Стефан, который вернулся в Кесарию с кораблем, что повез специи в Тергестум, поначалу наслаждался свалившимся на его голову покоем. Ему еще не успела наскучить местная неторопливая жизнь. Он спал, ел, читал что-нибудь, хотя раньше с удовольствием провел бы весь день в харчевне. Это все скука. Скука такая, что даже непременные кулинарные изыски и терпкое местное вино, которое он заедал разной морской живностью, не могли эту скуку скрасить. Он уже успел пристраститься к иному, куда более быстрому ритму жизни. Впрочем, вечера, когда дувший с моря ветерок уносил опостылевший дневной зной, были тут весьма неплохи. Стефан очень любил здешние вечера и их прохладу. Он снова начал покрываться благородным жирком, люто завидуя брату, который пошел в поход за корицей на остров Сихала, что венчал собой южную оконечность Индии. Корица там была отменная. Собственно, именно там и добывали самую лучшую корицу, а не какую-то дешевую дрянь, которую везли с восточных островов. Или не с островов, не суть… Продавцы пряностей какие только небылицы не рассказывали про свой товар. Многие и вовсе врали, что добывают корицу из гнезд гигантских птиц, которые живут на неприступных скалах. Впрочем, это все ерунда! Главное, что братец Никша сейчас жил полной жизнью, а Стефан ему люто завидовал.

Ссыльный слуга императора купил себе небольшой домик, справедливо полагая, что ему придется коротать тут долгие годы. А если так, то чего мелочиться? У него же есть деньги. Стефан прикупил и рабыню, одинокую старуху, родом откуда-то из Персии, которую отдали почти бесплатно. Несмотря на ее сопротивление, он выправил ей вольную. Стефан, будучи рабом императора, возненавидел рабство всей душой. Он зажил тихой, неспешной жизнью. Сон, еда, книги… Так было до сегодняшнего дня.

— Ты будешь Стефан? — три городских стражника вломились в дом без стука.

— Я, — коротко ответил тот. Сердце ушло в пятки, ведь такое начало разговора не предвещало ничего хорошего.

— Собирайся, с ними пойдешь, — сказал старший из тройки. — Сиятельный Тигран к себе вызывает.

— А зачем вызывает? — спросил Стефан.

— То нам неведомо, — пожали плечами стражники. — Нам велят человека привести, и мы его приводим. А если добром не пойдешь, мы тебе бока намнем. У нас это быстро.

— Я выйду через минуту, — кротко сказал Стефан. — Вот вам по кератию за беспокойство, почтенные воины, подождите меня на улице. Мне нужно отдать распоряжения служанке.

— Благодарствуем, добрый господин, — расплылись в улыбке стражники. — Не серчайте на нас! Сами понимаете, служба!

— Возьми кошель, Нилуфар, — Стефан сунул рабыне деньги. — Если я не вернусь, живи тихо, так, как будто ничего не случилось. Если вдруг спросят, где я, говори, что хозяин уехал по делам. А куда уехал, тебе не сказал. Ты всего лишь служанка. Сторожи дом, деньги экономь. Я скоро вернусь! А если не вернусь, то этот дом твой. Поняла?

— Да, господин, — испуганно посмотрела на него старуха. — Вы уж не бросайте меня одну! Я ведь без вас пропаду совсем!

— Вернусь я, не бойся! — ответил Стефан, понимая, что он, скорее всего уже не вернется сюда никогда. Что-то в груди тревожно екнуло, а он привык доверять своему чутью.

Он вышел на улицу и кивком подозвал к себе стражников.

— Пять солидов, и вы скажете, что не застали меня дома, — сказал Стефан, понимая, что в этой жизни меняется все, кроме одного. Государственные служащие брали, берут и будут брать взятки. И так будет до тех пор, пока всадники Апокалипсиса не посетят нашу грешную землю с последним визитом.

— Да ну, — отмахнулась от него стражники. — Нам влетит еще!

— Десять! — поднял ставку Стефан. Стражники крепко задумались. Сумма была немалой. Им столько и за полгода не заработать. Тут не столица, где золото на дороге валяется. Ну, так они слышали…

— Пятнадцать, и это мое последнее предложение, — поднял ставку доместик. — За двадцать солидов меня командир вашей стражи отпустит, а за пятьдесят — сам проконсул.

— А, дьявол с тобой, по рукам! — воровато оглянулись стражники, которые насчет своего начальства ни малейших иллюзий не питали. — Лучше мы эти деньги получим, чем они. Эти живоглоты за полсотни самого Иуду Искариота отпустят, мы их знаем. Только ты, господин хороший, прямо сейчас в порт беги и лодку какую-нибудь найми. Не приведи господь, поймают тебя. С нас ведь шкуру спустят.

— Дайте мне час, — убедительно сказал Стефан. — Скажете, что ждали меня у дома, да так и не дождались. А я пока в порт побегу.

— Добро! — кивнули стражники и весело загалдели. — По пять номисм на брата! Вот свезло, так свезло. Вот загуляем, парни! Все шлюхи наши!

