Наталья согласилась поехать в монастырь с радостью. Лучшего гида, чем Сергей, трудно было найти. Он довольно хорошо знал город, его прошлое, принимал участие в работе над Генеральным планом реконструкции и развития Белореченска. В сущности, именно поэтому его и пригласили сюда.

Они ехали на исполкомовском «газике», и Сергей сам вел машину.

Прежде Наталья не увлекалась стариной, даже считала это увлечение очередной модой, преходящей, как всякая другая мода, чудачеством интеллигенции. Но, побывав проездом в Белореченске, она открыла для себя много нового, неожиданного, а прожив здесь около месяца, не то чтобы заразилась этой повальной «болезнью» века, а поняла, что немногочисленные уже вещественные, материальные следы далекого прошлого России, оставленные в наследство предками, достойны восхищения. Может быть, и преклонения.

Однако в монастырь она поехала не столько «поглазеть» — это от нее не уйдет, раз она здесь живет, — сколько отдохнуть, рассеяться, посмотреть на окрестности, о неповторимости которых наслышалась от старожилов Белореченска.

Тотчас за городом дорога уходила в лес. Машина, легко подпрыгивая на ухабах, бежала как бы по длинному, причудливо изогнутому коридору, где за каждым поворотом ожидаешь чего-то необычного, сказочного, ожидаешь маленького чуда, а по сторонам этого живого коридора — одна к одной и с виду совершенно одинаковые, как близнецы, — стояли крепкие, гладкие сосны. Стройные, солнечные их стволы вытягивались так высоко, что крон не было видно из машины.

«По таким дорогам, — думала Наталья, — нужно ходить пешком. Каждый метр — неповторимый пейзаж... Перенести бы все это на бумагу или холст, но чтобы не исказить, не нарушить ничего... Возможно ли это?..»

Вынырнув из леса, дорога запетляла берегом Сыроти, повторяя, словно по лекалу, ее извилины...

«Кто прокладывал эти дороги? — снова думала Наталья. — Ведь не строили их специально, не проектировали, они существуют, наверное, с незапамятных времен. Их протаптывали, нахаживали. И обязательно любознательные люди, чувствующие красоту, очарование природы... Кратчайший путь — прямая — был бы, пожалуй, утомительным, потому что был бы и скучным...»

За поворотом, многоглаво и торжественно возвеличиваясь над окрестностями, взору открылся монастырь. Зрелище это было настолько впечатляющим, сильным, что Наталья невольно вцепилась пальцами в скобу.

Сергей остановил машину.

— Господи, какая прелесть! — сказала Наталья тихо. — Чудо. Просто чудо... — Она вышла из машины.

— Да, это строилось всерьез и навечно, — согласился Сергей. — Пример из учебника.

— Из какого учебника? — не поняла Наталья.

— Идеальное сочетание функционального и эстетического. Отсюда и выразительность. Это то, что мы называем гармонией. А секрет, в сущности, прост: зодчие учли не только функциональные требования, но и конкретные условия — рельеф местности, освещенность, близость большой водной поверхности, климат. Представьте, что этот монастырь, например, поменяли местами с Кирилло-Белозерским монастырем...

— Я там не была.

— Неважно. Так вот, поменяйте их местами, и исчезнут сразу два чуда. Оба монастыря окажутся рядовыми комплексами, маленькими крепостями, чем они и являются вообще-то. А чуда в этом нет. Есть добротный проект, правда, не типовой, а индивидуальный, удачная привязка. Весь секрет красоты. — Сергей, прищурившись, смотрел на Наталью и улыбался.

— Все так просто? — удивленно и чуточку разочарованно сказала она.

— Увы!

— Тогда хорошо, что большинство людей не понимают этого, что они не знают секрета, превращающего обычное в необычное, в чудо. Иначе прекрасное перестало бы быть прекрасным.

— Отчего же?.. — Сергей пожал недоуменно плечами. — Знание никогда и никому не мешало. Художник, создающий шедевр, отлично понимает, что́ он создает, а между тем это для него работа, ремесло.

— Не берусь спорить, — сказала Наталья, — но и согласиться не могу. Не хочу. Кстати, если это так просто и ясно, почему же теперь не строят — не строите! — ничего похожего?

