— Там дверца есть, но она обоями заклеена, — передо мной появился Моня и, увидев, как я жую колбасу, осуждающе заявил, — Ну ты и наглый, Генка.

Во ребята спелись! — восхищённо подумал я.

— Где там дверца под обоями? — деловито спросил я и, взяв нож, аккуратно разрезал многослойно наклеенные обои.

Действительно, Вера не обманула. В небольшой нише под подоконником находилась старая шкатулка. Со всеми предосторожностями я её вытащил. Внутри оказалось золото: цепочки, серьги и прочая бабская ерунда.

— Клад! — восхищённо отметил Енох, а я вздохнул.

Клад — это хорошо, только где я всё это продавать буду, чтобы меня не заподозрили? В общем, золота у меня есть, а с деньгами вопрос я так и не решил.

Внезапно за дверью послышались шаги, ключ провернулся в замочной скважине.

— Отводи! — велел я Еноху.

И еле-еле успел разминуться с растерянной дамочкой и выскользнуть в подъезд. Буквально через секунду из квартиры раздался перепуганный визг — дамочка явно увидела раскрытую нишу под подоконником.

— Что дальше? — деловито спросил Моня, когда я вышел из подъезда с независимым видом. Шкатулку при этом я завернул в захваченную из этой квартиры газету (они аккуратной стопочкой лежали там же, на кухне).

— К Фаулеру, — кратко сказал я.

Путь мой пролегал сквозь парк, я спрятался в кустах и вытащил шкатулку. Мда, небедно жила Вера, если это её такие цацки.

— Моня, Енох, вы в старинных украшениях разбираетесь? Мне надо что-нибудь отобрать на подарок Елизавете. Ещё отложить немного на подарки, вдруг позже надо будет делать. А остальное я сменяю на деньги.

— Как Елизавете? — осуждающе сказал Енох, — ты что, на ней жениться собрался?

— Нет, — удивился я.

— Тогда зачем ты ей украшение дарить решил?

— Просто так, — пожал плечами я, — потом однозначно пригодится. Ещё не знаю зачем, но чувствую, что правильно это. Так надо.

— Ну раз чувствуешь — тогда ладно, — неожиданно пошел на попятную Енох.

Я аж вытаращился на него, думал, опять ёрничает. Но нет — вполне серьёзно.

— Так, Елизавете бери вот этот браслетик, — велел Енох.

Я вытащил какой-то.

— Да не этот, а вон тот! — возмутился Енох и шипел до тех пор, пока я не нашел нужный.

Призраки помогли мне отложить еще немного украшений, я сунул браслетик для Лизоньки в один карман, всё остальное — в другой. Сложив остальное в шкатулку, я отправился прямиком в Фаулеру.

На моё счастье тот был дома. И даже обрадовался, увидев меня.

— Какими судьбами? — улыбнулся он, — кофе будете?

— Нет, я на минутку, — покачал головой я, — у меня занятия в аптеке, я и так ненадолго сбежал.

— Что-то случилось?

— Да, два момента, — ответил я. — Первый — вот.

Я вытащил из газетного свёртка шкатулку и протянул её Фаулеру, — вы можете найти ломбард или ювелира, чтобы он выкупил всё оптом? Мне деньги нужны.

— Ух ты! — удивился Фаулер, открыв шкатулку и внимательно рассматривая каждую побрякушку, — с вашего позволения я бы тоже кое-что для себя взял. За ценой не постою.

— Потому я к вам и пришел, — ответил я, — можете куда угодно это девать. Хоть всё себе оставьте. Мне нужны только деньги. Ну и себе процент со сделки возьмите, конечно же. Можете украшением.

— Согласен, — быстро сказал Фаулер и добавил, — а второе что?

— Да, второе, — вспомнил я, — нам нужно с вами сходить опять в этот дурдом.

— Вы придумали способ, как вылечить Юлию Павловну? — обрадовался он.

— К сожалению, ещё нет, — нахмурился я, — но я ищу. Вы не думайте, я не бросил.

— А зачем тогда?

— К Аполлинарии, — сказал я, — вы же помните её? Женщина, что на окно бросалась.

— Конечно я её помню, — вздохнул Фаулер, — она тоже какое-то время была членом нашего Общества. Сейчас признана неизлечимой.

— Ну вот и сходим давайте к ней, — повторил я и добавил, — а ещё мне нужна кукла.

— Что? — изумлённо уставился на меня Фаулер, — что за кукла?

