— Простите, — спросила Наталья — вы кто по профессии?
— Врач.
Наталья улыбнулась невольно, подумав, что ей везет на знакомства с врачами.
— Здесь хорошая больница, — сказала она. — И врачей, насколько я знаю, не хватает.
— О работе я не беспокоюсь, — сказала Ирина. — Когда Сережу приглашали сюда, обещали и квартиру и мне работу. Но я нигде не жила, кроме Ленинграда... Вообще выезжала только в Крым, в Прибалтику и раза два была в Москве. Как можно жить в таком маленьком городе?.. — Она смущенно улыбнулась. — У нас прекрасная комната в тридцать два метра в центре, на улице Рубинштейна. Вот Сережа с моей мамой не ладят... Он ведь поэтому и согласился поехать сюда. А у него была хорошая работа, с перспективой. Он талантливый архитектор.
— Перспектив здесь еще больше, — сказала Наталья и, подумав, что сделает Ирине приятное, добавила: — Он так вас ждет!
Ирина действительно обрадовалась.
— Правда?!
— Он много о вас рассказывает. Вы не удивляйтесь, здесь все и всё знают друг про друга.
— Вот и этого я тоже боюсь. Это смешно, да?..
— Совсем нет, — ответила Наталья. — Я тоже боялась.
— Мы всю жизнь прожили в одной квартире. Моя мама там родилась, а никого не знаем на лестничной площадке. Вы бывали в Ленинграде?
— Я приехала из Ленинграда.
— Что вы говорите?! Приятная неожиданность. Вы работаете вместе с Сережей?..
— Нет.
По радио теперь передавали репортаж о хоккейном матче. Наталья не любила хоккей. Вообще спорт. Она встала, выключила репродуктор, а когда возвращалась на место, увидела в окно, как к воротам гостиницы подъехал «газик». Из машины вышел Сергей, и с ним двое мужчин. Один, кажется, Володя, а второй незнакомый. «Наверно, — решила она, — собрались в ресторан. Сказать Ирине, что приехал ее муж?..
Ирина поднялась.
— Пойду я. Задержала вас, извините. Очень рада, что познакомилась. Но что же делать?.. Обождать в его номере? Неудобно, все-таки я посторонний человек в гостинице. А дежурная дала ключи. Она такая добрая, обходительная...
— Здесь вообще добрые люди, — сказала Наталья.
Постучались. Наталья немножко испугалась, что пришел Сергей. Он собирался зайти, а Лукинишна могла и не сказать ему, что его ждет жена. Но пришел Володя. Увидав Ирину, он растерялся. Наталья, изображая одновременно и радость и недовольство, воскликнула:
— Наконец-то! А я уже подумала, что ты не придешь. Кстати, Володя, познакомься — это жена Сергея Владимировича. Ты не видел его?
Он все понял, смышленый Володя.
— Прости, что задержался. Дела! — И еще развел руками. — А Сергей Владимирович с Попиковым пошли обедать в ресторан. Я только что встретил их внизу.
«Ах, это был Попиков, — подумала Наталья. — Как это я не узнала его?..»
— Вот вам пожалуйста! — вспыхнула Ирина. — Жена ждет, волнуется, людям надоедает, а он спокойно себе шляется по ресторанам.
Но, кажется, строгость ее была наигранной. На самом же деле ее обрадовало, что нашелся муж и что он без женщины, а с каким-то Попиковым, но главное — что к Наталье пришел Володя, которого та, оказывается, ждала...
— Меня отправили за тобой, — сообщил Володя, когда Ирина ушла. — Решили заправиться и куда-нибудь поехать. Попиков звал к себе. А можно к Ираиде, ее супруг опять в командировке.
— Я не поеду, — сказала Наталья. — Да и Сергея жена не пустит. Приятная женщина, верно? Но сюда ее и на аркане не затащишь.
— Почему?
— Каждому свое. Тебе стихи, Володя, а другому хлеб насущный.
— Чуть не забыл! — Он хлопнул себя по лбу и полез в карман. — Тебе письмо. Принесли вчера поздно.
Наталья подумала, что это опять от Татьяны, однако почерк на конверте был незнакомый, мелкий и непонятный...
— Ты твердо остаешься? — спросил Володя с сожалением.
— Абсолютно.
