— А где ваш сын? — опередил меня Серый.

— В детском ожоговом. Там пацан тяжелый очень. Обычными методами его могут не спасти, а Тимка, я же видел, как он чудеса творит. Он не в первый раз тяжелых у меня вытаскивает и говорит, что сил и умений пока мало, а то бы он развернулся.

Так вот где наш целитель силу набрал. Тоже мне, тихушник. Разве я бы возражал?

— Но он и так разворачивается, — продолжал добродушно ворчать Давыдов. — И в кого только?

Тут я только спохватился и вспомнил, ради чего мы сюда приехали, вгляделся в собеседника и не смог удержать удивленного возгласа. Потому что такого я раньше не видел. Теперь я понял смущение Тимофея, потому что, во-первых, источник его отца был огромный, самый большой из всех, что я когда-либо видел в двух мирах, а во-вторых, он был деформирован настолько, что использовать его было бы нельзя, даже если бы каналы не были так жутко перекручены.

— Что случилось? — встревоженно спросил Давыдов.

— Нет, это с вами что случилось?

— В каком смысле? — опешил он.

— В смысле не попадали ли вы в магическую аномалию или что-то подобное? — пояснил я. — Потому что вы могли стать очень сильным магом.

Давыдов замер, уставившись в пространство, то ли вспоминая что-то, то ли раздумывая, что нам ответить. Он наверняка понял, почему я спрашиваю, а значит, знал, что случилось.

— Но не стал? — он посмотрел на нас и неожиданно спросил, явно отвлекая: — Чай будете? С конфетами на выбор. Пациенты обычно либо спиртное, либо конфеты дарят. Нет чтобы палку сырокопченой колбасы и банку с огурцами…

— Так попадали или нет? — спросил я, азартно к нему наклоняясь.

— Боюсь, это закрытая информация, — ответил он и развел руками, словно извиняясь.

В своем первом мире я не помнил людей с такими повреждениями, а значит, это было особенностью мира этого. Чем он отличался от нашего? А ничем, кроме уклона в технику. Но тут я вспомнил про аномальные зоны, в которых не действует магия. Могли ли длительное пребывание в них привести к изменению в магических структурах? Особенно когда они только формируются? Запросто.

— Вы же не клановый? — сделал попытку я все же узнать.

— И что? Клятвы дают не только клановые. Государственная безопасность, знаете ли, не шутки.

Я задумался. Был бы он моим ровесником, я бы однозначно решил, что будем править и при удаче получим целителя экстракласса. Но взрослый человек с запорченным источником и каналами, которые, скорее всего, уже потеряли эластичность, можно ли что-то сделать с этим? Попробовать хотелось, прямо руки чесались, останавливало только то, что я прекрасно понимал: случай запущенный, самому Давыдову не справиться ,нужен постоянный присмотр и правка.

Тем временем Давыдов налил в чайник воды и выставил перед нами чашки, в которые поместил по пакетику с чаем. Конфеты он тоже выставил, а еще извлек тарелочку с нарезанной колбасой. Кажись, кто-то лукавил, когда заявлял, что ему колбасу не дарят. Ведь каждому нормальному пациенту должно быть понятно, что лучшие набор конфет для врача-мужчины — это колбасная нарезка.

Тимофей появился, как раз когда его отец разливал воду в чашки из закипевшего наконец чайника. Был наш целитель настолько бледным, что веснушки выглядели как черные дырочки, ведущие в иную реальность. Нет, срочно его на ритуал, чтобы была возможность для роста — на этом уровне она уже исчерпалась.

Давыдов-старший сыпанул в чашку, которую приготовил для себя, сахару побольше и всунул сыну в руки со словами:

— Ну как?

— Все нормально с мальчишкой будет, — слабо улыбнулся Тимофей и впился в чай, словно это был жизненный эликсир.

Кстати, а ведь такой есть, но я рецепта не знал, его могут готовить только целители, поэтому мне учить смысла не было.

— С ним-то, может, и нормально будет, — проворчал Серый, — но с тобой — нет. Такими темпами ты себя угробишь.

— Не, я предел чувствую, — отмахнулся Тимофей, на лицо которого начали возвращаться краски. — Да и прирост потом идет очень быстро, если выжмешь все.

