Юношу передёрнуло от затаённого страха. Он отвернулся, потом отошёл в сторону, ответив на вопрос Макарио о причине ухода:

– Ничего интересного в этом не вижу, Макарио. – Он ушёл, больше не желая лицезреть гнусное зрелище и жестокое выражение лица сеньориты.

Потом Хуан узнал, что на такое Габриэла решается только в отсутствии отца. Тот не допускал публичных зрелищ, ограничиваясь тайными экзекуция­ми и отдавая всё это на откуп надсмотрщикам.

Весь день Хуана преследовали видения лица Габриэлы. Но удивительное дело! Он наравне с отвращением и даже страхом, находил в себе странное стремление к этой странной девице. Его что-то влекло к ней. Разобраться в своих чувствах он никак не мог.

«Вот жизнь! – думал он частенько. – И поговорить не с кем. Был бы тут Омелько или хотя бы Демид! Свои люди. А Ариас? Он слишком прост, да с ним и не поговоришь по душам. Речь ещё не позволяет!»

Вечером Хуан узнал, что наказанная не умерла. Сеньорита всё же разреши­ла снять её с позорного столба. Но болела девушка больше двух недель, по­сле чего была отправлена на плантацию сахарного тростника под попечение Челато.

Был жаркий день. Дождя давно не было, и до его прихода было ещё далеко. Южное побережье острова сильно страдало от засухи, в то время как на се­вере бушевали грозы с проливными дождями.

Хуан медленно ехал верхом на муле, осматривая плантацию, где работали его подопечные. Верзила-староста, завидев его, перестал нахлёстывать прови­нившегося раба, проводил белого недобрым взглядом. Юноша неожиданно обернулся и успел заметить этот взгляд. Стало прохладно спине, словно мороз пробежал по коже.

Староста тут же поменял выражение лица. И всё же у Хуана мелькнуло в голове, что с этим негром требуется быть очень осмотрительным.

Не проехал он и двухсот шагов, как обострённый опасностью слух уловил нечто необычное в шелестении стеблей тростника. Остановил мула, прислушался. Любопытство взяло верх. Тихо слез с седла, прокрался дальше, пока не услышал тихие слова, разобрать которые он не смог. Очень медленно и осторожно прокрался ближе. И через редкие стебли уз­рел двух негров, оживлённо о чём-то споривших громким шёпотом. Они так ув­леклись этим, что не замечали опасности, нависшей над ними.

А Хуан тихо стоял и слушал незнакомую речь, сожалея, что ничего не мо­жет понять в ней. Вдруг один из негров заметил его, серость лица показала, что он смерте­льно испугался, рот так и остался открытым, пока второй негр не обернулся и не застыл в оцепенении.

– Если вы поведаете мне, о чём вы так горячо беседовали, то обещаю не наказывать, – спокойно сдерживая волнение, проговорил Хуан.

Негры переглянулись. Их страх усилился. Они ещё с минуту молчали, не в силах справиться с ним. Потом один стал сбивчиво говорить на плохом испанс­ком, из чего Хуан мало что понял.

Он всё же выслушал его до конца.

– Я вас предупредил, – молвил он, злясь. – Вы мне не поверили. Ступайте к старосте и передайте о наказании «ананас».

Негры поднялись, переглянулись снова, понимая, что этот «ананас» в испол­нении старосты означал в лучшем случае увечья, если не мучения до смерти.

Тот, что помоложе, что-то сказал товарищу, тот помолчал, потом обернулся к Хуану, пробормотав тихо:

– Сеньор, мы ничего такого страшного не делали! Простите, сеньор! Вы обещали не наказывать, сеньор! Вы выполните своё обещание, сеньор?

– Ты мне осмеливаешься ставить условие? – вскипел Хуан. – Говори! Если у вас нет ничего против меня лично, я готов выполнить то, что обещал! Говори!

– Мы обговаривали, сеньор, как нам избавиться от старосты! Он так страшен, что многие не могут работать от одних его угроз.

– Это всё? – с подозрением уставился Хуан на негра. – Как тебя звать?

– Здесь мне дали имя при крещении Сибилио, сеньор. А этого, – он указал на соседа, – Белисарио, сеньор. Мы второй год здесь. Простите нас, сеньор!

