— Зачем тогда ты нам рассказала про него? — спрашивает Эшли, зная, что Бек не станет жадничать. Даже если они разругаются в пух и прах, совесть не позволит ей прибрать к рукам десять миллионов, в то время как Джейку и Эшли на двоих достанутся старый диван и чайный сервиз.

— Потому что решила, что вы должны знать: у Хелен был секрет.

— Как благородно, — язвит Джейк.

— Ты действительно хочешь завладеть им единолично? — повышает голос Эшли, и коронный скандал Миллеров начинается заново, они, как всегда, бросают друг другу в лицо жестокую, но справедливую критику, а когда наступает тишина, через минуту уже никто из них не помнит нанесенных обид. Однако они нисколько не продвигаются ни в ссоре, ни в мирном обсуждении наследства Бек, ни в разрешении тайны Хелен.

В эти три дня Эшли не может удержаться от поисков в Интернете сведений о бриллианте «Флорентиец». Она отправляет Джейку ссылки на статьи с сайтов finds on gemhunters.com и jewelrymysteries.net: «Алмаз „Флорентиец“: Самый знаменитый бриллиант в мире, о котором вы никогда не слышали… и слава богу» и «Самая большая загадка в мире драгоценных камней». Статьи полны предположений, кто мог украсть «Флорентийца»: неблагонадежный советник, жуликоватый слуга, нацист, спрятавший алмаз в шахте в Зальцбурге, американский солдат, обнаруживший его там, потомок Габсбургов, тайно передававший его из поколения в поколение.

«Что-нибудь из этого кажется правдоподобным?» — пишет Эшли брату.

«Кто знает, — отвечает Джейк. — Может, наследник Габсбургов? Это самое простое объяснение, а они обычно бывают верными».

«Смотри, „Флорентиец“ носила Мария-Антуанетта. — Эшли отправляет Джейку статью про казненную королеву. — Она надевала его на свадьбу! Трудно поверить, что я держала в руках вещь, которой касалась такая знаменитая историческая личность».

В ответ Джейк посылает ей статью «Проклятие алмаза „Флорентиец“»: «Тут написано, что бриллиант приносит своим владельцам несчастье. Может, он накажет Бек за эгоизм».

«И ее обезглавят, как Марию-Антуанетту». Только отправив сообщение, Эшли поняла, что это вовсе не смешно.

Потом Джейк написал: «Или ее убьет итальянский анархист, как Сисси. (Она была последней представительницей Габсбургов, носившей бриллиант.)»

Плохая шутка Джейка не успокоила больную совесть его сестры. «Зря мы, наверно, злобствуем. Ведь это Хелен оставила брошь Бек».

«Хелен всегда видела в Бек только хорошее, — отвечает брат. — Раз бабушка так распорядилась, значит, верила, что Бек поступит правильно».

«Бриллиант стоит кучу денег», — пишет ему Эшли. Джейк, видимо, думает о деньгах. И Бек, вероятно, тоже. Ну и Дебора, без сомнения. Несмотря на то, что они пытаются разгадать тайну Хелен, десять миллионов долларов будоражат воображение.

«Я все-таки никак не пойму, откуда у нее взялся бриллиант». Джейк имеет в виду — почему мы так мало знаем о нашей бабушке?

«Она рассказала нам то, что считала нужным», — отвечает Эшли, испытывая угрызения совести: почему она не расспрашивала Хелен о ее прошлом, когда бабушка была жива?

Днем во вторник поток посетителей прекращается. Когда меркнет дневной свет, Миллеры сидят в гостиной Хелен, готовясь провести вместе последний вечер. Семья, которая живет через стенку, в последний раз приносит им пастушью запеканку, которую Эстер нарезает и раскладывает на тарелки.

— Вы молодцы, — уходя, произносит Эстер. — Большинство семей не могут провести шиву, не вспоминая старые обиды.

Шутит она, что ли? Эстер искренне им улыбается.

— Что ж, — говорит Эшли, когда Эстер исчезает на улице, — я читала, что шива заканчивается напитками. Лично я не отказалась бы.

Она открывает дверцы шкафа на кухне, но находит только бренди и наливает всем по стаканчику.

— Лехаим. — Она поднимает свой стакан.

Миллеры повторяют тост и чокаются.

Эшли, сморщившись, пытается сделать глоток.

— На вкус как столовый бренди.

Джейк осушает свой стакан одним махом и смеется.

— Бек, помнишь, как мы раньше потихоньку наливали его в кружки и пили?

Бек улыбается.

