Она успела перевернуться на спину и увидеть, как всё-таки падает отрезанное ухо, когда кожа Марьи не выдерживает быстрого бега. Увидела, как меч, поднятый над белобрысой головой разъярённой сестры, со свистом вспарывает воздух, чтобы опуститься на её седую голову, рассечь на две равные части, обнажая красно-белое нутро…

Но смерть не пришла. Не явилась за ней, дурочкой, ибо навстречу клинку Марьи, крест-накрест прикрыв Василису собой, ринулись сразу два меча, на которые и пришёлся удар.

Двор заполнили громкие взволнованные голоса, вокруг выросли мужчины-воины. Но Василиса, так и лежащая на земле, могла смотреть только на одного: на незнакомца, что, до сих пор защищая, сейчас стоял над ней, глядя на застывшую, одноухую Марью.

В глазах было мутно, но, приподнявшись, Василиса сморгнула слёзы и увидела молодое лицо, меченое не одним шрамом; густые рыжие волосы, собранные в пышный хвост, и потрёпанный дорожный плащ в разводах грязи и крови.

А потом воин опустил взгляд на неё. Криво усмехнулся.

И спросил, блеснув летне-зелёными глазами:

– Ты что натворила? А, лапушка?

Он пришёл, когда она уже собиралась спать. Вышел из Мёртвого леса, где не было слышно ни зверей, ни птиц, робким котёнком потоптался на обочине, вздохнул – была не была… И, встряхнувшись, двинулся к железному столбу, что высился у сгоревшей мельницы.

Он ступал по земле мягко, невесомо – для человека, конечно. И почти не дышал от волнения, что столь красило юные щёки. А уж пахло от него…

Баюнка чуть улыбнулась. Шевельнула влажным носом, провела острым язычком по клюквенно-алым губам.

Вкусный молодец. Очень вкусный.

Да и лакомства в кузовке несёт: пахнет жирными сливками в запотевшей крынке, умело закопчённой уткой и чем-то ещё. Не с пустыми руками пожаловал. По делу важному.

Глаза Баюнки, что прищурилась в ночи, сверкнули колдовским пламенем. Человек тотчас остановился, увидев это, замер, укрощая взбудораженное, заячье сердчишко. Потом сглотнул и всё же шагнул вперёд. Склонился в низком поклоне, коснувшись рукой земли.

– Здравствуй, госпожа Баюнка. Изволь выслушать да принять дары!

На высоте в три человечьих роста блеснула кошачья улыбка. В следующий миг Баюнка мягко спрыгнула вниз, заставив парнишку побледнеть и отступить. Хмыкнула и подбоченилась, уперев одну руку в крутое бедро.

– Ну, добрый молодец? С чем пожаловал?

Гость, онемевший при виде её, наконец-то справился с потрясением. Поспешно встал на колени, хрипловато заговорил, опустив голову:

– Просьба к тебе, госпожа. Больше не на кого надеяться…

– Так ли не на кого? – промурлыкала Баюнка, лениво ступая к нему. Вытянув длиннопалую руку, легко провела железными коготками по мякотке его левой щеки, покрытой цыплячьим, юношеским пушком. Парень дрогнул, но не отстранился.

«Смелый. Славно».

– Встань, – шепнула Баюнка.

Помедлив, гость неловко поднялся. Скользнул-таки взглядом по ней, одетой в простую рубаху и портки. Приметил оловянный ошейник, что скрывал шрамы на шее, бархатистые, кошачьи ушки в густых волосах. Быстрее быстрого, точно стыдясь, пробежался глазами по ладной фигуре и испуганно отпрыгнул от длинного хвоста, что насмешливо качался, отражая её настроение.

Она знала, что была недурна, пускай уже четыре года, как ей минуло тридцать. Красота эта была и даром… и проклятьем.

– Рассказывай. Или речи дар потерял? – улыбнулась Баюнка. Обошла его кругом, мимоходом игриво коснувшись хвостом.

Парень выпрямился, кое-как развернув плечи. Заговорил, будто через силу:

– За батюшку мстить хочу. Помер он, на днях… От Ярослава Косого, змея проклятого…

Баюнка сузила миндалевидные глаза. Перед внутренним взором тут же появился жестоколицый витязь: как он, сидя на коне, отталкивает торговца, что предлагал купить новую уздечку. Как тот падает, с размаху ударяясь головой о придорожный камень. А витязь смеётся, глядя на его кровь.

