Самолет прибывает слишком рано, чтобы можно было заселиться в отель, посетить архивы или заняться чем-либо еще. Город спит. Прохладным утром путешественники бродят по центру Вены, пока в десять часов наконец не устраиваются в отеле. В номере Миллеры лежат без сна, Бек и Эшли на одной двухспальной кровати, Джейк на другой. Несмотря на смену часового пояса, они полны бодрости, а мыслями устремлены к близким, оставшимся дома далеко отсюда.
Джейк представляет, как рассказывает Кристи о первых впечатлениях от Вены в золотистом утреннем свете. Все дома здесь большие и серовато-желтоватые. Из-за этого весь город кажется живущим вне времени, хотя большинство магазинов торгует дизайнерской одеждой и современными предметами роскоши. И все же чистота этого города придает ему романтичный вид. Если Кристи простит его, он привезет ее сюда и они вместе познакомятся с его исторической родиной.
Прекрасно понимая, что никто не спит, Джейк наконец спрашивает:
— Думаете, мы найдем ее?
— Да, — чересчур уверенно произносит Бек. — В архивах должны быть сведения о Флоре.
В комнате снова воцаряется тишина. Джейк и Эшли переглядываются, волнуясь за Бек, ее безосновательная убежденность беспокоит их.
Здание Семейного, судебного и государственного архива ничем не выделяется среди окружающих построек и представляет собой массивное сооружение цвета охры, довольно величественное. Его столь же впечатляющая коллекция документов состоит из деловых бумаг за много столетий. Миллеры стоят в темном вестибюле рядом с Кристианом, который тихо разговаривает с архивистом.
— Флора Ауэрбах — ее имя в браке, правильно? Вы знаете, была ли она замужем, когда работала при дворе? Если нет, какая ее девичья фамилия? — спрашивает Кристиан Миллеров.
— Я знаю только ее фамилию после замужества. Мне не удалось найти свидетельство о браке в Интернете, так что мне неизвестно ни когда она вышла замуж, ни какой была ее девичья фамилия, — объясняет ему Эшли.
— Много ли женщин с именем Флора могли служить при дворе в тысяча девятьсот восемнадцатом году? — указывает Бек, замечая легкую досаду на лице Кристиана, когда он снова поворачивается к сотруднику архива.
Они продолжают переговариваться таким образом, пока архивист наконец жестом не приглашает их следовать за ним и не ведет их по лестнице в архив мимо статуи женщины в пышном платье. Поднимаясь по ступеням, Кристиан исполняет небольшой хореографический номер. Эшли бросает взгляд на Бек, и та пожимает плечами, чувствуя, как краснеет.
— Нам придется просмотреть дела всех придворных, — говорит Кристиан. — Даже если она действительно работала во дворце, ее личного дела здесь может и не быть. Говорят, когда империя рухнула, многие документы были признаны неважными и уничтожены.
— Документы няни, которая спасла кронпринца и остальных императорских детей, могли счесть неважными? — спрашивает Бек.
Кристиан пожимает плечами.
— Монархии больше не существовало.
— Нужные нам бумаги здесь, — настаивает Бек.
Джейк и Эшли снова переглядываются, но ничего не говорят.
Когда архивист приносит им первую стопку папок, Миллеры находят невероятное количество придворных должностей: караульные и привратники, камердинеры, хранители оружия, горничные, часовщики. В папках в алфавитном порядке сложены дела всего персонала императорской семьи за многие годы — документы на прислугу Франца Иосифа и Сисси, и Фердинанда, и Карла и Циты без разбору. Кристиан выписал для них несколько ключевых слов: Kinderfrau, Kinderpflegerin, Kindermädchen, Kinder-Stubenmädchen — различные няни и гувернантки, которые заботились о детях. В конце концов, имя Флора могло быть ласковым обращением, и в таком случае его не будет в личном деле. Лучше проверить папки всего персонала, обслуживающего детей Карла.
Перелистывая страницы, Кристиан тихо напевает себе под нос.
Эшли чуть не вскрикивает, когда находит документы на Kinderfrau Анну, но она опекала детей не Карла, а Франца Иосифа.
