Шел я из гастронома,
накупил еды всякой разной, выбирал подешевле
и вот иду по Малой Бронной
совершенно счастливый.
Никогда я не был таким счастливым,
как в этот вечер
в мои восемьдесят два с половиной года,
никогда я не был так свободен,
никогда я не был так беспечен,
никогда мне не было настолько на все наплевать,
никогда я не был настолько никому не нужен,
никому ничего не должен,
в жену заново влюблен, как когда-то,
живем, как два голубка,
никогда до такой степени
совершенно не думал о завтрашнем дне,
никогда мои чувства, мои мысли
не были настолько чистыми, искренними —
ничего закулисного, спрятанного, тайного,
ни от кого ничего мне не надо,
от меня никому ничего не надо,
никогда я не испытывал такого блаженства,
такую сплошную радость!
Все во мне чувствует себя свободно:
моя лень, мое воображение, мои слова,
которые делают ну буквально все, что хотят,
вступают между собой в немыслимые отношения,
они меня сводят просто с ума,
так они бывают великолепны,
и тут нет никакого проявления моего таланта,
они сами, сами слова проявляют свой гений.
Но ты же скоро умрешь, скажете вы мне
в ответ на мои восторги.
Да, я умру:
свободы жизни не бывает без свободы смерти,
именно неминуемая смертушка,
которая заберет меня, когда ей вздумается,
дает мне в старости полную свободу дерзаний,
и жизнь, и смерть наконец равны —
как я не знаю, что будет со мной,
после встречи с ней,
так она не знает, что будет с ней
после встречи со мной,
ведь моя смерть жива, пока жив я,
они уважают друг друга – моя жизнь и моя смерть,
они подруги, они сестры!
С обеими в обнимку
я шел счастливый по Малой Бронной,
у театра Михоэлса толпа, премьера.
Пропуская небрежно
старичка с коляской, набитой овощами,
люди, конечно, не могли и подумать,
какое счастье накатило на меня в этот вечер,
как я целовался, никого не замечая,
одновременно с жизнью и смертью
всю дорогу
от гастронома до дома.
