— Бабуль…

— Но об этом мы поговорим позже. Сначала ты можешь показать мне этот прекрасный дом, который ты купила для себя и в который еще не пригласила меня.

«Оу».

«Видите».

Эстер Рахманн Крамер была в ударе.

Она вздохнула.

— Да, бабуля.

— Или, если подумать. — Эстер посмотрела через плечо внучки, ее карие глаза расширились, а губы изогнулись в улыбке, которая предвещала Кайли одни неприятности. — Может, сначала тебе стоит представить меня молодому человеку, стоящему в твоем коридоре? Полагаю, именно поэтому ты так долго не открывала дверь: волосы растрепаны, щеки красные, словно борщ.

«Zol Got mir helfen! О, Боже, помоги мне,» — подумала она, на мгновение зажмурив глаза и желая очнулась в отделении интенсивной терапии в Массачусетской больнице. Вариант комы звучал все лучше и лучше.

Однако толчок локтем в ребра подсказал ей, что этому не суждено случиться. Она должна была пройти через это. Люди думали, что это так мило, что евреи не верят в ад, но им и не нужно верить. Ад был прямо здесь, на земле. В прихожей Кайли.

— Бабуля, — сказала она очень осторожно, жестом приглашая Дага выйти вперед. Ему повезло, что она не попросила поднять ее и вылететь в ближайшее окно. — Это мой друг Даг. Даг, это моя бабушка, Эстер Крамер.

Эстер протянула руку и перевела взгляд с Дага на внучку.

— Он, что, как тот певец Принс? У него нет фамилии?

Прежде чем Кайли успела справиться со своей паникой, Даг шагнул вперед и осторожно сжал хрупкую морщинистую руку ее бабушки в своей. Он осторожно пожал ее, одновременно сделав что-то вроде поклона, который на его фоне выглядел не претенциозно, а старомодно и по-рыцарски.

— Даг Штейнман, миссис Крамер. Для меня большая честь познакомиться с вами. Кайли часто и с большой теплотой говорит о вас.

И это говорил каменный человек? Кайли чуть не подавилась.

— Штейнман, — повторила Эстер, ее брови взлетели вверх. Она осмотрела его внимательнее, не скрывая свой интерес. — Вы еврей? Или немец?

— Бабуля, — простонала Кайли.

Эстер даже не потрудилась отвести взгляд от объекта своего интереса.

— Что? Мне просто любопытно.

Даг ответил, не колеблясь.

— Простите, я не еврей. Но мои предки провели много времени в Германии. Кажется, в пятнадцатом веке.

Это означало, что Даг, несомненно, скрывался на стенах какого-нибудь замка. Отчаянно пытаясь сменить тему, Кайли осторожно взяла бабушку под локоть и попыталась направить ее к открытой двери в гостиную.

— Пойдем, бабуль. Ты сказала, что хочешь посмотреть дом. Позволь мне устроить тебе экскурсию.

— Хорошо. — Эстер помахала свободной рукой Дагу. — Вы можете присоединиться к нам, мистер Штайнман. Похоже, вы провели здесь много времени и можете помочь показать мне все вокруг.

Пожилая женщина позволила Кайли провести ее в гостиную, осмотрелась и притопнула каблуками. Затем она вскинула руки и бросилась на внучку, как бешеный горностай.

— Так вот как ты живешь? — спросила она, и нью-йоркский акцент, который она переделывала в более мягкие тона Коннектикута после пятидесяти с лишним лет жизни, вновь проявился с новой силой. — И ты приглашаешь людей посмотреть, как ты живешь, словно вильде хая[31]? Ни занавесок на окнах, ни ковров на полу! На стене висит огромный телевизор, а из мебели у тебя только один диван и один жалкий столик? Кто воспитал тебя, Кайли Цифира Крамер? Потому что я знаю, что не учила тебя подобному.

— Бабуль…

— Нет! — Эстер хлопнула в ладони, закрыв глаза, склонила голову и глубоко вздохнула. — Не говори. Просто покажи мне остальное. Продолжай.

Кайли так и сделала, морщась каждый раз, когда ее бабушка втягивала воздух сквозь зубы и бормотала под нос на идише. Поскольку Даг не говорил на этом языке, использование идиша в его присутствии противоречило фундаментальным представлениям Эстер о хороших манерах, что только подчеркивало, насколько чудовищным она считала проступок Кайли. Она осмотрела дом сверху донизу, милосердно исключив из списка чердак и подвал, поскольку никому, кроме Кайли, не нужно было их видеть.