– Ярослав в дружине городской верховодит, – глухо добавил парень. – У князя нашего на хорошем счету… А я мстить не могу: пока делу ратному обучусь, он сам, от старости, помрёт. А сейчас сил не хватит. Убьёт он меня, госпожа Баюнка, как пить дать убьёт! А дома сестрёнка мелкая, мать больная… Как они без меня?

– А может, я тебя убью? – мягко спросила Баюнка, наклоняясь к нему.

Парнишка задержал дыхание.

– Разве тот, кто надоумил тебя найти меня, не поведал об опасности?..

Резкий кивок.

– Поведал.

– Так что же?

– Ты справедливая, госпожа, – твёрдо сказал парень. – Абы кого без причины не убиваешь. А Косой наш – та ещё сволочь. Девок без стыда портит, слуг без вины порет, купцам угрожает, чтоб мзду давали… Нет ему места на нашей земле!

Уголок рта Баюнки приподнялся.

– А что ты дашь мне?

Гость встрепенулся, скинул кузовок с плеч. Стал доставать оттуда: и сливки, и утку, и шапчонку песцового меха, и даже камешки – мелкую бирюзу, собранную на нитке браслета.

Видать, много золота потратил. Быть может, и в долг брал.

– Вот, госпожа! Прими, не откажи в просьбе!

Баюнка сунула коготок в желтоватые сливки, слизнула каплю на пробу. Подняла шапочку, потёрлась лицом о плотный мех, пахнущий зимним лесом. С улыбкой посмотрела на парня: напряжённого, ждущего её решения.

– Маловато будет. Что предложишь ещё? А, добрый молодец?

Парень моргнул от этих слов. Захлопал ресницами, когда Баюнка оказалась к нему вплотную, прижалась всем гибким, горячим, как печка, телом.

– Чего молчишь? Что смутился, как красна девица?

Парень стиснул побелевшие губы. Баюнка усмехнулась.

– Давай, обними меня. Порадуй нечистую тварь.

– Г-госпожа Баюнка…

– Что, лакомый? – жарко выдохнула Баюнка, лизнув его ухо.

– Прости, госпожа… Я невесту люблю…

Баюнка расхохоталась и отступила. Где-то рядом, в лесу, от её смеха сорвался с места испуганный полуночник-филин.

– Ладно, молодец. Так уж и быть. Помогу, – наконец, сказала Баюнка, поразмыслив.

– Благодарю, госпожа! – вновь упал на колени парень. – Век не забуду!

– Да уж конечно, – хмыкнула Баюнка.

«Лапки мои, коготочки… А ведь я давненько не развлекалась в том граде», – подумала она и криво улыбнулась.

Железные когти уже чесались. Зудели зубы, сжималось голодное нутро.

Пора приступать к делу.

***

Ярослав любил посещать весёлые дома. Платить невеликие деньги, чтоб так и эдак мять покорных непотребных девок. Более того, при крутом нраве у него находились и свои поклонницы.

А что? Собой витязь был весьма хорош, хоть и страдал, бедняжка, лёгким косоглазием: волнистые волосы до широких плеч, высокий рост и бугры мускулов, что топорщили кольчугу. Неудивительно, что тем вечером к нему было не протолкнуться: стоило лишь Ярославу появиться на улочке, что прилегала к дому Томных вздохов госпожи Медуницы, как со всех сторон к нему ринулись сразу три девки. Закудахтали, отпихивая одна другую, вот-вот выдранные волосы полетят:

– Здравствуй, сердце моё! Как истомилась я, соскучилась!

– Здрав будь, Ярослав Иваныч! Идём скорее, идём со мной!

– Нет, со мной!..

– Со мной!

– Ах ты, стерва!

– Да я тебя…

Ярослав засмеялся, разнимая девок:

– Тише, любушки! Тише! Никого не обижу. Я… – и осёкся, услышав незнакомый, мелодичный голос:

– И меня не обидишь?

Витязь застыл, чуть приоткрыв рот. Из тёмного переулка, грациозно ступая, вышла четвёртая блудница, чьи удивительно-зелёные глаза сверкали так, что заходилось сердце, а на шее, смотрясь не хуже золотого, виднелся оловянный ошейник.

– Тебя как звать, красавица? – мигом позабыв про трёх зашипевших девок, шагнул к незнакомке Ярослав.

Девушка улыбнулась. Перекинула распущенные, буйно кудрявые волосы через одно плечо, мимоходом обнажив молочно-белую шею.

– А как назовёшь, такой и буду, – промурлыкала она, метнув на него лукавый взгляд из-под ресниц.