* * *
Письмо было от Бориса Анатольевича. Большое, на трех стандартных листах, заполненных с обеих сторон. Два листа занимало описание операции, которую он недавно делал. При этом ему ассистировал «сам доцент Козловский». Операция прошла удачно, хотя случай — разумеется! — был далеко не из простых...
«Это вдохнуло в меня новые силы и уверенность, что я тоже что-то могу и умею. Ты знаешь, Наташа, что я не люблю громких слов, но в данный момент считаю себя обязанным отметить и подчеркнуть, что этим я во многом обязан тебе. Уже только потому, что и до, и во время операции (какое кощунство, знал бы шеф!) я беспрерывно думал о тебе...»
Наталья улыбнулась, дочитав до этого места. Ей было приятно, и она представила живо, как Борис Анатольевич сосредоточен, весь погружен в дело, в мысли об операции, но все равно думает о ней...
«Но где он взял мой адрес? Неужели Татьяна дала?.. Не может быть, он не знает и ее адреса... Дед?..»
Мысли о деде заставили отложить письмо. Все-таки Наталья не была до конца уверена, что поступила правильно, оставив его одного. Тоскливо ему там... А если заболеет? Конечно, Костриковы всегда рядом, помогут, сообщат Клавдии Захаровне...
Она чуть-чуть кривила душой, обманывала себя. Не в старике Антипове дело, совсем не в нем. Дело в ней. Наверное, рано пока судить — неполных два месяца не срок, чтобы понять все окружающее тебя, найти свое место, привыкнуть к новым людям, к новой среде. Вдруг вспомнилось: «Чтобы определить жизнестойкость вида, нужно поместить особь данного вида в незнакомую, чуждую среду...» Не совсем точно, подумала Наталья, но в общем-то мысль та же.
Может быть, ЗЕТ прав? Среда — пустяки, уж кто-кто, а человек доказал давно свою жизнестойкость и приспособляемость к любым условиям. Скорее, человек бывает чужим для определенной среды.
Наталья вернулась к письму.
«А пудреница, которую ты потеряла у меня дома, нашлась. Представь, она каким-то образом завалилась за батарею центрального отопления. Я на днях уронил туда очки и случайно обнаружил пудреницу! Правда, она почти пустая, только ватка там лежит...» — Здесь Наталья не удержалась и улыбнулась опять. — «А позвонить тебе никак нельзя? Если бы ты позволила навестить тебя, я бы с удовольствием приехал на пару дней, у меня накопились отгулы. Интересно, там есть отделение челюстно-лицевой хирургии?.. Иногда у провинциальных врачей многому можно научиться. Профессор Адамов, о котором я тебе рассказывал, начинал в сельской больнице, а какой ученый! Если бы ты послушала его лекции, уверяю, что сама захотела бы стать врачом...»
— Неисправим и потому, может быть, гениален! — вслух сказала Наталья.
— Кто?
Она вздрогнула от неожиданности.
— Володя?! А я думала, что ты ушел...
— Нет, сижу вот. От кого письмо?
— От одного чудака, на которых держится мир. Почитай стихи, раз уж ты здесь. Впрочем, лучше не надо... — Она посмотрела на него. Он сидел на краешке стула и был чем-то похож на испуганную мышь. Или на ежа. Да, именно на ежа. На маленького, беспомощного еще ежика, который инстинктивно сворачивается в клубок, когда чувствует опасность. Ощеривается иглами, не зная, что иглы не спасут его от настоящего врага. — А ведь и ты чудак, Володя...
— Почему это я чудак? — удивился он.
— Все поэты чудаки.
— Глупости это, — сказал Володя, краснея. — Никакой я не поэт, просто так...
— Тем более. Все хочу спросить у тебя, с кем ты живешь?
— У нас большая семья! Мать, отец, замужняя сестра, у них двое детей, и еще младшая сестренка... Восемь человек.
— Ничего себе! — сказала Наталья. — У вас хозяйство?
— Не очень-то. Огород, конечно, есть, борова держим, несколько курей. Отец не любит заниматься хозяйством.
— Он где работает?
— Вообще-то он инвалид, без ног, — ответил Володя. — Резьбой по дереву занимается.
— Интересно.
— У него музеи покупают работы, — сказал Володя с гордостью. — Я тебе покажу что-нибудь, если хочешь.
