В то же время. Тур. Австразия.

Королева Нантильда истово молилась в базилике святого Мартина. Ей было безумно страшно. Скверно у нее было на душе, очень скверно. И на то была очень серьезная причина.

Тур, хоть и был окружен с трех сторон бургундскими землями, принадлежал королевству Австразия. Это было в Галлии обычным делом, ведь все наследие великого Хлодвига считалось общим достоянием царственного рода Меровингов. Братья-короли, которые несколько раз делили Франкию на уделы, породили неимоверную путаницу. Эта путаница усугублялась тем, что короли непрерывно погибали в войнах и от ножа убийц, присланных другими братьями, а потому передел земли носил нескончаемый характер. Города, герцогства и графства переходили из рук в руки по нескольку раз. И никого не удивляло, а как это королю Австразии, сидевшему в далеком Меце, принадлежит половина Марселя. Бывало и такое, что несчастные горожане и сами не знали, кому именно из королей они принадлежат в данный момент, ведь налоги требовали все. И королевские лейды тоже грабили одинаково, не разбирая своих и чужих. Только при Хлотаре II, перебившем почти всю свою родню, стало полегче. Правда, он не довел такое богоугодное дело до конца, упустив мальчишку Хильдеберта, и это породило массу новых проблем. В воздухе отчетливо пахло новой большой войной.

Нантильда искренне думала, что сделала все чисто. Несколько капель яда добавили в вино, которым напоили проклятую степнячку после родов, и дело сделано. Мальчишка умер с ней вместе, по той же причине…

— Ну что ей стоило родить девчонку? — шептала искусанными губами Нантильда. — Ну, что ей стоило? У нашего короля уже есть два сына. Мой Хлодвиг наследует Нейстрию, а Сигиберт — Австразию. Не нужен еще один наследник, никому не нужен. Это же ведь опять война, опять кровь. Я же, как лучше сделала. Так ведь для всех будет лучше! Для всех, господи!

Юному Сигиберту исполнилось четыре года, и уже два из них он жил с матерью в Меце, куда его вытребовала буйная восточная знать. Австразийские лейды с каждым годом забирали себе все больше и больше власти, но при этом жить не могли без собственного короля. И ведь все шло просто отлично, пока к ней не пришел тот человек…

— Проклятье! — шептала Нантильда. — Да как это могло получиться? Как? Я же этих людей сама подбирала. Они мне по гроб жизни обязаны. Кто из них мог проболтаться? Может, остальные служанки королевы заподозрили неладное и стали трепать языком? Да, это они, больше некому! А это еще кто такая?

Нантильда потеряла дар речи. В базилику вошла незнакомая женщина с таким высокомерным выражением лица, что Нантильде захотелось схватить ее и дать плетей. Только охрана из богатырского сложения воинов в роскошных доспехах наводила на мысль, что сделать это будет не только непросто, но и попросту небезопасно.

— Радегунда, сокровище мое, — нравоучительно сказала незнакомка. — Ты в храме божьем, и ты королева. Прекрати корчить рожицы! Веди себя, как подобает!

— Радегунда? — ахнула Нантильда. — Так это же… Что ОНА тут делает?

— Ваше величество! — архиепископ бросился к княгине и протянул руку для поцелуя. — Ваши подношения доставили. Ваша щедрость воздастся вам сторицей!

— Пустое, святой отец, — отмахнулась та. — Благословите нас с молодой королевой. Она едет к своему жениху, в Аквитанию. Мы не могли не поклониться святому Мартину, поэтому сделали большой крюк.

Нантильда впилась жадным взглядом в ту, кто был женой двух самых страшных врагов ее собственного мужа, и впитывала каждое ее слово, каждый жест и даже каждое движение брови. Какое платье? — завистливо подумала она. — Шелк? Конечно, шелк! Красиво-то как! И грудь открытая! Стыдоба! Ненавижу ее! — билась в голове отчаянная мысль. Почему-то рядом с ней Нантильда, происходившая из знатной семьи, почувствовала себя какой-то вульгарной деревенщиной, с таким изяществом и достоинством вела себя эта чужестранка. Нантильда посмотрела на аккуратные, чуть удлиненные ноготки этой стервы, и до боли сжала пальцы в кулаки. Неровные, обкусанные ногти впились в кожу ладоней, но она этого даже не заметила. Ее руки тоже не знали труда, но по сравнению с узкими холеными ладошками княгини они скорее походили на две лопаты. Пальцы Нантильды были густо унизаны перстнями, в отличие от соперницы, но даже это не радовало королеву. Она показалась сама себе простой горожанкой, торговкой с рынка, которая с завистью смотрит из толпы на королевский выезд.