— Наивный вопрос неспециалиста, Наташа. Строить сегодня нечто похожее нет надобности. При всем том, что архитектура — искусство, она все-таки и своего рода производство, товар, если хотите. Товарные отношения, как вы знаете, основаны на спросе и предложении. Построить такой монастырь при современном развитии техники не составляет труда. Но кому он нужен? Для чего его строить?.. Чтобы разместить в нем заводоуправление или правление колхоза? Дорого, неудобно. Функциональные требования придут в противоречие с эстетическими...

— Монастырь не нужен, я согласна, — сказала Наталья.

— Понимаю. — Сергей усмехнулся. — Современные типовые дома, Наташенька, плохи не сами по себе. Проще говоря, они не несут заложенных в себе недостатков, это ошибочное мнение. Они только кажутся плохими, потому что их много. Постройте город из одних монастырей и дворцов, и вам станет грустно. А главное... Знаете, вот мы с вами любуемся, спорим, отдаем должное строителям, но как-то не думаем о том, что монахам, жившим здесь, было не шибко удобно жить! Малогабаритная квартира в пятиэтажном панельном доме — это, разумеется, не бог весть какое достижение, но жить в такой квартире много приятнее и удобнее, чем в келье. Мы восхищаемся формой, забыв о содержании.

— Не знаю. Наверное, вы в чем-то правы. Но ведь монахам и нужны были именно кельи, а не квартиры!

— Ошибаетесь, — сказал Сергей. — От монастыря, поскольку он был прежде всего крепостью, требовалась высокая прочность. Сначала прочность, а потом жилые норы. Но чем просторнее норы, тем меньше прочность! Сводчатые перекрытия и оконца-щели тоже не фантазия зодчих, не красота, как таковая, а жестокая необходимость.

Наталья понимала, что Сергей лучше ее разбирается в этих вопросах, ему, как говорится, виднее. Но все же, против желания соглашаясь с ним, она не хотела, чтобы он был прав безусловно. Слишком это рационально, стандартно, а ведь подлинная красота всегда нарушает, ломает стандарты, не считается с рациональностью, выходит за рамки обычного и обыденного, она не может быть объяснена до конца. В подлинной красоте непременно есть какая-то тайна, пусть маленькая, но — тайна...

— А почему монастырь построили именно здесь? — спросила она.

— Ну, во-первых, когда его строили, не задумывались об удобствах для современных туристов, — ответил Сергей. — Во-вторых, святое дело — темное дело. — Ему понравилась собственная шутка, и он повторил: — Именно темное. А если серьезно... Рассказывают, что сначала в этих местах объявился некий пришлый монах, потом построили церквушку, а еще потом будто бы объявилась некая чудотворная икона. А когда есть чудо, как же не быть монастырю?

— Шутите?

— Только отчасти. Вообще же здесь был во́лок. Монастырь стоит на водоразделе. Удобный путь.

— Из варяг в греки? — пошутила и Наталья.

— Очевидно. Но на эту тему вас лучше просветит Белов. А меня гораздо больше интересует будущее. Старина, я понимаю, — прекрасно и необходимо, но потомкам нашим жить не в прошлом, а в будущем. Это будущее мы строим сегодня. Праздный турист имеет право забывать об этом. Я — нет.

— По-вашему, прошлое и будущее несовместимы?

— О совместимости нет речи, — ответил Сергей чуточку покровительственно. — Речь может идти о взаимосвязи. Эта взаимосвязь осуществляется через настоящее, и о сегодняшнем настоящем, Наташа, которое завтра станет будущим, наши потомки будут судить не по тому, что мы сохранили или сохраним, а по тому, что создали и создадим сами. Согласны?..

— Отчасти.

— Конкретно!

— Я думаю, что сохранять и строить — понятия не антагонистические, — сказала Наталья без особенной уверенности. То есть она была уверена, что права, но не была уверена в том, что ее аргументы достаточно убедительны. — На развалинах ведь строить гораздо труднее. И потом... — Она взглянула на Сергея. — Вы словно боитесь суда потомков, а суда предков?