— А что потом? Чем закончилось?

— Там открытый финал. Написано так, что вроде люди стали побеждать нелюдей-отморозков.

— Что за книга? Кто автор?

— Вот уже точно не помню толи «Девяносто первый год», то ли «Девяносто третий год». Автора тоже не помню.

— Не, точно не «Девяносто третий» — это Виктор Гюго.

— Ух ты, как интересно. Вот бы пожить пару лет в таком обществе, как в книге. Посмотреть на людей и нелюдей, понять, как нелюдей истребить можно.

«Не торопись Тём, еще успеешь. Поживешь, и не один год. А насчет нелюдей — ты прямо сейчас этим занимаешься », — подумал я, но ничего не сказал вслух.

— Хорошо, про отморозков понятно, что с «убить»? — спросила меня будущая журналистка.

«Не торопись Тём, еще успеешь. Поживешь, и не один год. А насчет нелюдей — ты прямо сейчас этим занимаешься », — подумал я, но ничего не сказал вслух.

— Хорошо, про отморозков понятно, что с «убить»? — спросила меня будущая журналистка Элен.

Я вопросительно посмотрел на Тёму.

— Расскажи. Она наш человек, — ответил он с серьезным выражением лица.

— Это серьезно? Тебя действительно хотели убить? — в ее взгляде смешались и недоверие к моим словам, и ужас от осознание что, кто-то намеренно желает мне смерти.

Я понимал ее сомнения. Большинство людей в СССР наивно считали, что на убийство могут пойти либо бандиты и жулики, целиком погруженные в преступный мир ради каких-то своих неведомых мотивов. Либо убийства происходили случайно, но не злонамеренно по пьяни, в драке или бытовой ссоре.

Я покачал головой. Я никогда не любил втягивать людей в опасные ситуации. Я чувствовал ответственность. Девушка, пусть не робкого десятка, не должна была пострадать по моей вине.

— Она еще морально не готова, Тём. Не стоит.

Но Элен не унималась.

— Что значит не готова? Я ещё с пионерских времен всегда готова! Выкладывай! Или я пойду проводить расследование самостотельно.

— Это шантаж, — улыбнулся я.

— Это недоверие с твоей стороны. Меня оно задевает, — парировала Элен.

— Ну хорошо, нам в любом случае нужно проявить фото. По ходу пьесы буду рассказывать и вводить тебя в курс дела.

Мы пошли быстрым шагом по направлению к лаборатории Тёминого отца проявлять фотографии.

На это раз с пленками всё было в порядке. Никаких замен. Каждый кард четкий. Один лучше другого.

То что наснимал Тёма, действительно оказалось кладом или информационной бомбой. Ассортимент импортных товар был способен поразить воображение советских людей, даже тех, что побывали в загранкомандировках в капстранах.

На фотографиях были товары, которые никогда не появлялись на прилавках советских магазинов. Я попробовал оценить стоимость увиденного и пришел к выводу, что там собрано как минимум на пару миллионов советских рублей.

Я не знал, как проводились расчетно-кассовые операции, выдавались ли чеки на купленное. Скорее всего на какую-то часть товара пришедшую по прямым поставкам в Универмаг и убранную на склад дефицита, проводили по бухгалтерии так, что комар носа не подточит.

Но вот вторую, ту которая шла из Березок и других источников продавали полностью в черную.

Наши деревянные ящики были частично вскрыты, но это только усиливало эффект. Один из ящиков был набил теми самыми магнитофонами Panasonic в бело-голубых картонных коробках.

Цепочка поезд — мебельный фургон — выгрузка на пандусе Универмага — тайный склад с дефицитом — покупатели красноречиво демонстрировала как устроен бизнес Солодатенко.

Если сюда добавить эпизоды и фото племянника зампреда горисполкома, Игорька Королькова с его хождениями у Березки, то картина становится еще более прозрачной.

Мне даже немного не верилось, что я с друзьями сумел собрать информацию о бизнесе и махинациях Солдатенко за столь короткий срок. По большому счету, мне удалось меньш чем за месяц сделать то, что не могла или не хотела делать милиция за несколько лет.

