— Если двинешься с места, я позвоню в полицию.

Он выходит. Джейк барабанит пальцами по подлокотнику стула, с нарастающим нетерпением ожидая его возвращения. Снаружи доносятся звуки супермаркета — в магазине дневное оживление, катятся по линолеумному полу тележки, тихо звучит отстойная музыка, суетятся покупатели.

Наконец Рэнди возвращается и бросает Джейку пакет замороженного горошка.

— Приложи к руке.

Ледяной пакет обжигает ссадины на руке. Джейк еще никогда в жизни не дрался. Никогда не ощущал боли из-за содранной кожи на костяшках, покалывания в пальцах.

Рэнди опускается в кресло за своим столом.

— Он не станет выдвигать обвинения. — Менеджер с облегчением качает головой.

— Выдвигать обвинения? Он следит за мной две недели!

— А он утверждает, что впервые тебя видит.

— Вранье! Он ходит за мной в спортзал, и в «Палермо», и в «Миксто». — Перечисляя свои доказательства, Джейк и сам понимает, как дико все это звучит. Зал? Ресторан? Местный гастроном? — Он ходит за мной по всему району? — Последняя фраза прозвучала скорее как вопрос, а не утверждение.

— Я знаю, что у тебя сейчас много семейных забот… — А Рэнди-то откуда известно про беременность Кристи? Джейк сказал об этом только сестрам, даже Рико не говорил. Потом он замечает выражение лица Рэнди — такой кроткий взгляд обычно сопровождает не слишком убедительное «Соболезную твоей утрате», — и до него доходит, что менеджер имеет в виду смерть Хелен. — Но нельзя же кидаться на клиентов.

Джейк встает.

— Я найду его. И извинюсь. Объясню ему, что это недоразумение.

Рэнди жестом останавливает Джейка.

— Очень не советую. Ты еще удачно отделался.

Джейк снова садится.

— Просто иди домой, ладно?

— Ты меня увольняешь?

— Ну что ты, Джейк, какие у меня основания для этого? Ты всего лишь напал на клиента и разбил пару десятков бутылок вина.

— Я заплачу за ущерб.

Рэнди качает головой.

— Ты опаздываешь на работу, часовой обеденный перерыв тянется у тебя полтора часа, и даже не пытайся разубеждать меня, что ты постоянно под кайфом.

— Ты серьезно?

— Прошу тебя не ходить в наш магазин. Иначе нам придется привлечь правоохранительные органы.

— Послушай, мне очень жаль, что так произошло. Ты прав. Смерть бабушки повлияла на меня сильнее, чем я ожидал. Мы постоянно узнаем о ней много нового, и из-за этого я на взводе. Мне нужно немного времени, чтобы прийти в себя. Обещаю, ничего подобного больше не случится.

— У меня связаны руки, Джейк.

Они некоторое время смотрят друг на друга, пока наконец Рэнди не отводит глаза. Своим умоляющим взглядом Джейк ничего не добился. Он покорно кивает, встает и направляется к двери.

Рэнди останавливает его.

— Выйди, пожалуйста, через черный ход. И прошу тебя не разговаривать ни с кем на парковке.

Джейк как в тумане покидает супермаркет через служебный вход. Неделя выдалась жаркой, и от утомительного зноя ноги у него наливаются тяжестью. Когда он пересекает парковку, Мануэль, который регулирует движение, с опаской наблюдает за ним. Триша тоже косится на него, толкая к магазину ряд тележек. Проходя мимо сырной лавки, японского ресторана, ларька с джелато, Джейк чувствует, как все пялятся на него с осуждением и отвращением.

В темной прохладной квартире к Джейку наконец возвращается способность дышать. Он снимает промокшую форменную гавайскую рубашку и садится с голым торсом в кресло с откидной спинкой, уставившись на следы протечки на потолке. Что, черт возьми, произошло? Действительно ли он набросился на случайного парня? Он был уверен, что за ним следят. Что внушило ему такую уверенность? Ну, разумеется, Миллеры. Джейк смеется, хотя это вовсе не смешно. Раньше он мог наблюдать за ними со стороны, но утратил свой критический взгляд. Эшли всегда делает выводы на пустом месте. Бек всегда быстро приходит в ярость. Что касается самого Джейка, то ему всегда удается испоганить что угодно, — он снова это ясно сознает.

Кристи замечает его разбитую руку, едва переступив порог квартиры.