— Все безнадежно, — говорит Бек.
— Мы только начали. — Эшли закрывает папку и тянется за другой.
— За два часа мы нашли только одну няню, служившую при дворе за шестьдесят лет до восемнадцатого года.
— Так и проводятся исследования, — напоминает ей Джейк.
— Это твое экспертное мнение? — огрызается Бек. Джейк, конечно, прав. Архивные изыскания напоминают промывку золотоносного песка, но она не желает слышать поучения от брата, который наверняка никогда раньше не бывал в архивах. Бек смотрит на Кристиана, смущенная тем, что сорвалась на грубость, но переводчик улыбается ей, похоже не замечая ее агрессивного тона. — Просто я расстроена, — объясняет она Джейку.
— Все мы расстроены, — отвечает Джейк. — Давайте сделаем перерыв. Я помираю с голоду.
Компания идет за Джейком в ближайший бар. По дороге Кристиан продолжает подталкивать Бек локтем, гладить ее по руке, делать небольшие па, чтобы рассмешить ее. Бек тоже игриво толкает его, когда он спотыкается на тротуаре, шутливо напоминает ему смотреть под ноги, и все это под внимательным взглядом Эшли.
Выбранный Джейком бар оказывается темным и дымным, но в глубине есть зал для некурящих, оживленный кружевными скатертями и красными диванчиками. Американцы усаживаются за столик, и Джейк заказывает каждому Bier[5] — это одно из немногих слов, которые он знает по-немецки. У Кристиана тихо щелкает челюсть, когда он жует Wiener Schnitzel[6]. Бек телятину не ест и заказывает курицу, тушенную в соусе с паприкой.
Доев, она со звоном бросает вилку на керамическую тарелку.
— Зачем я только слушала россказни Деборы! Рыжеволосая няня. Просто сумасшествие.
Манера Эшли и Джейка переглядываться становится уже привычной. Это ключевой момент, который может иметь два последствия: или они все сплотятся, обвиняя Дебору, или переругаются. Дебора тут ни при чем. Не она, а Бек убедила свою юридическую фирму отправить ее сюда. Даже если Дебора и заронила в почву семя, Бек поливала его и вырастила цветок. Джейк и Эшли молча доедают свои шницели, и реплика Бек повисает в воздухе. Кристиан невозмутимо продолжает жевать, мыча себе под нос какой-то мотивчик. Эшли даже не уверена, настоящая это песенка или он сочиняет мелодию на ходу.
После обеда они направляются к архиву мимо длинных зданий одинаковой высоты — пять-шесть этажей, — каменных, с изысканным декором. По непонятной ей самой причине, несмотря на их красоту, однообразие нервирует Бек.
— Думаю, на сегодня мы разбегаемся, — говорит она.
Кристиан смотрит на часы.
— Архив открыт еще полтора часа.
Бек начинает что-то говорить, но слова застревают в горле. Как она может объяснить, что, хотя она сама привезла их в Вену, перспектива копаться в бумагах внезапно представляется ей напрасной тратой времени? Все эти папки и за год не переворотить, а документов на Флору они могут не найти, даже если они существуют, даже если их не выбросили сто лет назад, даже если Флора действительно была рыжеволосой няней. Кроме того, они находятся в городе, где Хелен выросла, где мать научила ее шить, где брат брал ее с собой в кафе посмотреть, как мужчины играют в шахматы и спорят, где отец водил ее в оперу. Они должны посетить Венскую оперу, увидеть Дунай, подняться на колесе обозрения, а не сидеть безвылазно в архиве, когда возможность обнаружить папку Флоры так ничтожна.
— Может быть, ты сегодня продолжишь без нас? — предлагает Эшли Кристиану.
— Я не против, — говорит Кристиан. — Но это снижает наши шансы что-нибудь найти.
— Что, если нанять пару архивистов? Они справятся с задачей лучше, чем мы, — добавляет Джейк, глядя на Бек.
— Думаю, фирма согласится заплатить за это, — говорит младшая сестра.
Кристиан пожимает плечами. Решение от него не зависит, и Джейк замечает облегчение на его лице. Кристиан машет рукой на прощание и бредет в сторону Херренгассе.