Но пока еще рано праздновать победу. Нужно действовать дальше, чтобы нанести сокрушительный удар моим врагам.

Фотографии водителя черной Волги и покупателя на шестой модели Жигулей получились очень четкими.

Мы сделали пару лишних штук крупным планом, для того чтобы показать мороженщице и другим знакомым. Надеялись опознать их.

Я рассказал Элен, как сначала люди Солдатенко пытались если не убить, то запугать меня на водолазном катере. А сразу потом сбить на дороге.

Лицо водителя показалось Элен знакомым. Что не удивительно даже для довольно крупного приморского города.

Она вглядывалась в его лицо пытаясь вспомнить где его видела, но так и не сумела.

— Ребята, какие же мы молодцы! Я уже чувствую, что после нашей статьи сюда съедутся журналисты из всех центральных газет. Наше расследование прогремит на весь Советский Союз! А может быть даже из телепередачи «Человек и Закон», представляете? Мы подвергнем в пропасть этого дракона.

— Как Георгий Победоносец?

— Что?

— Ну, легенда такая была, миф, у христиан про великого воина пронизывающего дракона, — улыбался я.

— Ну да. Точно советская журналистика побеждает всех драконов, потому что она правдивая.

У Элен по молодости и неопытности горели глаза от возбуждения. Ей казалось, что свалив с Олимпа компанию Солдатенко мы победим мировое зло.

Единственное что меня останавливало от отрезвляющего комментария, так это ее чистота и уверенность в своей правоте.

Советский человек, в отличии от своего постсоветского потомка, не разглагольствовал о том, что морали больше нет, она умерла,а просто обладал ею и жил с ней. Она была нормой в его жизни, ему не нужно было искать ее ни в прошлом, ни в будущем, ни на западе, ни на востоке.

— Получается у них целая мафия. Система. Это не разовые хищения или спекуляция, — размышлял вслух Тема.

— Именно. Свои нелегальные поставщики, своя финансовая структура ты же помнишь, про чеки, валюту. Своя система перевозок, складская система. Курьеры они же охранники и, возможно, киллеры. Если я у них не первый, — я поддержал друга, — а самый главный признак мафии это спайка с коррумпированной верхушкой в местной власти.

— Как такое возможно? С каких пор в нашей стране мафия? Это же, какая скотина, этот ваш Солдатенко. Выходит, что люди день и ночь трудиться на благо родины. Работают, строят, сеят, пашут, обслуживают. А он пользуясь своим положением наживается на этом? Ну уж нет, фиг ему!

— Элен, мне нравится ход твоих мыслей, но до того, чтобы сковырнуть Солдатено очень далеко. И не забывай,нам всем нужно быть очень осторожными. Что ты напишешь в статье?

Мы обсуждали подготовку материала, сотавили таблицу с фактами, определии места, котрые пока у нас оставались белыми пятнами.

Мы не знали, где именно хранит валюту и денежные средства Солдатенко, как он передает их в Москву для закупок, а это должно было стать весомым аргументов в обвинении. Мы не знали, кто такой водитель на черной Волге. Еще нам хотелось бы знать, был ли Солдатенко связан с бандой Шельмы, через погибшего Сычова и его брата. Мы не знали, где именно хранит валюту и денежные средства Солдатенко, как он передает их в Москву для закупок, а это должно было стать весомым аргументов в обвинении.

Мы распеделили между собой эти три задачи.

Я должен был заняться выяснением личности «курьера-киллера», а Тема установлением связи между Шельмой и нашим врагом. Мы должны были заняться этим пока Элен готовит тест статьи, а потом все вместе собирались заняться выяснением сособов перевозки денег и их хранения.

У Элен были свои идеи, как выяснить пути перевода или доставки денег. Но она пообещала ничего не предпринимать без нас.

— Нормальненький у нас, тройник полуается. Спасатель, журналист и дружинник, — поулыбалась прощаясь Элен в конце тяжелого дня.

Мы расстались, Тёма повез Элен домой на мопеде, а я зашагал пешком по вечернему городу.