В среду двадцать седьмого числа [того же] месяца[113] сплоченные и многочисленные, как муравьи, войсковые части по высочайшему повелению, соответствовавшему предопределению всевышнего Аллаха, навели через эту широкую реку мост, свидетельствующий о большом усердии, а также о предусмотрительном, солидном, необычайно поразительном и сообразительном уме, являющемся образцом целеустремленности, так что и видавшее виды око не могло и представить себе такой мост даже и во сне, в зеркале воображения. Пока вращается блестящее зеркало солнца и луны, никакая энергичная рука не создала бы этого, а что касается прежних государей, то никто из них не оказался в состоянии переправиться через эту глубокую реку, исключая падишаха Тармаширина[114], который перешел через нее, однако без сооружения моста. Всякое же трудное дело, которое бывает в поле благословенного хаканского зрения, легко делается. Всякое большое предприятие, на которое обращает внимание светозарная мысль [его величества], становится осуществленным благодаря мастерской божественного могущества; все великие цели /73/ и желания наилегчайшим образом приводятся [через это] в исполнение. Основание всего этого покоилось на высокой энергии и чистой вере сего счастливого монарха.

Когда его величество соизволил переправиться по [вышеназванному] мосту и зонт балдахина убежища победы [своей верхушкой] коснулся апогея солнца и луны, он на другой день выступил отсюда. Счастье руководило передовыми частями победоносной армии [его величества], а помощь вечного господа поддерживала тыл. Победные знамена остановились на берегу реки Талмина против города.

В связи с этим сейиды, ученые теологи, владетели и раджи этого города направились к августейшему местопребыванию, где удостоились счастья облобызать ковер [его величества]. Каждый сообразно степени своего достоинства и ранга был безмерно и особенно обласкан. В тот же день его величество перешел реку и в пятницу двадцать девятого числа [месяца мухаррама][115] остановился на той стороне реки, пока не переправилась вся [его] армия. В первый день месяца сафара 801 года[116] равнина, находящаяся в районе крепости Талмина, покрылась разбитыми палатками с центром, занятым знаменами и войсковыми значками. Счастливый государь наложил на город Талмина контрибуцию за пощаду [от расправы] в два лака[117] скота[118]. Великие же сейиды, кои суть листья и плоды чистого дерева пророческого достоинства и пророческой миссии [Мухаммада] и достойны почета и величия, равно свет очей людей истинной веры, обладатели точного знания /74/ и уважаемые ученые теологи, кои своими фетвами осуществляют постановления божественного закона господина посланников, [Мухаммада], — да почиют над ним наилучшие благословения и приветствия! — были освобождены от сего, прощены, избавлены и учинены “тарханами”[119], удостоившись награждения дорогими халатами. Сущность заключается в том, что его величество, [поступая так] по отношению к этим двум высоким сословиям [сейидов и ученых теологов], держался, во-первых, таких [слов], оказывая им уважение: “Скажи: в награду за это я прошу у вас только любви к ближним”[120] и, во-вторых, украшая их почетным платьем [следовал словам]: “Поистине боятся Аллаха из рабов его лишь ученые”[121]. Все это было осуществлено им с наивозможной полнотой. [Во всяком случае] в отношении почета и уважения к обоим категориям людей, из коих одни из семейства посла Аллаха, а другие — наследники пророков, внимание благороднейшего ума его величества проявляет в высшей степени похвальные старания. Да воздаст им Аллах лучшие из воздаяний в этом мире и в будущей жизни! Из того наличия, которое именуется абсолютной пощадой, для некоторых она получилась, для некоторых осталась в сфере задержки.

