– Роман не обязателен, Кристи, но просто интересуюсь им. Представительный сеньор, как на твой вкус? – улыбнулась Габриэла, хитро глянула в живые глаза девушки, заметив в них искорку тяги к приключениям и интригам.

– Мне не нравятся такие старики, тётя!

– Сколько же ему лет? Он мне не кажется стариком.

– Ему уже за тридцать! Настоящий старик! Фу!

Габриэла задумалась. Ничего серьёзного между ними быть не могло. Дон Орасио был женат, и это говорило о многом. Но почувствовать вкус нового приключения было столь привлекательно, что Габриэла стала подумывать о новом романе, тем более что Кристина ещё много наговорила про сеньора. К тому же Габриэле показалось, что дон Орасио слишком часто поглядывал в её сторону. Для семейного человека это могло быть немного неприличным.

Дон Орасио держался только неделю. Габриэла почти каждый день появлялась именно там, где бывал этот господин. Он всегда приходил один, словно жены у него не было. Потом Габриэла узнала, что она старше его на четыре года, и с ним у неё никакой любви никогда не было.

– Это скорее материальный союз, тётя. Каждый из них живёт своей жизнью. Дон Орасио женился на ней, не имея сколько-нибудь приличного состояния. Мамаша же её посчитала, что дочь слишком засиделась в девках. Получилась свадьба, давшая дону Орасио около ста тысяч приданого.

– Выходит, семья богатая? – поинтересовалась Габриэла.

– А как же! Одна из богатейших в городе. Только немного уступает моей бабушке, тётя!

– А твой отец? Он чем владеет?

– Почти ничем. После смерти бабушки он получит по завещанию четверть её имущества, как и остальные братья его и сёстры. Я уже подсчитала. Папа получит имущества и денег на двадцать восемь тысяч золотом! И я буду иметь немного в качестве приданого, когда буду бракосо… бракосочетаться!

– Молодец, Кристина! Всё рассчитываешь! Осталось выбрать жениха.

– Вряд ли это у меня получится, тётя! – Кристина вздохнула и погрустнела.

– С чего ты так решила? Твоего мнения не собираются спросить?

– Не собираются! – вздохнула опять девушка. – Папа уже нашёл мне партию.

– Вот как? И ты соглашаешься? А любовь?

– Что я могу сделать? Я привыкла к такому положению, к жизни такой, и не представляю себе иной. Потому я не осмелюсь протестовать. Буду терпеть, как многие у нас терпят. Такая наша судьба, тётя!

Убогость мышления девушки огорчила Габриэлу. Стало жаль её. И всё же не стала разубеждать племянницу, предоставив ей самой устраивать свою жизнь.

Дон Висенте не собирался домой. Габриэле это нравилось. Её роман с доном Орасио развивался успешно. Уже поползли сплетни об их отношениях, на что Габриэла не обращала никакого внимания.

Дон Орасио же всеми силами стремился уйти от осуждения обществом, переживал, волновался и долго не мог решиться на последнее действие.

– О нас уже давно шепчутся, мой дорогой Орасио. Теперь поздно рвать волосы на голове. Успокойся и прими всё это философски.

– Я клялся жене в верности перед алтарём, Габи. Это для тебя ничего не значит?

– Не мне тебе говорить, что это не Бог нас соединял с нашими мужьями и жёнами, а всего лишь священники. А они сами часто противоречат и себе, и Богу!

– Я не хотел бы спорить на эту тему, Габи. Это попахивает богохульством.

Габриэла криво усмехнулась:

– Ты прав, Орасио. Не будем трепать языками на столь серьёзные вопросы. Оставим это богословам. Им виднее.

Дон Орасио оказался мужчиной отменным. Габриэла осознала это в первую же ночь любви. Лишь немного погодя она вспомнила Хуана и должна была признать, что разницы почти не видела. И опять волна злости нахлынула на её тело, на голову, запекло в животе и защемило сердце.

Их интимная близость доставляла ей наслаждение больше двух недель. Зато в остальном кавалер был достаточно чопорным и сухим. И после двух недель Габриэла вдруг почувствовала усталость от его беспробудной однообразной манеры вести себя, где лишь изредка проскакивало чувства и эмоции.