Хуан в молчании смотрел на перепуганных рабов. Он пытался понять, прав­ду ли они говорят. Но ничего не говорило против них. А в голове молнией блеснула мысль: «Может, стоит мне иметь их сообщниками? Или это слишком опа­сно? Не предадут ли они его из простой ненависти к белому человеку? А, может, рискнуть? Что мне, белому, могут здесь сделать?»

И всё же Хуан посчитал за лучшее просто молча уйти, дав неграм повод думать, что угодно.

Он, конечно, не потребовал от старосты наказать этих негров. И после этого случая стал ждать, что они предпримут дальше, поняв, что он, Хуан, не собирается их выдавать или наказывать.

А тут вдруг друг наказанной негритянки, этот Венансио, отколол такое, что даже Ромуло был удивлён. Этого негра схватили, когда он убегал после того, как бросил в окно сеньориты Габриэлы горящий факел.

Пожару не позволили заняться, но сеньорита и домочадцы сильно перепуга­лись. Сеньорита целый день не выходила из дома, а негра сеньор Рожерио в тот же день приговорил к казни через повешение.

На казнь в этот день согнали всех негров, отменив работы. И странное дело, сеньорита Габриэла не появилась на казни. Это было странно. Никто не осмелился спросить об этом.

Казнь особо никого не удивила. И за меньшие прегрешения казнили негров, а тут покушение на жизнь хозяйской дочки и дом.

Хуан же в тот же вечер стал расспрашивать Хавиту про дела у негров, но та так была перепугана, что не осмеливалась ничего поведать. Только крес­тилась, шептала молитвы.

Через несколько дней Хуан нашёл на плантации негра Сибилио. Тот не ск­рывал страха.

– Скажи, Сибилио, что происходит среди вас? Негры какие-то возбуждённые.

– Сеньор, я почти ничего не знаю, простите. Мы ещё плохо ладим со ста­рыми работниками.

– Ты опять мне не доверяешь, Сибилио. А я не обманул тебя в прошлый раз.

– Да, сеньор. Вы очень добро к нам отнеслись, сеньор! Но я боюсь, сеньор!

– Будет хуже, если ты мне ничего не скажешь, Сибилио.

– Я очень мало знаю, сеньор! Мы с Белисарио только хотели избавить нас всех от этого проклятого старосты Чичино, сеньор. Но у нас ничего не получилось, и мы сильно трусим, сеньор. А что происходит среди рабов, я почти ничего не знаю. Только то, что кто-то хочет навредить хозяину.

– Ты знаешь зачинщиков этого дела?

– О них никто ничего не знает, сеньор. Может, два или три человека, но не мы, поверьте мне, сеньор!

– Постарайся узнать, Сибилио. Это и для меня очень важно. Обещаю хра­нить всё в тайне. Ты веришь мне?

– Да, сеньор! Я постараюсь! Но это скоро неполучится.

– Я подожду. Мне не к спеху.

Однако прошло больше двух недель, прежде, чем Сибилио смог сообщить неч­то, похожее на правдоподобные сведения.

– Сеньор, я узнал про одного из близких людей главного.

– И кто же он? – Хуан даже заволновался.

– Это раб по имени Бванду. Так его зовут свои, а крещёное имя мне уз­нать не удалось, сеньор.

– У кого он работает, Сибилио?

– У сеньора Ромуло, сеньор. Я его даже смог увидеть. Невысокий, с бородкой и очень светлый негр. И нос его совсем не широкий, а довольно тонкий.

– Хорошо, Сибилио. Вот тебе награда за работу, – и Хуан бросил ему в ла­дони большую лепёшку кукурузной муки с кускомговядины. – Работай и не по­падайся старосте на глаза.

Раб долго кланялся, шептал слова благодарности, а с лица не сходила гримаса страха.

Хуан теперь постоянно находился под впечатлением услышанного. Он заме­чал, что в асиенде происходит какая-то тайная возня. Участились наказания, надсмотрщики свирепствовали, а Ромуло постоянно искал ссоры с Хуаном, что не мешало последнему продолжать участвовать в частых попойках с товарища­ми. Те после гибели Луиса постепенно смирились с Хуаном и даже стали серьёзнее относиться к юноше, словно прибавилось уважения. Всё ж защитил себя по справедливости. И лишь Ромуло по-прежнему косился на Хуана и не здоровался.

– Что-то хозяин последнее время нервничает, – заметил Макарио после оче­редной кружки вина.