Дождь хлынул, как только люди закончили нехитрый обед.

Хуан обратил внимание, что Габриэлы до сих пор не видно. Он уже беспо­коился, когда в сетке дождя заметил неторопливо, осторожно шедшую Габриэлу.

Он криво усмехнулся, представив, как больно было ей идти по камушкам. И ничего внутри не ощутил. Это успокоило его. Он поглядывал на потолок ша­лаша, откуда уже капали капли.

Габриэла прошла в другой шалаш, туда, где сидел дон Атилио. Он не был в путах, вопросительно глянул на девушку, спросил тихо, подвинувшись немного:

– Кто этот тощий юнец, Габриэла?

– Работал надсмотрщиком у отца. Странный человек. Успел убить одного из надсмотрщиков и тяжело ранил другого. Говорят, что он португалец. Но я в этом не уверена, Атилио.

– Ты чего не пришла поесть? Ты вся истощена, Габи!

Она не ответила. Молча сидела, обхватив колени руками. В голове шурша­ли неясные мысли, пугающие её своей безысходностью.

– Что нас здесь ожидает? – спросил испанец, чтобы нарушить затянувшее­ся молчание. Он был в отчаянии. Недовольство собой, угрызения совести, без­выходное положение, в котором они оказались. Всё это делало его вялым, быстро устающим, безвольным. Почти трусом.

– Только Господь и этот мерзавец могут знать это, Атилио. И я боюсь, что не выдержу этого. – Она вдруг бросилась к юноше на грудь, приникла к нему.

Слёзы хлынули из глаз и долго не отпускали её.

– Боже! Пошли мне избавление! Не доводи до греха! Молю, Господи, не ос­тавляй рабу твою без твоей благодати! Дай силы вытерпеть моё горе!

Атилио нежно успокаивал её, целовал в мокрые волосы. Она продрогла в мокром платье, её плечи продолжали вздрагивать.

Ливень прекратился, солнце осветило весёлым сиянием мрачный мир под ту­чами. От земли шёл пар. Скот неподвижно стоял, наслаждаясь отсутствием жары, слепней и мошек.

В шалаш заглянул Алесио. Его губы растянулись в наглой улыбке.

– Сеньорита, прошу на работу. Вас ждёт посуда. Вымыть, просушить, сложить. Сеньор, идите за мной. Вас тоже ждёт работа, – и мулат издевательски посто­ронился, радушно разведя руки.

Молодые люди вздохнули. Поднялись, покорно поплелись делать работу.

Атилио должен был приступить к сооружению загона из жердей для скота. Это было шагах в двухстах от шалашей. Жерди приходилось рубить самому на склонах долины. Никто не следил за ним, никто не помогал, но он знал, что к вечеру все жерди должны быть заготовлены. Это была непосильная работа, Атилио со вздохом представил, как он без ужина устроится на голой земле и будет в который раз обдумывать план неосуществимого побега. Его босые но­ги и дня не выдержат по таким дебрям, как тот путь, который он проделал с похитителями.

Испанец уже много раз проклинал тот день, когда принял приглашение дона Рожерио погостить у них в усадьбе. И сеньорита Габриэла теперь казалась не такой привлекательной. Он вспомнил, как мулат, этот отвратительный подонок, лапал его невесту при вялом сопротивлении Габриэлы.

Он поглядывал на мулов, пасшихся невдалеке, искал своего коня, которого лишился, мечтал вскочить на его спину и скакать куда глаза глядят. Тогда бы он добрался до жилья, до людей.

Однако то были одни мечты. Он смертельно боялся побоев, этих озверевших негров и странного молодого белого, тощего, но уже имеющего на совести уби­тых людей. Пусть таких же подонков, но людей. Значит, он опасен. Неда­ром его никто не сторожит. Видимо уверены, что сбежать ему не удастся.

Атилио подумал, что и сил его вряд ли хватит, чтобы осилить даже часть пути. Он плохо питался, много работал и теперь испытывал лишь несколько же­ланий, среди которых выделялись два. Желание есть и спать.

Хуан же послал Ариаса с индейцем в пещеру.

– Посмотришь, как устроить там темницу для пленников. Обязательно на це­пи. Скоро мы должны будем привести сюда несколько рабов и часть из них мы должны держать на цепи. Я немного привёз этого железа.

На следующий день Хуана остановила Габриэла, идущая доить коз, как пору­чил ей Алесио.