В это время подошла вся [остальная] армия и явилась нужда в зерновом хлебе. Последовал письменный приказ [его величества], что повсюду, где найдут зерно, пусть его возьмут. Ночью, когда настроение вселенной изменилось под действием неожиданно появившегося мрака /75/ и глаз времени потемнел под влиянием матери бесовского наваждения[122], войска под предлогом реквизиции зернового хлеба неожиданно ворвались в город, подожгли дома, стали все грабить и захватывать пленных. Запрещено было делать это лишь в отношении сейидов и ученых теологов, а все прочие не были избавлены от подобного. Ко всему этому до августейшего сведения было доведено, что группа главарей [племен] и начальствующих лиц в окрестностях Талмина явилась к принцу Пир Мухаммад-бахадуру с выражением повиновения и покорности, а после того, выпустив из вида истинную широкую дорогу, избрали темный путь ослушания. Последовал приказ [его величества], коему повинуется вселенная, чтобы эмир Шах Малик и Шайх Мухаммад Ику Тимур с десятитысячным войском произвели набег на тот район, [где находятся все эти ослушники], и подвергли расправе этот народ, оказавший сопротивление слугам принца Пир Мухаммада, раскрывший в сердце путь злонамеренности и опоясавшийся поясом упорства. [Названные эмиры вследствие этого] выступили походом в ту сторону. Взметаемая их быстрыми, как ветер, конями пыль неслась от голов к самому небу. Кинжалами, [ужасными], как у Марса, и отмеченными несчастливым знаком Сатурна и изрыгающими пламя мечами, избирающими целью бунт, было послано в адскую геенну из этой счастливой жизни две тысячи индусов; их тела стали пищею диких зверей и птиц. Жен и детей их взяли в плен. [После этого эмиры] поспешили в высочайшую ставку с огромной добычей и неисчислимыми драгоценностями. Ниспровергнув во прах тело злонамеренного врага и поднявши знамена с [арабским] лозунгом: “Помощь велика и победа очевидна”, в субботу седьмого сафара[123] его величество выступил из Талмина. Рок сопутствовал хаканской решительности, а судьба сопровождала его в его твердом намерении. На следующий день в районе Джаля, которое расположено на берегу реки Байах, [его величество] соизволил остановиться против местности Шахнаваз; Байах же есть большая река, пучину которой [даже] мысль не может перейти без участия божественной помощи, а воображение без соединения с предопределением не в состоянии выбраться из ее водоворота. 'На этой остановке довели до высочайшего сведения, что некто, по имени Нусрат из Тамими, с отрядом около двух тысяч человек устроил на воде в местности Джал крепость /76/. Воды [было] много, подобно дарованиям чистых по природе людей, глубина которых не видна, и подобно территории, на которую распространяется щедрость благородных, столь широкой, что само предопределение не могло создать такой площади. Его величество тотчас сел на коня, объезжающего вселенную, и подошел с победоносным войском к берегам того озера, [на котором была крепость Нусрата]; построил центр и фланги [армии]. На правом фланге были принц Шайх Нураддин и эмир Аллахдад, на левом — эмир Шах Малик и эмир Шайх Мухаммад Ику Тимур; в центре армии находился Султан 'Али “таваджи” с хорасанской пехотой. Нусрат подошел к берегу озера с тремястами индусов и остановился против победоносного войска. Произошло жестокое сражение. 'Али Султан “таваджи” выполнил [в этом бою] все правила мужества и отваги, проявив воинское искусство и храбрость. Во время битвы он твердо держался на своем месте, так что вместе с другими оказался раненым. Сражение таким образом упорно продолжалось, пока эмир Шайх Нураддин и Аллахдад по той же самой воде и грязи не зашли в тыл врагам /77/. Они уничтожили много неприятелей, сделав их головы [как бы] пучками волос [своих] копий, принесли их на территорию убежища вселенной. Что стало с злополучным Нусратом — неизвестно: не то он спасся бегством, не то был убит в этой битве. Таково свойство день ото дня увеличивающегося счастья [его величества]; с тех пор как свеча этого счастья возжжена, всякий, как мотылек, летит к ней; с тех пор как кипарис сада его величия высоко поднялся вверх, всякий, отвернувшийся от повиновения [его величеству], падает.