Княгиню окружала почти осязаемая аура власти, которая ни на секунду не давала усомниться в ее статусе. И это породило еще большую ненависть со стороны Нантильды. Ненависть и зависть. Ей тоже захотелось стать такой, как Мария. Красивой, властной и уверенной в себе. Уверенной настолько, что ей даже обвешиваться украшениями не нужно. Все и так всё понимали. Вдобавок ко всему, княгиня выглядела так, словно пьяный муж ни разу в жизни не колотил ее. А может и, правда, не колотил? — подумала вдруг Нантильда. — Как ее вообще ударить можно? Она же такая…

— Королева Мария! — воскликнула Нантильда, натянув на лицо маску любезности. — Какими судьбами?

— Это королева Нантильда, супруга его величества Дагоберта, — пояснил епископ, когда княгиня повернулась к нему с самым растерянным видом. Она явно не знала, как себя вести с этой незнакомкой.

— Здравствуй, Нантильда! — лицо Марии расплылось в искренней улыбке. — Ты же мать короля Хлодвига? А мы вот с молодой королевой решили навестить моих отца и сестру. А потом заглянем в Тулузу. Радегунде уже пора познакомиться с женихом.

— Может быть, после службы заглянем ко мне? — предложила Нантильда. — Я остановилась здесь, в монастыре. Поболтаем!

— Лучше ко мне, милочка, — улыбнулась Мария. — У меня есть вкуснейшая наливка, которую благословил сам преосвященный Григорий. И я подарю тебе чудесный платок из персидского шелка. Я везла его Гизеле Васконской, но отдам тебе. Тут такого ни у кого нет! Остальные жены короля Дагоберта просто помрут от зависти!

— Пойдем, конечно! — глаза Нантильды загорелись. Она была весьма богата, но отказаться от шелкового платка, привезенного из далекой Персии? Увольте! Она же не полная дура!

— А у нас совсем недавно говорили о тебе, — Мария взяла Нантильду под руку, когда они вместе вышли из базилики. — И тут ты, собственной персоной! Такое совпадение, просто удивительно!

— И кто же обо мне говорил? — не на шутку удивилась Нантильда.

— Герцог Орлеанский недавно был в Шалоне, — легкомысленно махнула рукой Мария, и затараторила. — Я искала отца, а он был у майордома Виллебада в гостях. И герцог Октар тоже был там. Он такой страшный! Моему мужу тоже служат аварские ханы, но у нас они не такие суровые. Даже улыбаются иногда. А этот вот прямо дикарь! И смотрит исподлобья так, что я даже напугалась немного…

— Герцог был в Шалоне? — довольно резко перебила ее Нантильда, которая ощутила холодок, пробежавший по спине. Пустопорожняя трескотня словенской княгиня начала ее изрядно утомлять. — И при чем тут я? О чем они говорили?

— Да я и не помню уже, — сморщила носик Мария. — Мужские дела — это такая скука, и это было месяца три назад. Я и вспомнила об этом разговоре только потому, что герцог произнес твое имя.

— Герцог Орлеана был в Шалоне-на-Соне и говорил обо мне? — почти по слогам спросила Нантильда.

— Ну да, я же только что тебе об этом сказала, — Мария даже обиделась немного. — Ты меня совсем не слушаешь, милочка? Хотя… он еще свою дочь вспоминал. Ну, вот мы и пришли. Зайдем?

— Разумеется! — решительно кивнула королева. — Раз сам епископ Григорий благословил… Только, моя дорогая, я отлучусь ненадолго. Мне нужно дать несколько распоряжений своим лейдам.

— Конечно, милочка, конечно! — прокудахтала Мария. — Я буду тебя ждать.

Господи! Господи! — шептала Нантильда, которая почти бежала в свои покои. — Спасибо тебе! Ведь я не верила сначала. Тот каноник из монастыря святого Германа пришел и сказал, что ему было видение. Что я должна поклониться святому Мартину, и так избегну большой беды. Он сказал, что мой самый большой грех больше не тайна. Видит Бог, я озолочу его!