— Что случилось? — спрашивает она, осматривая распухшие костяшки. Кожа посинела, ссадины запеклись. — Можешь согнуть пальцы?

Джейк сгибает пальцы на треть. Кристи идет в кухню.

— Нужно приложить лед.

Джейк тянется за висящей на стуле рубашкой, но вспоминает, что это его рабочая форма, и швыряет ее в другой угол комнаты. Интересно, ее стоимость вычтут во время расчета?

Приложив лед к руке, он морщится.

— Кажется, перелома нет, — говорит Кристи.

Джейк намеревается объяснить ей, что ударил человека. Он планирует быть честным, чтобы прогнать «если» признанием и обещанием все исправить.

— Один придурок прищемил мне руку дверцей холодильника, — слышит он свою ложь. — Прости меня, Кристи, за то, что я смолчал о бриллианте. Я должен был рассказать. Просто такие большие деньги могут изменить нашу жизнь. Я не хотел обнадеживать тебя, пока не буду знать наверняка. Я ошибся насчет того парня из «Палермо». Он не следил за нами. Я видел его сегодня — он всего лишь живет в нашем районе.

Это не полное признание, но хотя бы начало. Он ждет вопросов Кристи, чтобы поведать о неутешительных событиях сегодняшнего дня.

Кристи смеется.

— Ну конечно же, никто за тобой не следил.

— Ты не испугалась?

— Я испугалась твоей реакции. Слежка из-за бриллианта — это попахивает паранойей. — Продолжая смеяться, она входит в кухню и тут же разочарованно возвращается в гостиную. — Ты забыл принести что-нибудь на ужин?

Он пытается подобрать подходящие слова, чтобы сообщить ей, что потерял работу.

— Я…

— Ну и ладно, — перебивает Кристи. — Мне все равно ужасно хочется тайской рисовой лапши. Пять минут. — И она быстро уходит по коридору, чтобы переодеться после работы.

Джейк слушает гудение холодильника и прокручивает в голове их разговор. Почему он не сказал Кристи, что его уволили? Невозможно скрывать это от нее. Нужно немедленно признаться, пока он не увяз во вранье.

Когда она появляется в гостиной, кожа у нее сияет, и вся она выглядит такой спокойной, симпатичной, такой нормальной.

— Ты готов? — спрашивает Кристи, бросая ему рубашку.

Он рывком надевает рубашку через голову и, не сказав ни слова, выходит следом за ней из квартиры.

В отличие от Джейка, встречи Эшли с «бьюиком» не случайны. Каждый день щеголеватый мужчина сопровождает ее в бассейн, библиотеку, школу, к банкомату и в химчистку. Каждый день он следует за ней в той же машине, на той же пугающей дистанции. Почему он не приближается к ней? Чего ждет?

В библиотеке Клара сразу бросается к ней, размахивая книгой под названием «Моя бабушка и 49 других детей», которую они заказали по межбиблиотечному абонементу.

— Здесь в основном про бабушку автора, Ирму, но вот посмотрите… — Клара открывает последнюю страницу текста и проводит пальцем по списку имен с короткими биографиями, пока не останавливается на имени Хелен Ауэрбах. Эшли мгновенно забывает о преследователе.

«После того как Гольдштайны спасли Хелен Ауэрбах, она поселилась в Филадельфии и купила дом в Бала-Кинвуд, где жила со своей дочерью. Она открыла ателье по пошиву одежды, которое держит и по сей день».

В биографиях некоторых других детей упоминается их соединение с родителями, которым удалось получить визу или выжить в лагерях, с родственниками, оказавшимися во время войны на Кубе или в Англии. Абзац, посвященный Хелен, как и многие другие короткие справки, не содержит сведений о судьбе ее семьи.

Клара помрачнела.

— Наверно, тяжело видеть, как другие дети встречаются со своими родными.

— Можно мне взять книгу с собой? — спрашивает Эшли.

— Обычно с библиотечными книгами так и поступают, — иронизирует Клара.

— Спасибо вам, Клара, — слишком сердечно благодарит Эшли.

— У вас ничего не случилось? — интересуется Клара.

Эшли подумывает рассказать ей о бриллианте, слежке, даже о проблемах Райана на работе. Она знает, что библиотекарь ей поверит и, возможно, даже даст дельный совет о том, как поступить с преследователем и как потребовать искренности от Райана. Но Эшли заварила эту кашу, доверившись Джорджине, и пока не готова открывать душу кому-то еще.