— Обыкновенная. Детская. Пластмассовая.

— Геннадий! — укоризненно воскликнула Лизонька, когда я попытался незаметно просочиться в аптеку, — ну что же вы так долго! Папенька уже дважды заходил! Я уже не могу больше ничего выдумать! Куда вы подевались⁈ Первый раз я сказала, что на склад пошли за навеской, второй — что в сортир. И что мне ещё выдумывать⁈

— Но я же вот. Вернулся! — оборвал поток словоизвержения я и добавил, — давайте отойдём в сторонку, а то все глазеют.

— Зачем? — сделала огромные глаза Лизонька.

— Увидите, — загадочно ответил я.

Лизонька вспыхнула и повела меня в подсобку, где вип-клиентов обычно поили чаем.

— Здесь не увидят, — настороженно сказала она, кусая от волнения губы, и торопливо добавила, — только недолго, прошу вас.

— Да, конечно, — кивнул я, вытащил золотой браслетик из кармана и сказал, — вы в этом платье просто прелестны, Елизавета. А вот украшений на вас я не вижу. Решил исправить несправедливость.

— Что? Это мне⁈ — ахнула Лизонька и покрылась красными пятнами.

Я уже перепугался, что она сейчас упадёт в обморок.

— Беги! — посоветовал мне Моня, — она сейчас целоваться к тебе полезет. Ты же не хочешь с такой целоваться?

— А, может, ему для эксперимента надо! — хохотнул и себе Енох, который внимательно наблюдал всю эту сцену.

Я проигнорировал гадских призраков, отмахнулся от взволнованных благодарностей Лизоньки и прошествовал на своё рабочее место.

Буквально через минут двадцать в аптеку торжественно вошел сияющий Форбрихер и позвал меня на минутку:

— Мне Елизавета сообщила, — начал он, но я его перебил:

— У меня есть вопрос, Генрих Адольфович, — сказал я.

— Что за вопрос?

— За что тетя Ульрика хотела вас убить?

— От-т-ткуда? — рванув внезапно ставший слишком тесным галстук, выдавил побагровевший Форбрихер. — От-т-ткуда вы узнали о тёте Ульрике⁈

Я молча развёл руками.

— А! Это вы шутите, да? Это вам Лизонька… эммм, Елизавета, небось, рассказала! — решил Форбрихер.

Ответить я не успел — прибежал запыхавшийся мальчишка-посыльный.

— Капустину, срочная депеша, — выпалил парнишка и протянул мне телеграмму.

Полный мрачных предчувствий, я развернул.

Текст гласил кратко и ёмко:

«СРОЧНО! Сбор членов агитбригады сегодня в 12.00 в здании гордрамтеатра, правое крыло. Явка обязательна. Гудков».

Я взглянул на большие напольные часы, гордость и украшение аптеки Форбрихера. Одиннадцать двадцать. Успею ли?

— Что случилось? — спросил Форбрихер.

— Не знаю, Гудков срочно собирает. В 12.00, — я показал ему депешу.

— Очевидно, что-то действительно серьёзное, — озабоченно кивнул аптекарь. — Что же, идите, Геннадий. Поторопитесь. Поговорим в другой раз.

Когда я влетел в здание гордрамтеатра, на часах было ровно двенадцать. В небольшой вытянутой комнате уже собрались все члены агитбригады. Нюра, Люся и Клара сидели на мягком диванчике, Зёзик, Гришка и Виктор Зубатов примостились на табуретках, у стены. Жорж расселся на подоконнике.

Макар Гудков ходил туда-сюда по периметру кабинета, словно голодный саблезубый тигр. Увидев меня, он сказал:

— Давай, Генка, проходи быстрее. Ждём только тебя и Бывалова.

— Кого? — тихо переспросил я, усаживаясь на диванчике между Кларой и Нюрой, которые подвинулись, давая мне место.

— Новенький у нас будет, — также тихо, но заинтересованно шепнула мне Нюра.

— Краси-и-ивый, — мечтательно вздохнула Люся и покраснела.

— Во бабы дают! — хмыкнул Жоржик, который со своего подоконника всё прекрасно слышал.

В этот момент дверь распахнулась и в кабинет ввалился новый человек. Был он здоровый. Одет довольно щеголевато и дорого, в чёрной кожанке с каракулевым воротником и кепке. Маленькие юркие глазки напоминали взгляд алчной крысы. В общем, он мне сразу не понравился.