? Вроде не под Питером живем, – задумался Отрывкин и уже собрался было пощелкать пальцами (кто его знает зачем), как вдруг пришедшая в себя Сова вздыбила клюв, заклацала и камнем кинулась на него, пытаясь цапнуть (а лучше откусить) палец. Отрывкин дернулся в сторону.

И тут Соловей со всей дури заорал:

– Тихо! Вы что, Отрывкин, не понимаете, что мы время остановили, чтобы с вами контакт наладить? Трое суток прошло! А ты, уважаемая, – обратился Соловей к Сове, – веди себя достойно после перепоя, как и положено проводнику!

Все примолкли, переваривая полученную информацию. Только Лёвы спали, уютно свернувшись клубочком на теплом коврике у камина.

– Я вот поинтересоваться хочу: а на «вы» мы давно перешли? А то врываются, тычут, а потом вдруг «вы». Настораживает как-то.

– А мы к своим абитуриентам относимся с исключительным уважением, – съязвил Соловей. – Позвольте представиться: ректор Школы магических искусств Соловьян. У нас не приняты особые имена-отчества-фамилии. А образ – так, не обращайте внимания, он мне дорог как память. А это, – показал он на еще трясущуюся от злости Сову, – наш бессменный проводник в параллельный мир, который соприкасается с вашим миром достаточно плотно, чтобы люди, знающие и умеющие, могли переходить из одного мира в другой. Так вот: Совач. На замашки в ее совином теле – а у каждого из магов нашей Школы есть некая вторая ипостась – тоже не стоит обращать внимания. Это у ее бывшего – прапором, кстати, был – имелись проблемы с алкоголем, ну Совач и пристрастилась. А чтобы окончательно не превратиться в прапора, ведет себя так исключительно в совиной ипостаси.