Когда экскурсия завершилась в спальне Кайли, пожилая женщина поджала губы, глубоко вздохнула, а затем сурово посмотрела на внучку.

— Кофе, — категорично сказала она. — Потом мы обсудим это.

— Да, мэм, — коротко ответила Кайли и последовала за женщиной на кухню.

Даг наблюдал за всем происходящим спокойно и с явным увлечением. Его взгляд метался между двумя женщинами, как у зрителя на теннисном матче, хотя после первых двух-трех комнат ни одна из них практически не разговаривала.

Сначала Кайли была благодарна ему за то, что он не привлекал внимание Эстер к себе, но постепенно она начала молиться, чтобы он сделал что-нибудь, чтобы спасти ее от явно растущего неодобрения. Черт возьми, если бы он раздел ее догола, повалил на пол и принялся насиловать на глазах у Бога и всех остальных, по крайней мере, это могло бы заставить Эстер задуматься о чем-то, кроме полного отсутствия у Кайли навыков ведения домашнего хозяйства.

По крайней мере, его манеры оставались безупречными. Когда они поднимались или спускались по лестнице, он галантно подавал руку, чтобы помочь пожилой женщине удержать равновесие, а, когда вернулись на кухню, он отодвинул один из стульев за маленьким столом, которым Кайли никогда не пользовалась, и помог Эстер занять свое место. Забраться на один из высоких табуретов у островка было бы для нее тяжело.

Она молчала, но ее острый взгляд следил за каждым движением Кайли, пока ее внучка рылась в шкафах в поисках чашек, блюдец и других хозяйственных предметов, которые она считала необходимыми для надлежащего приема гостей.

Когда Кайли сварила кофе и поставила поднос с чашками, блюдцами, сливками, сахаром и остатками миндального печенья, которое она припрятала после китайского праздника (единственное печенье, которое было в доме), она чувствовала себя так, будто только что пробежала марафон.

На одной ноге. С ножевым ранением в почку.

Очень осторожно Кайли налила бабушке кофе, затем повернулась, чтобы предложить немного Дагу. Он покачал головой, и Эстер, похоже, восприняла это как некий сигнал.

— Простите меня за непростительную грубость, мистер Штейнман…

— Даг, — настаивал Страж.

— Даг, — уступила Эстер. — Вы очень любезны. Простите меня, но я надеялась, что у меня будет несколько минут наедине, чтобы поговорить с внучкой.

— Конечно, — сказал Даг, как в тот же самый момент внутренний голос Кайли закричал: «Неееееееет!!!!!!» как персонаж плохого фильма ужасов, который только что наткнулся на первое искалеченное тело.

Она знала, что не может ничего сказать. Не той женщине, которая оберегала Кайли, поддерживала и следила за тем, чтобы она знала, что значит иметь семью, в то время как ее собственные родители не могли заботиться об этом меньше.

— Итак, мисс, — начала Эстер, медленно размешивая ложкой сахар в своем черном кофе. — Я даже не знаю, что тебе сказать.

— Бабуль, я знаю, что дом еще не готов, и…

Эстер резко покачала головой.

— Проблема здесь не в этом.

Кайли почувствовала, как кинжал, воткнутый в ее почку, проткнул живот и провернулся.

— В Даге? Бабуль, ты его не знаешь. Он действительно…

Женщина фыркнула.

— Этот замечательный молодой человек? Согласна, на мой вкус, он слишком тихий, но мой Бен был болтуном. Нет, он кажется прекрасным человеком, вежливым, уважительным, и то, как он не может отвести от тебя глаз, говорит о том, что у него, по крайней мере, хороший вкус. Было бы хорошо, если бы он был евреем, но я отказалась от этой идеи много лет назад. Это не то, что я хотела с тобой обсудить.

Кайли покачала головой, совершенно сбитая с толку.

— Тогда я не понимаю.

— Кайли. — Эстер протянула руку и положила пальцы на руку внучки, сжав ее с удивительной силой. — С тобой что-то не так, милая. Я чувствовала это еще до того, как попала сюда, а теперь вижу своими глазами. Поэтому я приехала и спрашиваю тебя. Что происходит с моей единственной девочкой?