А потом он услышал о будущем замужестве и увидел её счастливые глаза. И пропал. Сергей старался не показываться в КБ, передавал рапорта и уходил. Слова Сашки Ястребова об измене Андрея своей даже пока не жене воспринял как личную обиду. Ну как? Как можно оставить такую девушку и искать чего-то на стороне? Как можно отказаться от неё? Красивая, умная, нежная, глаза эти огромные зелёные, как у кошечки. Ладошки маленькие, пальцы тонкие. И эта её привычка поправлять волосы, заправляя локон за ушко с блестящей жемчужиной.

Сергей повернулся к двери спиной и съехал вниз, положив локти на согнутые колени. А если ей сейчас плохо? А вдруг плачет? Он передёрнул плечами, вспомнив обвинения Тамары Ивановны. Хотя её тоже понять можно, наверное. Она мать. Соколов забросил голову назад и уставился пустым взглядом в белый потолок. Мать. Он никогда не видел своих родителей. Вся его жизнь — это детдом и общага. И небо.

Он впервые близко увидел этих металлических птиц, когда ему исполнилось пятнадцать. И твёрдо решил, что он тоже будет летать. С того дня все силы он бросил на достижение своей цели. Учёба и только учёба, отказ от курения, занятия парашютным спортом — и вот он уже курсант лётного училища. Димку Орлова он заметил сразу. Тот был так же высок, как и Сергей, но в отличие от замкнутого детдомовского мальчишки уверен в себе, спокоен и невозмутим. В их дружной компании, прозванной начальником училища генералом Канкриным «благородной стаей», он один был, как это принято было говорить, из «простых». Отец Димы Орлова был известным авиаконструктором, так же как и отец Андрея Грачёва, родители Миши Воронова служили в дипломатической миссии в Италии, Саня Ястребов был из генеральской семьи, отец его служил в Москве, а предки Паши Коршуна были офицерами со времен первой мировой. Но несмотря на различие в социальном положении Сергей не ощущал со стороны своих друзей ни давления, ни высокомерия. Он каждый год ездил в гости к кому-то из друзей, они вместе отдыхали на турбазах, катались зимой на горных лыжах, а летом ездили рыбачить на дачу к Ястребовым. И за всё время учёбы в училище, не считая дня принятия Присяги и выпуска, ни один из отцов не появился на пороге училища, кнуты и пряники они получали одинаково. И только одно различие было между ними — Сергей не мог запросто общаться с девушками. Он с улыбкой наблюдал за влюблённостями своих друзей, усмехался и молчал при разговорах о женском поле, гулял на свадьбах Орлова и Ястребова, летал, спасал друзей, получал награды и выговоры, но найти женщину, которую бы полюбил, так и не смог. И только сейчас, когда скоро он встретит свое тридцатилетие, он понял, что такая женщина появилась в его жизни. Алёна. Зеленоглазая красавица Алёна Павловна Захарова.

Сергей поднялся, сжал ладонью дверную ручку, и вдруг дверь поддалась, беззвучно открываясь, будто приглашая его войти. В прихожей было темно, где-то мерцал неверный свет, слышался тихий смех, разговоры и музыка. Ничего не понимающий мужчина медленно прошёл вглубь квартиры и увидел сидящую на диване девушку, закутавшуюся с головой в плед, бессмысленно смотрящую в большой монитор компьютера, где мелькали кадры из снятого когда-то домашнего видео. Он остановился и уставился на экран, где у костра сидели люди, а погибший Грачёв пел песню под гитару. «Милая моя, солнышко лесное, где, в каких краях встретишься со мною». Андрей улыбался в камеру, покачивая головой в такт песни, люди вокруг подпевали ему, трещали дрова в огне. А Алёна молча сидела на диване и смотрела на поющего погибшего жениха.

Сергей шагнул вперёд и резко выключил запись.

— Зачем ты это сделал?

— Алён, прости, но так ты не вернёшь его…

— Его никак не вернёшь, майор. И в его смерти отчасти виновата и я.

Соколов присел на корточки перед девушкой и тихо сказал:

— Алёнушка, ты ни в чем не виновата. Он, как и мы, сам выбрал свою профессию. Наша профессия — ходить по самому краю жизни и смерти. Наш закон — не переступать этот край. Но если придётся, то шагнуть и спасти остальных. Недаром все наши инструкции написаны кровью. И ты не должна винить себя! Прости, но это должно было случиться. Если бы не он, то кто-то другой.

— И ты?

