Лидия выдернула заусенец.
— Я только слышала, что вы ругались по поводу денег. Папу посадят в тюрьму? — Голос ее теперь звучит мягко, и она снова похожа на маленькую девочку.
— Может быть, — отвечает Эшли. — Папа виноват. Он сделает все возможное, чтобы исправить положение, но не исключено, что ему придется на некоторое время уехать.
Тайлер замирает.
— Надолго? — Тающее мороженое капает с ложки, застывшей над креманкой.
— Неизвестно, пока он не признает свою вину и ему не вынесут приговор.
Тайлер вытирает рот, размазывая шоколад по щеке.
— А он вернется?
— Отец вернется, — твердо произносит Эшли. Впервые ей дается это легко. Впервые она не пытается убедить себя простить Райана. — Нас ждут трудности, но мы семья и будем его поддерживать.
Райан посылает ей первую искреннюю улыбку за много месяцев. С плотно сомкнутыми губами он не выглядит довольным, но явно чувствует облегчение. Эшли переводит взгляд на детей. А вот они его облегчения не разделяют. Тайлер с набежавшими на глаза слезами тычет ложкой в свое мороженое. Лидия принимает суровый вид, и Эшли замечает в ее лице сходство с холодным бешенством Бек — в юности сестра злилась на все подряд и становилась замкнутой.
Эшли собирается спросить у детей, как они с отцом могут утешить их, но тут влезает Райан:
— Тому, что я сделал, нет оправдания. Это было совершенно несправедливо по отношению к вам обоим. И к вашей маме тоже. Я постараюсь все уладить, но вы имеете полное право злиться на меня. Я это заслужил. Могу сказать только, что очень жалею о своем поступке.
Как просто сказано — «очень жалею». Но для Эшли это не только слова. Если ее муж так говорит, она ему верит.
Она сжимает его руку и повторяет детям:
— Мы справимся. Все вместе.
Сын и дочь смотрят на нее, и она выдерживает их взгляды, пока они не смягчаются. Дети доверяют ей. Она тоже доверяет себе. Да, они справятся. Все вместе.
Вскоре после того, как во всех новостях начинают трубить о бриллианте, адвокаты принимаются названивать Бек, предлагая свои услуги по пониженной почасовой ставке. Даже если брать малую часть их обычного гонорара, расходы на юриста обойдутся дороже, чем стоимость всех бриллиантов, найденных в кукле Хелен. Больше, чем несколько тысяч долларов, которые бабушка припрятала в доме. И больше, чем стоит брошь. К тому же Бек отказывается ее продавать, какую бы нужду в деньгах они ни испытывали. Право Миллеров на бриллиант может быть оспорено, но брошь, без сомнения, принадлежала Хелен. Это фамильная реликвия, и ее нельзя сбывать с рук, какую бы цену за нее ни предлагали. На удивление, брат и сестра не упоминают о броши, словно вообще забыли о ее существовании.
Несмотря на широкий резонанс этого дела, адвокатские конторы вовсе не из альтруизма рвутся безвозмедно представлять интересы Миллеров. Помимо прочего, Бек также звонят представители неких подозрительных «бизнесменов», предлагая юридические услуги в обмен на продажу алмаза по частному соглашению после того, как дело будет выиграно. Их уверенность в успехе беспокоит ее почти так же, как туманные намеки на их работодателей. Бек обрывают мобильный и рабочий телефон. Один деятель даже прислал своего помощника к ней в офис.
Когда администратор звонит Бек, сообщая, что ее ожидают в приемной, Бек спешит к стойке, чтобы отделаться от очередного афериста. Однако, увидев на диване сидящего нога на ногу мужчину в шортах цвета хаки и рубашке поло, она замирает на месте.
Незнакомец смотрит на нее голубыми глазами, которые она унаследовала. Волосы Бек выкрашены в яркий цвет и не похожи на его когда-то пепельно-каштановую шевелюру, сейчас совсем седую. Бек носит пирсинг в носу, а потому характерная для Миллеров заостренность черт несколько сглажена, руки покрыты татуировками, скрывающими веснушчатость, но цвет глаз она изменить не могла.
Хотя он и сбрил бороду, Бек узнает его сразу же.
— Папа, — неосознанно роняет она и тут же жалеет, что назвала его так. В отличие от Деборы, которая уже долгое время не была мамой, Кенни всегда оставался папой.
