Парторг ЦК на заводе Андрей Павлович Сивов принял Антипова через два дня после Нового года. Беседа их получилась короткой: оказалось, что в партком уже поступило заявление от Иващенки.

— Выходит, Борис Петрович знал, а мне ни словом не обмолвился, — обиделся Антипов.

— Он тоже от других слышал, — сказал Сивов.

— И какое приняли решение?

— Сейчас делом Кудияша занимается Госконтроль. Но в общих чертах нам все ясно.

— Что именно ясно? — поинтересовался Антипов.

— Достоверно установлено, что он заканчивает строительство особняка под Териоками и что зимой сорок третьего года отделывал за счет завода свою квартиру в городе...

— Его арестовали?

— Не так быстро и просто все, Захар Михайлович. Квартира принадлежит его теще, она в эвакуации, а особняк оформлен на имя матери.

— Проходимец какой! — возмутился Антипов. — Значит, все предусмотрел.

— Не простой человек, голыми руками не возьмешь.

— Человек, вы сказали?! — задыхаясь от гнева, воскликнул Антипов. — Люди Родину защищают, для фронта работают, для победы, а он!.. Нет, таких, как Кудияш, нельзя ставить рядом с людьми. Они пачкают имя народа.

— Лично у меня возражений нет. — Сивов улыбнулся дружески, понимающе. — Но мне судить сложно, я человек на вашем заводе новый. Вы и остальные члены парткома знаете его лучше меня... Не думаю, Захар Михайлович, что он стал хапугой и преступником именно в годы войны, хотя возможно и так...

— Чего, чего?

— Я говорю, что Кудияш мог, конечно, резко измениться во время войны, почуяв легкую возможность обогатиться, обеспечить себя на будущее. Но... А что вы думаете по этому поводу?

— Сложный вопрос, — признался Антипов. — Если бы там мелкий жулик, спекулянт. Тут другое. Выходит, всегда в нем было это, а вот не распознали раньше, проглядели. Наша ошибка.

— Вы правильно рассуждаете, политически грамотно. На ближайшем заседании парткома речь, в частности, пойдет и об этом. О воспитании кадров, о деловых и человеческих качествах руководителей производства. Мы обязаны видеть перспективу, смотреть в завтрашний день. Полагаю, Захар Михайлович, вам надо будет выступить. Вы кадровый рабочий завода, человек уважаемый, авторитетный...

Антипов поднялся.

— Меня, — сказал, — уговаривать нечего. Я все равно выступил бы на парткоме. Вот только...

— Что же вас смущает?

— Говорить мне трудно, ведь я-то был в эвакуации...

— Э-э, Захар Михайлович, так дело не пойдет! — Сивов шутливо погрозил ему пальцем. — Прежде всего, вы были не в эвакуации, а выполняли важнейшее задание партии, Родины. Вы принимали участие в обеспечении фронта всем необходимым и можете считать, что это была командировка! И потом... Там, в тылу, люди тоже не хлебали жирные щи из большой миски.

— Так-то оно так, — сомневался Антипов. — А все же тыл — не блокадный Ленинград.

Сивов подсел к нему.

— Как бы поточнее выразиться?.. В сознании некоторых наметилась не совсем правильная точка зрения. Кое-кто считает, что воевавшие и воюющие на фронте, пережившие блокаду — герои, а остальные между прочим...

— И почему это неправильная точка зрения?

— На проверку выходит, что не все показали себя подлинными патриотами и здесь!

— Это недоразумение, — сказал Антипов убежденно.

— Исключение из правил? — Сивов усмехнулся.

— Да.

— Согласен. Но и в глубоком тылу люди не сидели сложа руки в ожидании, когда им на блюдечке принесут победу. Без тыла не может быть фронта. И куда же, если уж мы с вами заговорили об этом, отнесем миллионы советских людей, не по своей воле оказавшихся на временно оккупированной территории? В какой список?.. А массовый героизм жителей Сталинграда, Севастополя, Одессы, Харькова!.. Тысяч городов и сел нашей страны. Слов нет, героизм и мужество ленинградцев навечно будут вписаны в историю... Но нам, пережившим блокаду, нельзя, не позволительно кичиться этим. Гордиться можно, не забывая о том, что наша Родина, наш народ превыше всего и понятие это гораздо шире и глубже, чем моя родина, мои земляки...