– Дон Хуан, – не очень смело позвала она. – Мне дали задание доить коз. Я понятии не имею, как это делать. Только испорчу всё, и пропадёт молоко. А к коровам я и подойти боюсь.

– И что вы предлагаете, сеньорита? – недовольно спросил Хуан.

– Дайте другую работу, сеньор. Которую я могла бы исполнять.

– Вы разве умеете что-то делать, сеньорита? Сомневаюсь. Хорошо, я помогу с дойкой. Пошли, – и он решительно пустился к небольшому стаду коз, пасшихся в четверти мили ниже по течению.

Габриэла испуганно поплелась за ним, тщательно выбирая ногами дорогу. Они шли долго. Хуан злился, не отступить от обещания не хотел. Он поймал козу, привязал к кусту, обмыл вымя, огладил, и стал энергично пальцами сдаивать в ведро струи молока.

– Это не очень трудно, сеньорита, вы скоро научитесь. И постарайтесь не злить моего мулата. Он очень зол на белых людей.

Хуан легко заметил, как испугалась сеньорита. Он ещё немного постоял рядом, поучая и давая советы, хота сам едва ли часто занимался этим делом.

Он уже собрался уходить, когда Габриэла подняла на него глаза, на­полненные слезами, проговорила тихо:

– Когда вы пошлёте гонца к моему отцу, сеньор?

– Через несколько дней, сеньорита. Время может подождать.

– Боюсь, что я не смогу долго ждать, дон Хуан, – ещё тише прошептала деву­шка, и Хуану показалось, что она не так уж далека от истины. И всё же не по­думал щадить её.

– Человек может многое вывести и вытерпеть, сеньорита. Вспомните, сколь­ко терпят рабы, сколько они выносят. А вы ещё же вкусили их жизни...

– Что вы хотите этим сказать? – в её голосе слышался страх, ужас, и Хуану не­ожиданно стало жаль эту изнеженную тонкую девушку. Но так же неожиданно понял, что желания обладать ею больше у него нет.

– По-моему я уже говорил, что вы должны полностью испытать все тяготы рабской жизни, сеньорита. В этом цель, основная цель вашего похищения.

– Боже! Смилуйся, пощади!

– Молитесь, сеньорита! Бог добр, может он и отвратит от вас ваши горести.

– Умоляю, поспешите с гонцом, сеньор! Всё, что угодно, но только поспешите!

– С этим обратитесь к мулату. Он, возможно, послушает вас, – и Хуан многозначительно усмехнулся.

Габриэла метнула в него ненавистный взгляд, тут же испугалась своего порыва, ожидая пощёчины. Ничего, однако, не последовало. Хуан не был похож на отвратительного мулата, от одного вида которого она содрогалась от ужаса.

Хуан ушёл, его не мучили угрызения совести, мало волновали страхи и переживания этой девицы. Но отступать он не намерен. И всё же решил завтра же предложить написать дону Рожерио письмо с просьбой выдать выкуп и всё, что будут требовать похитители.

Хуан усмехнулся, вспоминая злобный взгляд Габриэлы. Это его забавляло.

Исполняя распоряжение Хуана, мулат Алесио со злорадной ухмылкой повёл пленников в пещеру.

Те не осмелились спрашивать, вид их говорил весьма красноречиво, что у них на душе очень плохо. Страх так и выпирал из них, особенно из сеньориты, которая старалась идти подальше от мулата.

– Вот, мои пташки, ваше место на ночь, – осклабился Алесио, радушно разведя руки, предлагая осмотреть помещение. – Извольте ваши ножки, сеньор.

Атилио не совсем понял, чего от него требуют. Алесио извлёк из сумки тонкую цепь с обручами. И тогда испанец вдруг забеспокоился.

– Что ты задумал? Посадить на цепь нас? Нас, благородных идальго?!

– Думаешь, это так трудно, амиго? – с издёвкой спросил мулат. – Ведь вы не одного идальго держите на цепи, только вам кажется, что это не те дворяне, что вы. А у наших племён тоже были знатные люди, и они теперь трудятся на ваших плантациях. Так почему же и вам не вкусить этого, милые мои детки? Ну-ка давай твою благородную ножку, сеньор!

Атилио сильно толкнул мулата ногой, замахнулся кулаком, но тот увернулся и его кулак с звонким хрястом обрушился на губы и нос испанца. Тот сильно покачнулся, но не упал. Кровь закапала из носа.