– Мне кажется странным, что никто не заметил, как этот автомобиль въехал в имение.

– Есть один удобный путь, он ведет к старой часовне. По нему часто ездят машины. Похититель мог незаметно оставить там машину и добежать до дома во время суматохи, когда все внимание было обращено на бродягу.

– Но ведь возможно, что он уже был в доме, – задумчиво проговорил Пуаро. – Нет ли здесь укромного местечка, где он мог бы спрятаться?

– Ну, мы, конечно, не особенно тщательно обыскивали дом. Нам казалось, в этом нет необходимости. Видимо, он мог бы где-то спрятаться, но кто впустил его внутрь?

– К этому мы вернемся немного позже. Всему свое время... Давайте будем придерживаться определенной системы и выясним все по порядку. Итак, нет ли в вашем доме особого потайного места? Уэйверли-Корт – старинный особняк, а в них порой бывают так называемые потайные кельи, в которых в давние времена скрывались от преследования католические священники.

– Черт возьми, а ведь и правда есть у нас такой тайник! Он находится в холле за одной из панелей.

– Рядом с залом заседаний?

– Да, прямо около его дверей.

– Voilà![73]

– Но никто не знает о его существовании, за исключением меня и моей жены.

– А Тредвелл?

– Ну... он, возможно, что-то слышал о нем.

– Мисс Коллинз?

– Я никогда не рассказывал ей о тайнике.

Пуаро задумчиво помолчал.

– Итак, мосье, теперь мне необходимо самому осмотреть Уэйверли-Корт. Я не нарушу ваших планов, если заеду к вам сегодня во второй половине дня?

– О, пожалуйста, мосье Пуаро, чем скорее, тем лучше! – воскликнула миссис Уэйверли. – Вы ведь уже видели очередное послание.

Она вновь вручила ему записку похитителя, доставленную в Уэйверли-Корт утром, которая и заставила ее немедленно отправиться к Пуаро. В послании давались четкие и ясные указания о выплате денег, а заканчивалось оно угрозой, что в случае обмана мальчик может лишиться жизни. Было очевидно, что после нелегкой борьбы врожденная материнская любовь миссис Уэйверли наконец победила благоприобретенную любовь к деньгам.

Мистер Уэйверли вышел из комнаты, а Пуаро на минутку задержал его супругу.

– Мадам, пожалуйста, ответьте мне искренне. Вы разделяете веру вашего мужа в преданность этого дворецкого, Тредвелла?

– Я ничего против него не имею, мосье Пуаро, и не понимаю, какое он может иметь отношение к этой истории, но... в общем-то, он мне никогда не нравился... никогда!

– Еще один вопрос, мадам. Вы можете дать мне адрес бывшей няни вашего малыша?

– Хаммерсмит, Нетералл-роуд, сто сорок девять. Неужели вы воображаете...

– Воображение тут ни при чем, мадам. Помочь нам могут только... мои маленькие серые клеточки. И иногда, именно иногда, они подсказывают мне хорошие идеи.

Закрыв дверь за миссис Уэйверли, Пуаро подошел ко мне:

– Итак, мадам никогда не нравился дворецкий. Об этом стоит подумать, не правда ли, Гастингс?

Я уклонился от ответа. Пуаро так часто пускал меня по ложному следу, что я научился быть осторожным в своих высказываниях. От моего друга всегда можно было ожидать какого-то подвоха.

Тщательно одевшись для загородной прогулки, мы сначала отправились на Нетералл-роуд. Нам повезло, мисс Джесси Уитерс была дома. Она оказалась привлекательной женщиной лет тридцати пяти, толковой и хорошо образованной. Мне не верилось, что она могла быть замешана в таком деле. Она очень обиделась на то, что ей отказали от места, но признала свою провинность. Нарушив распоряжение хозяина, она вышла из дома, чтобы встретиться со своим женихом, он работал по соседству художником-оформителем. Ее поступок казался вполне естественным. Я не совсем понял, чего добивался Пуаро. Все его вопросы казались мне совершенно неуместными. В общем, все они касались обычной, повседневной жизни в Уэйверли-Корт. Я откровенно скучал и поэтому обрадовался, когда Пуаро, простившись с мисс Уитерс, направился к двери.

