В чёрной-черной комнате, за накрытым чёрной-черной скатертью столом в чёрной-черной одежде сидели люди. Взявшись за руки, они ритмично раскачивались. И было их ровно одиннадцать.

Это со мной если.

А если посчитать и Еноха — то все двенадцать.

Во главе стола находилась женщина. Хриплым потусторонним голосом вещала она, страшно вращала белёсыми глазами, жутко выглядевшими на фоне зачернённых глазниц.

И была эта женщина медиумом.

А по углам комнаты горели свечи. Тоже чёрные. В каждом углу было их ровно по одиннадцать. Это если не считать Еноха, который мерцал сейчас не хуже свечей.

Мы сидели за чёрным столом в чёрной комнате, касаясь руками рук друг друга и мерно раскачивались в такт конвульсивным хрипам медиума. Рука соседа справа была потной и липкой. Неприятно.

Слева сидела тощая девица в очках, со взбитой, словно яблочный пудинг, бабеттой на голове. Её рука дрожала. Она очень боялась.

Сеанс спиритизма шел уже второй час, и участники дошли до высшей точки нервного возбуждения.

— Приди же! — в очередной раз страшно захрипела женщина-медиум, но вдруг изо рта её пошла пена, а глаза закатились в экстазе.

Несколько минут ничего не происходило.

Все сидели, затаив дыхание.

Рука девушки слева уже ощутимо тряслась. Мужчина справа обильно потел.

В сотый раз я задал себе вопрос, что я здесь забыл? Мне так сильно хотелось вернуть Филимона Поликарповича, одноглазого призрака-жулика из коммуналки, что я повёлся на совет Еноха.

С одноглазым нехорошо тогда получилось. После того, как Лазарь, пытаясь убить меня, сжег дощечку, где я только его не искал! Сперва мы с Енохом специально вернулись в ту коммуналку. Я надеялся, что всё пройдёт, как в прошлый раз — я просто отпилю ещё один кусок доски от пола, одноглазый вернется и будет со мной. Енох же всегда возвращался. И этот, значит, должен. Я даже не гримировался, ведь если что, Енох мог отвести глаза и вредной бабке, и остальным соседям. Да хоть кому!

Но в этот раз что-то явно пошло не так.

Бдительная старушка, запуганная моими рассказами о жуках-древоточцах, настолько прониклась, что, сразу после моего ухода, вызвала коммунальную службу, и те после дезинсекции полностью заменили весь пол на кухне. А все выдранные доски, во избежание, как говорится, сожгли в котельной. Полностью. Енох туда проник и убедился, что там не осталось ни соринки.

Когда он принёс печальную весть — я от души выругался. Филимон Поликарпович исчез. И боюсь навсегда.

Но уж очень он мне пришелся по нраву. И я начал искать способы его вернуть. Поэтому, когда случайно узнал через знакомых, что в город N прибудет известная прорицательница и знаменитый Цюрихскский медиум, профессор Высшей Трансцидентальности и теософии парижской школы гипнотистов, факультета герметических и духовных наук, мадам Жуар, которая лично проведет несколько спиритических сеансов, я подбил Изабеллу достать мне пригласительный.

Не спрашивайте, чего мне это стоило.

Этот пригласительный обошелся мне в норковое манто, между прочим, и съел все мои наличные сбережения. Но я готов был отдать всё, что было, лишь бы вернуть одноглазого. Вдруг эта Жуар действительно может взаимодействовать с душами и подскажет, что делать?

В общем, я должен был попробовать!

И вот я сижу в этой комнате и изображаю что-то непонятное.

Стояла абсолютная тишина. И тут внезапно послышался звон колокольчиков. Девица слева издала судорожный вздох и приготовилась упасть в обморок.

— Представляешь, колокольчики звенят в соседней комнате, — злорадно наябедничал мне Енох, — там её помощница звонит, а через дырку в стене слышно здесь.

— Ну, сделай что-нибудь, — умоляюще, одними губами шепнул я, — мне уже надоел весь этот балаган, а повода уйти нету.