— И я, — твёрдо ответил Сергей. — Алёна, это моя профессия. Моя жизнь. И парней наших, и твоего отца. Ну что ты?

Он встал на колени и крепко прижал рыдающую девушку к себе. Он молчал и терпеливо ждал, когда закончатся слёзы, прервутся рыдания. Но Алёна скоро обмякла, уткнувшись лбом в его плечо, и Сергей с удивлением увидел, что она уснула. Он медленно поднялся, сел рядом, прижал спящую девушку к себе и откинулся на спинку дивана.

В эту минуту в коридоре зажёгся свет и в комнату тихо вошёл командир, отец Алёны полковник Захаров. Он внимательно посмотрел на спящую девушку, перевёл взгляд на молчащего мужчину, обнимавшего его дочь, и кивнул.

— Я там, Сергей, продукты принёс. Чай там, сладости. Ты попробуй накормить её, а то одни глаза остались. — Полковник вышел из комнаты и тихо произнёс перед тем как уйти: — Береги её, Серёж, ей сейчас кроме тебя и не поможет никто, она никого не слушает. А тебе как-то удалось… Спасибо… сынок.

На следующий день Алёна Павловна Захарова вышла на работу. А через неделю Сергей Соколов улетел в длительную командировку, тестировать новые системы для дозаправки в воздухе.

***

— Майор, бери управление на себя.

— Есть, командир.

Командир самолёта-лаборатории Вяземский Юрий Степанович внимательно разглядывал своего второго пилота. Молодой совсем, а уже награды имеет. И не фитюльки «за выслугу годов», а настоящие боевые. А ещё Пашка, хромой чёрт, проводил его со словами «до встречи, сынок». Да чтобы Захаров кого так величал? Хрен вам! Он скорее пенделей раздаст. Значит, нормальный мужик.

— Рыжий!

— Да, командир, — отозвался бортинженер Алексей Рыжий.

— Включай систему, проверим для начала. А то опять получится «тыжинженер»!

— Спокойно! Теплицу-то я у матери всё-таки поставил!

Соколов вопросительно глянул на командира, слушая, как за его спиной Алексей тихо бормочет в диктофон о готовности к испытаниям, закончив фразу почти молитвой — «Да пребудет с нами ампер!»

— А что за история с теплицей, командир? — поинтересовался Сергей, свободно удерживая штурвал.

Экипаж, в который ещё входили штурман Алексей Бондарь и бортрадист Дмитрий Костров, прыснул со смеху, а Вяземский откинулся в кресле и с улыбочкой начал свой рассказ, что сопровождался тихими ругательствами Рыжего.

— Понимаешь, Лёха-то у нас хоть и молодой, но один из грамотеев в своём деле, ведущий инженер всё-таки. А мать его в деревне живёт. Слышь, Рыжий, а как деревня называется?

— Закобякино, — гордо ответил инженер.

Вяземский скривил губы и поднял палец вверх, подчёркивая важность имеющегося факта.

— И там, в том Закобякине…

— Не «–кине», а «–кино»! — возмущённо поправил командира Рыжий.

— Да, так вот! — как ни в чём ни бывало продолжил Вяземский. — Приезжает наш Лёшка домой, а его сосед ему вопрос задает. Сколько, говорит, углов у теплицы, Лёха?

— Да не так было! Ты… Вы, товарищ майор, его не слушайте, наврёт с три короба, а правды ноль!

— Меня Сергеем зовут, — ответил Соколов, замечая, как переглянулись между собой офицеры.

— Ну вот, Серёг, приезжаю я домой, а сосед мой меня на улице поймал и как рявкнет на всю вселенную: «А какой угол крыши должен быть у теплицы? Как не знаешь, ты ж инженер!» А народ уже вокруг собрался, продолжения концерта бесплатного желает. А этот дальше орёт: «А свадьбу у дочери провести сможешь?» Я, если честно, немного прифигел, а он мне такой: «Ну ты ж, говорят, какой-то там ведущий!»

Мужики откровенно наслаждались рассказом и тихими ругательствами, которыми Алёша сопровождал свой монолог.

— А ты что? — спросил Соколов.

— А что я? Я им всем и говорю: «Здравствуйте, говорю, приглашаю, говорю, к себе домой. И предлагаю познать силу второго закона Кирхгофа для магнитной цепи, а также, говорю, закон Ома в дифференциальной форме. Так же, говорю, есть возможность познать природу электрических и механических потерь в машинах постоянного тока, представленных, говорю, в виде коллекторного двигателя с вариациями последовательной, параллельной или даже смешанной обмотки возбуждения на ваш выбор».