— В порт! В порт! — шептал про себя Стефан, понимая пыль подошвами сандалий. — Лодку нанять, и в Газу. Ицхак меня приютит. За три золотых меня туда на руках отнесут. Вот этот рыбак подойдет! Он за солид три месяца в море горбатится.

— Эй, почтенный! — крикнул он рыбаку, который уже отходил в море. — Хочешь по легкому три солида заработать? Хочешь? Ну, я так и думал! Ставь парус и правь на юг. Я скажу, где меня высадить.

А ведь это измена! — забилась в голове Стефана тревожная мысль, когда гавань Кесарии Палестинской скрылась из виду. — Если попадусь, конец мне! Вот бедный я, несчастный! Хотя… Мне же и так конец! Ничего хорошего меня у проконсула не ждало. Кандалы меня там ждали. Кандалы и дыба в подвале Большого Дворца, я это сердцем чую.

Август 636 года. Долина реки Ярмук. Сирия.

Как и предполагал Стефан, почтенный Ицхак приютил его, не задавая лишних вопросов. А вот что делать дальше, бывший слуга императора решительно себе не представлял. Он ел, спал и читал, благо у купца была неплохая библиотека. Газа, которая должна была страдать под гнетом дикарей, не страдала от него ничуть. Страдали здесь только те, кто хотел перерезать горло своему соседу за признание Мессией некоего Иисуса из Назарета, или наоборот, за непризнание его таковым. Мусульмане, которые почитали Ису как предпоследнего пророка, резать друг друга за такую малость запретили категорически и развели христиан и иудеев по разным углам, позволив им иметь собственных судей. И многострадальные горожане задумались: а что, так можно было? Оказалось, что можно, и жизнь вновь потекла своим чередом, только налоги стали вдвое ниже, чем раньше. Тоска по вековечной власти римских императоров развеялась, словно дым, а сами императоры вспоминались теперь, как дурной сон. Простые ребята из пустыни проблемы тоже решали просто и эффективно: плати и молись, как твоя душа просит. Если ты не язычник, конечно. Язычников арабы за людей не считали. Для них был простой выбор — принять ислам или умереть. Впрочем, для недовольных путь был чист. Не нравится тебе власть халифа мусульман — собирай вещи и иди на все четыре стороны. Никто не тронет ни тебя, ни твоего добра, ни твоих дочерей. И понимание этого привело к тому, что мелкие городки и вовсе начали сдаваться без боя, бросив все три палестинские провинции к ногам арабов.

Резня и грабежи первых месяцев войны притихли, и даже замордованные крестьяне, которые не смогли отсидеться за стенами городов, начали пугливо выглядывать из тех щелей, куда забились. Купцам и ремесленникам-горожанам повезло куда больше. Меч войны обрушился на самых беззащитных, как это и бывает обычно. Но жизнь есть жизнь. Она требует пахать землю, собирать виноград и давить масло. Все это нужно и новым хозяевам тоже, и арабы, подумав немного, грабежи и бесчинства прекратили, обложив неверных джизьей.

Все это Стефан узнал в первую же неделю, после чего вновь погрузился в бесконечную скуку ничегонеделания. А хуже всего было то, что приличного повара в этих местах не водилось, хотя местное вино оказалось очень крепким и превосходным по качеству. Вино скрасило ему еще одну тоскливую неделю…

Именно безумная скука и полное непонимание того, что ему делать дальше и толкнули Стефана на очередную авантюру. Он решил уехать к брату Никше, и еще раз сходить в Индию, раз уж дорога домой для него теперь закрыта. Он сел на верблюда и поехал на юг вместе с караваном купцов, которые вдруг, пошептавшись о чем-то со встреченным отрядом арабов, резко повернули на север, в сторону Сирии. И судя по оживленным перебранкам, они ожидали от этой поездки хорошей прибыли. Почему? Да очень просто. Никто уже в этих землях не верил в мощь армии императора после падения Дамаска, жемчужины Востока. Иерусалим держался из последних сил, а его жители с испугом смотрели со стен на всадников, которые беспрепятственно разоряли городские окрестности. Остановить их тут было просто некому. Бывший слуга императора смиренно принял свою судьбу, ведь ни одному безумцу не пришло бы в голову отправиться в такой путь одному. Так Стефан и оказался в южной Сирии, в лагере мусульманской армии под командованием Абу Убайды, верного соратника Пророка. Впрочем, скромный воин отринул гордыню и передал военное командование старому знакомому Стефана, Халиду ибн аль-Валиду. Себе же Абу Убайда оставил снабжение и руководство духовной жизнью войска, чем немало удивил Стефана, которые привык, что за власть грызутся насмерть, а не уступают ее добровольно. И вот тогда бывший доместик решил, что раз уж занесла его сюда лихая судьба, то он запишет все, что увидит, чтобы оставить это знание потомкам. Ведь прямо на его глазах творилась история.