– Как просто, оказывается, организовать похищение ребенка, mon ami, – заметил он, когда мы, усевшись в такси на Хаммерсмит-роуд, поехали к вокзалу Ватерлоо. – Этого трехлетнего малыша можно было похитить с необычайной легкостью в любой день.

– Я не понимаю, чем эти сведения могут быть нам полезны, – холодно ответил я.

– Au contraire[74], они чрезвычайно полезны нам, чрезвычайно! Послушайте, Гастингс, если вы так любите носить булавки для галстука, то могли бы по крайней мере воткнуть ее точно в центр. Сейчас ваша булавка сдвинута вправо по меньшей мере на полтора миллиметра.

Уэйверли-Корт оказался прекрасным старинным особняком, не так давно отреставрированным. Мистер Уэйверли показал нам зал заседаний, балкон и все места, имеющие отношение к данному делу. В заключение по просьбе Пуаро он нажал на какую-то кнопку в стене, одна из панелей медленно отъехала в сторону, и короткий коридор привел нас в потайную келью.

– Вот видите, – сказал Уэйверли, – здесь ничего нет.

Крохотная келья была практически пуста, даже на полу не отпечаталось никаких следов. Я присоединился к Пуаро, который, склонившись, внимательно разглядывал что-то в углу.

– Что вы скажете об этом, мой друг?

Приглядевшись, я заметил четыре близких друг к другу отпечатка.

– Собака! – воскликнул я.

– Очень маленькая собачка, Гастингс.

– Шпиц.

– Меньше шпица.

– Может, грифон? – с сомнением предположил я.

– Нет, даже грифон будет великоват. Думаю, собаководам неизвестна эта порода.

Я внимательно посмотрел на него. Глаза его взволнованно блестели, и лицо озарилось удовлетворенной улыбкой.

– Я был прав, – пробормотал он. – Разумеется, я был прав. Пойдемте, Гастингс.

Когда мы вышли в холл и панель за нами закрылась, из ближайшей двери вышла молодая леди. Мистер Уэйверли представил ее нам:

– Мисс Коллинз.

Мисс Коллинз оказалась очень энергичной и смышленой на вид особой лет тридцати. У нее были светлые, довольно тусклые волосы, а глаза скрывались за стеклами пенсне.

По просьбе Пуаро мы прошли в маленькую, примыкающую к кухне столовую, и он подробно расспросил ее о всех слугах, и особенно о Тредвелле. Она призналась, что недолюбливает дворецкого.

– Слишком уж он важничает, – пояснила она.

Затем они начали обсуждать ужин вечером двадцать восьмого числа и выяснять, что именно ела тогда миссис Уэйверли. Мисс Коллинз заявила, что у нее самой не было никаких последствий, хотя они вместе ужинали в верхней гостиной и им подавали одни и те же блюда. Когда мисс Коллинз уже направилась к выходу, я слегка подтолкнул Пуаро локтем.

– Собака, – шепнул я.

– Ах да, собака! – Он широко улыбнулся. – Нет ли случайно в вашем доме собаки?

– Есть пара охотничьих собак, но они живут на улице.

– Нет, я имею в виду маленькую собаку, в сущности, комнатную собачку.

– Нет... таких у нас нет.

Пуаро позволил ей удалиться. Затем, нажав на кнопку звонка, он заметил мне:

– Она лжет, эта мадемуазель Коллинз. Впрочем, возможно, я поступил бы так же на ее месте. Ну что ж, черед дошел и до дворецкого.

Тредвелл явно весьма уважительно относился к своей персоне, его просто переполняло чувство собственного достоинства. С большим апломбом он поведал нам свою версию похищения, и она, в сущности, полностью совпадала с рассказом мистера Уэйверли. Он также сказал, что знал о наличии потайного убежища.

Когда он наконец удалился все с тем же архиважным видом, я оглянулся и встретил насмешливый взгляд Пуаро.

– Ну и какие выводы вы можете сделать, Гастингс?

– А вы? – парировал я.

– С чего вдруг вы стали таким осторожным? Надо стимулировать свои серые клеточки, иначе они так никогда и не заработают. Ну да ладно, я не буду дразнить вас! Давайте порассуждаем вместе. Какие моменты показались вам наиболее странными?

– Мне показалось странным только одно обстоятельство, – сказал я. – Через восточные ворота похититель мог бы выехать совсем незаметно, но он почему-то на глазах у всех направился к южным воротам.