— Что я сделаю? — возмутился Енох, — ты же сам видишь, это самая обычная шарлатанка. Аферистка. Нету никаких тут духов. Я бы почуял. И общаться с нашим миром она не может.

— Так придумай, раз подбил меня сюда прийти.

— Придумал! — обрадованно воскликнул Енох. — Давай я отведу им всем глаза, а ты влезешь на стол?

Еле-еле я удержался, чтобы не расхохотаться.

— Давай! — кивнул я.

Когда присутствующие внезапно увидели, как я с важным видом восседаю на столе в позе турецкого султана, они, вместо того, чтобы оценить красоту момента, зачем-то заверещали и бросились вон из комнаты. Известная медиум вылупилась, схватилась за сердце, захрипела и рухнула в обморок.

Только деньги на норковое манто зря потратил!

— Меня зовут товарищ Фаулер, — сообщил незнакомец, усаживаясь в единственное моё кресло. Высокий, подтянутый, одет он был в сшитый на заказ костюм английского сукна. Рядом с креслом он поставил трость искусной работы с набалдашником из горного хрусталя. В отблеске заходящего солнца хрусталь заискрился, и у меня всё поплыло перед глазами.

Но, пожалуй, не буду забегать наперёд и лучше расскажу по порядку.

Погружённый в свои невесёлые мысли, я прогуливался по улочкам города N, и совершенно не заметил, как дошел до церкви, точнее бывшей церкви, превращённой нынче в склад лесоматериалов. Понял только по запаху. Здесь сильно и вкусно пахло свежей древесной стружкой и сосновой живицей.

— Тебя искали, — суетливо сообщила мне знакомая призрачная старушка.

— Кто? — напрягся я. — Где искали?

— Да по всему городу считай ищут.

— Кто?

— Двое мужчин, в военной форме. С оружием, — описала старушка и добавила совершенно неожиданное. — У одного взгляд очень нехороший. И на плече у него сорока сидит. Так я этой сороки так испугалась, как ничего еще в моей жизни не боялась! — старушка мелко перекрестилась, а я пошел дальше в глубокой задумчивости.

В общем, вот уже третий день я живу в городе N. В принципе здесь мне нравится, гораздо лучше, чем жить в трудовой школе или же таскаться с агитбригадой по деревням, если бы не одно «но» — я снял небольшую комнатушку в отдельном флигеле у милой старушки-божьего одуванчика Ангелины Степановны. Вот только милой она была ровно до того момента, пока я не уплатил деньги за месяц наперёд. И понеслось: сюда не ходи, тут не топай, этого не трогай, это не то, это не сё.

Домик был старый, вросший в землю, и находился он на окраине города, за пустырём, видимо именно поэтому его не уплотнили новыми жильцами, и старушка покамест проживала одна. И флигель тоже пустовал. Что мне было на руку.

Как я и предполагал, с заведующим трудовой школой имени 5-го Декабря проблем особых не возникло, стоило лишь сказать, что мне поступила информация и я иду искать записи отца. Он выдал мне увольнительную на месяц, а, чтобы моё пребывание за пределами школы имело законные основания, определил меня к аптекарю-гомеопату в обучение на помощника-лаборанта.

Здание аптеки находилось недалеко от бывшей церкви в старом доме с мезонином в стиле ампир. На фасаде над входом было объявление:

'Центральная гомеопатическая Аптека С. А. Форбрихера доводит до сведения публики, что по рецептамъ доктора Коровина в аптеке изготовляются мази следующих составов:

МаисЪ-пеллядеро — уничтожающее головную перхоть,

Фитолакка — от зуда кожи и чесотки,

БеллисЪ-переннисЪ — от веснушек и желтых пятен,

Календуловое — от угрей и прыщей,

ГамамелисЪ — сильно мягчит кожу'.

Я должен был дважды в неделю ходить к Форбрихеру, смешивать на водяной бане порошок из сушеной календулы со свиным салом, окисью цинка и вазелином, и выслушивать пространные речи аптекаря о том, как хорошо было раньше и как плохо теперь.

Всё остальное время я был предоставлен сам себе.

Заведующий не боялся, что я сбегу — ведь все мои документы были у него в сейфе.