— И мы тогда не ошибались — ужасная гадость.

— А по мне, так нормально, — говорит Дебора, допивая свою порцию и наливая себе еще.

С каждым новым стаканом Миллеры морщатся меньше, пока бренди уже не кажется им таким уж отвратительным на вкус. Когда янтарная жидкость обжигает язык карамельной сладостью, Бек представляет следующее утро, когда они все возвращаются к обычной, отдельной друг от друга жизни. Станут ли они лучше благодаря проведенному вместе времени? И более прочные семьи распадаются навсегда из-за наследственных распрей и уже не могут изжить злобу и отчуждение. Если Миллеры рассорятся из-за бриллианта, последуют многолетние судебные тяжбы с участием посредников. Вражда никогда не закончится и существенно повлияет на их благополучие, сделает каждого еще более несчастным, чем теперь. Хелен же хотела прямо противоположного.

Бек ставит на стол полупустой стакан и бежит наверх за бриллиантом, спрятанным в клубке из пары носков радужного цвета в глубине ее старого стенного шкафа. Она разворачивает клубок, камень падает ей на ладонь и улавливает свет, отражая радугу рисунка. Бек слышит голос Хелен с подчеркнутыми акцентом словами: «И это правильно».

— Да, — отвечает Бек бриллианту. — Но будет нелегко.

И она знает, что сказала бы ей на это бабушка: «Добрые дела всегда делать нелегко».

Когда Бек спускается в гостиную, Миллеры перестают шептаться и смотрят на нее со смесью подозрения и энтузиазма.

— Вот, — говорит Бек, кладя алмаз перед ними на стол. У всех снова захватывает дух от умопомрачительной величины драгоценного камня. — Я не хочу продолжать препирательства. — Она имеет в виду: «Пардон, но не в моем характере извиняться».

— Мы хотим, что ли? — Раздражение, как желчь, поднимается внутри Джейка.

Бек качает головой. Она уже жалеет о том, что собирается сказать. На вырванном из блокнота листке она пишет: «Соглашение об урегулировании претензий».

— Забудьте о завещании. Мы заключим новое соглашение, где разделим стоимость алмаза между всеми, включая и Дебору.

— Что? — одновременно вскрикивают Джейк и Эшли.

— Не может быть и речи, — добавляет Джейк. Он стучит себя кулаком по ноге, стараясь сохранять спокойствие.

— Таково мое предложение: двадцать пять процентов каждому. Решать вам.

— Почему мы должны делиться с Деборой? — спрашивает Эшли.

— Вовсе не должны, — подхватывает Джейк.

Дебора не смотрит на детей, в споре решающих ее судьбу, уязвленная пренебрежением Эшли и Джейка, перед которым бледнеет гордость за Бек. Она не отрывает глаз от слов, написанных на линованной бумаге: «Соглашение. Об урегулировании. Претензий».

— Это семейная реликвия, — возражает Бек. — Дебора — часть нашей семьи. Мы поделим сумму поровну или не будем делить вообще.

Джейк сам не замечает, как впивается ногтями в ладони, обуреваемый жаждой крови.

— А как быть с домом? Тоже разделить его поровну?

Дебора хочет уже вмешаться, но Эшли хмурится на брата:

— Оставь ей дом, Джейк.

Дебора наблюдает за безмолвным диалогом своих детей. Джейк в упор смотрит на Эшли, и та выдерживает его взгляд.

Первым отводит глаза Джейк.

— Пожалуйста, не промотай дом.

Дебора хочет запротестовать — да она бы никогда! — но понимает, что не может дать такого обещания, а потому просто говорит:

— Постараюсь поддерживать его в порядке.

Бек заканчивает писать соглашение и бросает листок на стол, чтобы родные прочитали его.

— Как только мы подписываем этот документ, мы отказываемся от права оспаривать завещание. Это соглашение узаконивает дележ поровну. — Она оглядывает членов своей семьи. — Одно условие. Мы не станем продавать бриллиант, если кто-то из нас будет против.

Миллеры кивают, кожа у всех зудит при мысли о таких деньжищах. Эшли чувствует себя так, словно в жаркий день ныряет в прохладный бассейн. Джейк испытывает такой же подъем, как в тот день, когда агент позвонил ему и сообщил, что продал сценарий «Моего лета в женском царстве». Дебора словно слушает речь на иностранном языке — последовательность приятных звуков, смысла которых она не понимает. Однако эмоции и фантазии, которые они порождают, длятся недолго. Бек еще не закончила.