— Простите за нескромность, — сказал Антипов. — Вы в блокаду находились в Ленинграде? — Он далеко не со всем, что было сказано Сивовым, соглашался, и потому задал этот вопрос. «Был» или «не был» здесь Сивов — от этого, возможно, зависело главное. Если не все.

— Допустим, не был, — улыбаясь, ответил Сивов. — Это меняет дело?..

— Мне надо подумать.

— Отвечаю: был. — Он вздохнул и отвернулся к окну. Сказал тихо, как бы только для себя: — У меня сынишка восьми лет умер от голода, не успел отправить в тыл...

Сивов мог бы, но не хотел или не считал нужным рассказать, как это случилось. Сын его спал вместе с матерью, чтобы теплее было. Она проснулась утром, а он холодный уже. Спала с мертвым... Закричала: «Андрей, Андрей, скорее врача!..» Сивов на руках — именно на руках, не на саночках — отнес тело сына на кладбище, а жена пойти не смогла. Нашел кусок от сломанной чугунной скамейки и ею выдолбил могилу.

Он вернулся к столу, сел и, точно откинув тяжелые воспоминания, проговорил спокойно:

— Заседание парткома, видимо, мы соберем десятого. И просьба к вам, Захар Михайлович: пока не рассказывайте никому о нашем разговоре, чтобы не будоражить народ. Если вопросов ко мне нет... — Он поднял голову.

— Все ясно.

— Тогда до встречи, Захар Михайлович. И не забудьте, что выступаете на парткоме.

— Не забуду, — сказал Антипов. — А насчет того, что вы мне говорили тут... Я все-таки подумаю, Андрей Павлович.

— Подумайте, подумайте.

Не пришлось ему выступать. Не пришлось и присутствовать на заседании парткома. На другой день после беседы с парторгом, пришла телеграмма от Клавдии: «Срочно выезжай. Мама тяжелом состоянии».

Не сразу, нет, дошел до сознания смысл короткого телеграфного сообщения. Антипов прочитал раз, другой, не понимая, что бы это могло означать, покуда не обратил внимания на приписку: «Факт тяжелой болезни гр‑ки Антиповой Г. И. удостоверяется. Врач Сивоконь, гербовая печать».

«Значит, с матерью худо?.. — догадался он. — Что же такое случилось у них, не на работе ли?..»

Он метался по огромной пустой комнате — соседи по общежитию работали в дневную смену — из угла в угол, не выпуская из рук телеграфный бланк. Ехать!.. Немедленно ехать! Но как?.. Ведь не пойдешь, не купишь билет и не сядешь в поезд... И с работы еще надо отпроситься, а каждый человек на счету...

Что же делать? Запросить Клавдию, чтобы сообщила подробности?..

За ним прибежала рассыльная.

— Антипов кто?

— Я Антипов, а что такое?.. — Мелькнула мысль, что пришла новая телеграмма, с более страшной вестью.

— К директору вас. Он ждет.

Полсотни шагов по коридору и короткая, в несколько ступенек лестница показались Антипову нестерпимо длинными. Он не шел, а брел, натыкаясь на встречных людей. Рассыльная, глядя на него, испуганно семенила рядом.

Директор встал.

— Не буду говорить утешительных слов, Захар Михайлович. Некогда. Час назад звонили мне. Супруга ваша...

— Я знаю, — потерянно молвил Антипов и зачем-то положил на стол телеграмму.

Директор странно как-то посмотрел на него и вздохнул.

— Я приказал оформить необходимые документы. Поедете в командировку...

— В какую командировку?

— Пока возитесь с пропуском, время пройдет. Предписание и все остальное сейчас же получите у моего секретаря... — Он нажал кнопку, в дверях тотчас появилась секретарша. — Надежда Максимовна, документы Антипову готовы?

— Готовы.

— А с билетом как?.. Я звонил заместителю начальника дороги, просил...

— Все в порядке, Геннадий Федорович. Билет есть.