Бек, на один шаг впереди Кенни, ведет его через несколько небольших кварталов к «Лайбрери плейс». Ей нужно увести его из офиса, но оставаться с ним наедине она не хочет.
Кенни ждет за столиком с чашкой кофе, пока Бек заказывает себе картошку фри и колу. Есть она не хочет, но нужно на чем-то сосредоточить внимание во время разговора с ним.
Когда она направляется к отцу, ее так и подмывает бросить поднос и сбежать. Но она знает, что ей не удастся так легко отвертеться. Чем быстрее она сядет и выслушает все, что он желает ей сказать, тем быстрее все закончится.
Бек ставит поднос на стол и устраивается на стуле напротив отца. Он отхлебывает кофе, поглядывая на картошку.
— Ты всегда была обжорой, — наконец произносит он.
— Ты путаешь меня с Эшли. — В ее агрессивном тоне сосредотачивается весь гнев, накопившийся за двадцать два года.
Кенни продолжает пить кофе. Его никак не задевает ее враждебный выпад, отчего Бек только сильнее злится.
Она проверяет время на телефоне.
— У тебя десять минут.
— Я прочитал статью в «Инкуайрере» и стал волноваться за тебя. Хотел убедиться, что у тебя все в порядке.
— Неужели? Ты хочешь знать, все ли у меня в порядке? А двадцать два года тебя это не интересовало? — Противно, что он сводит ее личность к предсказуемому набору банальных, но все же искренних эмоций. Она планирует ответить, что у нее все хорошо, и попросить оставить ее в покое. Вместо этого у нее вырывается: — «Филадельфия инкуайрер»?
Бриллиант «Флорентиец» попал во все газеты, но ее отец увидел материал в филадельфийской прессе.
— Бекка, я…
— Не называй меня так.
— Я живу в Атлантик-Сити. Последние несколько лет. — Его голубые глаза умоляюще шарят по ее лицу.
Бек смотрит в телефон.
— У тебя семь минут.
— Я думал, тебе будет интересно… Хелен дала мне бриллиант.
Бек роняет ломтик картошки, который мяла в руках. Ему удалось завладеть ее вниманием.
— Для кольца. Даже два.
— Рассказывай.
Оказалось, Хелен подарила Кенни бриллиант в два карата для кольца и другой, в один карат, чтобы заплатить за помещение камня в оправу. Кенни тогда было двадцать семь. Несколько лет он состоял в организации «Студенты за демократическое общество» и, когда окончилась война во Вьетнаме, не имел никаких планов на будущее. В те годы они с Деборой сходились и расходились, хотя он сомневался, что Хелен знает про периоды расставаний. Еще до его знакомства с Хелен Дебора пожаловалась Кенни, что мать ее не любит. Когда его наконец пригласили на ужин в дом на Эджхилл-роуд, он понял, что Дебора ошибается. Хозяйка дома отвела его в свою комнату и достала из комода бархатный мешочек. Высыпала на ладонь брошь в виде цветка с большим желтым камнем в центре и несколько отдельных бриллиантов и два из них отдала Кенни.
«Расскажешь кому-нибудь об этом — я тебя кастрирую, — сказала Хелен, снова пряча брошь и маленькие бриллианты в комод. — И не вздумай обидеть меня вопросом, настоящие ли они».
Именно тогда Кенни осознал, что Хелен очень сильно любит дочь. Просто их любови говорили на разных языках.
Кенни отправился в Ювелирный Ряд к мастеру, которого выбрала будущая теща. Тот уже разработал дизайн кольца по указаниям Хелен. Кенни не нравилось, что мать предполагаемой невесты вмешивается в выбор кольца, в их помолвку, тем более что он еще не был уверен, что хочет жениться.
— Мне, наверно, не стоит этого говорить, — произносит он, хотя услышанное ничуть не потрясло Бек. — Ну и вот, я сказал ювелиру, что подумаю, чем очень его удивил.
После разговора с Хелен ювелир уже изготовил восковую форму для отливки кольца. Кенни положил бриллианты в карман и сказал, что придет через несколько дней. Выйдя из лавки, он решил, что однажды женится на Деборе, но на своих условиях. Чуть дальше по улице над одним из магазинов мигала неоновая вывеска: «Бриллианты». Торговец не спрашивал, откуда у него камни, просто предложил ему сумму, показавшуюся Кенни огромной.