— За счет жизненных сил, — напомнил я.

— Поем хорошо — и сразу в норму прихожу. — Он уже совсем ожил и даже глаза заблестели. — Что скажешь?

Поскольку кивнул он на отца, сомнений в том, о чем он спрашивал, не было.

— Есть идеи, — уклончиво ответил я. — Но, во-первых, я не уверен, что сработают, а во-вторых, даже пробовать не стану, если твой отец не вступит к нам в клан. Создавать потенциально сильного мага и отдавать его кому-то другому — не в наших интересах.

— Надеюсь, все всё запомнили? — я окинул мрачным взором свое воинство. — Не скажу, что сегодня решается наша судьба, но мы должны стать лучшими. И сегодня, и всегда.

— Как пафосно, командир, — хихикнула Диана, перекатывая жвачку из одного угла рта в другой. — Не бойся, мы их порвем как Тузик грелку: на мелкие невосстановимые клочки.

Полина недовольно хмыкнула. Была она мрачной и дерганной, но то, что вообще появилась на соревнованиях, порадовало. А вот то, что Глазьевы никак себя не проявляли, — нет. Не верилось мне, что они напрочь забыли про соревнования или что они не приготовили какой-то подставы. Но Полина стояла рядом, а ни Романа, ни его отца не наблюдалось.

Так-то Диана была права: никаких причин не показать лучший результат у нас не было. Командой мы были слаженной, Тимофей прыгнул на вторую ступеньку и уже полностью от ритуала восстановился, а я же сделал новые коммуникационные артефакты, завязанные друг на друга, а не на базу, но обладающие всеми качествами телефонных аналогов. Кроме звонка, разумеется. Звонок в нашей тайной миссии — явно лишний, достаточно вибрации. Кроме того, памятуя, что в команде с нами выступали представители еще двух кланов, я вложил в артефакты самоуничтожение, потому что привязки к конкретному лицу ставить не стал — смысла на этом этапе не было. Самоуничтожение я встроил не только в переговорные, но и во весь комплект: защитные, отвода глаз, управляемой иллюзии и малый целительский набор, артефакты с которым заряжал лично Тимофей. Последний тип артефактов — чистая перестраховка на случай, если что-то где-то пойдет не так.

— Телефоны сдаем, оружие сдаем. — К нам с контейнером подошел преподаватель, один из тех, кто сегодня дежурил. — Сдаем все. Потому что, если проверю и найду, запушу штрафные баллы.

— А оружие — это что? — уточнил Денис.

— Ножи, пистолеты, кастеты, дубинки… — начал перечислять преподаватель. — С собой разрешены только артефакты и личная магия.

— А если одежда не артефактная, ее тоже снимать? — фальшиво испугалась Диана.

Не нравится мне ее поведение, не пошла бы в разнос.

— Одежду можете снять, если очень хочется, — предложил преподаватель, наверняка привыкший и не к таким высказываниям от «золотых деток». — Если не очень — оставляйте.

Он нетерпеливо потряс контейнером, в который наша команда принялась складывать телефоны. Оружия ни у кого не оказалось, хотя если судить по настрою Дианы, у нее могло быть все что угодно. Но преподаватель на слово нам не поверил, поводил по каждому артефактом и, только убедившись, что ничего запрещенного мы не проносим, закрыл контейнер и скучающим голосом начал инструктаж. Выслушивали мы его уже раз пятый, но организаторы все так же опасались, что в обычном соревновании мы начнем разбрасываться чем-то столь убойным, что защита соперников не выдержит и они скончаются на месте. Строго говоря, мы должны были только обменяться ударами, ни в коем случае не повреждая противника. Но у меня были другие планы. Нет, убивать кого-то я не собирался, но и обмен ударами мне не подходил. Его, знаете ли, можно трактовать по-разному.

Преподаватель ушел, оставив нас одних ожидать, когда откроются двери на полигон, и я сказал Диане:

— Что-то ты слишком легкомысленно настроена. Имей в виду, даже если ты знаешь, что результат предрешен, то слухи, что проиграли мы из-за тебя, — это же совсем не то, чему порадуется твой дед?