– Господи! Ну почему мне так не везёт с этими мужчинами! Почему я так быстро от них устаю? Неужели мне так и не суждено встретить подходящего, полюбить его и жить привольной жизнью, как большинство других?

И опять волна злости забилась молоточком в мозгу. Новый всплеск ревности всколыхнул былые мечты о мести. И она воскликнула в голос:

– Проклятая! Это ты забрала у меня его! Где ты, дорогая сестрёнка? Я хочу посмотреть, как ты будешь мучиться, узнай ты, какой порочный у тебя муж!

«А почему обязательно муж? Смогли ли они встретиться? Он же вернулся, когда она давно покинула город! Где он мог бы её найти?» – думала Габриэла, лёжа на своей горячей постели, силясь отогнать дурные мысли и заснуть.

Сон не шёл. Воспоминания всплывали в воспалённом мозгу, горячили кровь, бросали то в одну сторону, то в другую.

Утром она чувствовала себя разбитой. Мысли о новых свиданиях с Орасио никаких положительных чувств не вызывали. Теперь она искала благовидный способ порвать их отношения без каких бы то ни было последствий.

Последнее время она получала удовольствие перебирать те украшения, подаренные ей доном Орасио за короткое время их любви. Их было не так уж много, но они оказались очень красивыми и подобраны только для неё. А теперь ей неприятно надевать их, выходя в общество. Что-то мешало этому, и Орасио часто возмущался, видя на ней другие украшения.

– Дорогая Габи! Ты меня оскорбляешь этим. Они так шли к тебе, милая Габриэла! Почему?

– Мне неловко, Орасито! Так и кажется, что на меня указывают пальцем. Это ощущение очень неприятное, поверь, любимый! И не надо больше меня ругать!

Он надел ей на запястье браслет из перемежающихся изумрудов и больших розовых жемчужин на золотой основе.

– Хоть это ты можешь носить для меня, моя прелесть?

– Постараюсь, дорогой! Ты такой щедрый, мой Геркулес! – она посмотрела на его голые волосатые ноги. – Чем я заслужила твою любовь?

– Это может знать лишь Бог, дорогая Габи! А он никому не говорит о своих деяниях.

– Это ты верно молвил, Орасито! Хотела тебе сообщить нечто не очень приятное, но не решаюсь огорчать тебя и себя. Может быть, это и не столь важно, но уж точно неприятно.

Орасио насторожился, посмотрел на Габриэлу пытливо, с недоверием. Спросил серьёзным тоном;

– Что ты имеешь в виду, сказав это, Габи?

– Оставь, милый! Это не к чему тебе. Да и мне тоже. Забудь. Это мои личные дела. Семейные.

– Ты меня смутила, и теперь мне не будет покоя. Ты подумай и постарайся всё же пояснить мне.

«Опять эта обстоятельность! Но мне приятно его потормошить и завести. Пусть помучается сомнениями и догадками! Ха-ха! Долго ли он продержится с этими подозрениями и сомнениями?» – думала Габриэла со злорадной усмешкой на тонких губах.

Она сидела напротив зеркала и придирчиво рассматривала своё лицо. Ей казалось, что кожа уже тускнеет, гладкость пропадает, а шрам под глазом более заметен. Шрам! Скорее, шрамик! Тот самый, который так вскинул её тогда, при виде крови, сочащейся по щеке! Что тогда она испытала! Божественное наслаждение, которого она никогда не испытывала ни до, ни после этого!

И страх прокрался ей в грудь, в голову. Стало страшно от того, что она неожиданно осознала, что именно тогдашнее насилие и кровь возбудили её до такого божественного состояния. И свидетельница её падения или взлёта! Может и это содействовало такому всплеску блаженства? Всё вместе и никак иначе.

– Боже! Неужели я только так могу взлететь на крыльях блаженства и экстаза? Или это только Хуан меня так возносит? Господи! Избавь от наваждения, прошу тебя! Мне тягостно это сознавать в себе! – Габриэла огляделась.

В спальне было темно, жарко и тихо. Никто не мог наблюдать её переживаний. Подобные всплески и видения в полусонном состоянии всё чаще возникали в её сознании. Они пугали, заставляли трястись от страха, и в то же время требовался выход накопившейся злости, энергии, терзавшей её изнутри.