Той весной Губины с заготовкой дров справились успешно, увеличив их количество почти в два раза по сравнению с предыдущим годом. А когда пришла пора полевых работ, то все, кроме Евдокии Матвеевны, выехали в сторону деревни Знаменщики, где за их семьёй уже десятки лет был закреплён участок пахотной земли и луговых покосов. Работа предстояла тяжёлая, но чтобы не упустить из почвы влагу, сделать её необходимо было в самые кратчайшие сроки. Поэтому члены семьи появились дома только по завершении посевной. И то – лишь сёстры-близняшки, а отец с сыном продолжили работы по подготовке дополнительных площадей к осеннему посеву ржи. На время, которое семья вынуждена была проводить в полевых условиях, на краю опушки, рядом с берёзовым колком мужики обустроили стан. Из веток соорудили большой шалаш, покрыв его прошлогодним сеном, скидали в него почти одёнок душистого визиля, и поверх сенной подстилки положили с десяток овчинных шкур. Так что особого неудобства даже сёстры Василия не испытывали. Сам он спал в фургоне, положив один тулуп под себя, а вторым прикрывался во время утренних заморозков. И если весенняя ночь выдавалась звёздной, то молодой мужчина часами наблюдал за мерцающими светилами и мечтал о будущей жизни. «Вот уродится нынче хороший урожай, соберём его во время, тогда можно будет подумать и о своей семье. Всё-таки двадцать один год стукнул, пора и жену присматривать. Правда, у отца с матерью уже есть на примете такая девушка. Они давно мечтают породниться с Авериными. Но моё сердце почему-то не лежит к Варваре. И хоть девка красивая, невеста завидная, и Стёпка мой друг, а тяжело мне будет смириться с выбором родителей. Может, не торопиться пока с женитьбой? Вдруг встречу ту, которая в душу западёт и голову мне вскружит?» – рассуждал парень и незаметно забывался во сне.

Посевные работы Губины окончательно закончили в конце мая, а уже в конце июня приступили к сенокосу. Так, что у Василия не было время прохлаждаться, а необходимо было все силы направлять на то, чтобы достойно подготовиться к приходу очередной зимы.

Лето пролетело незаметно и наступила пора уборки урожая, который обещал быть обильным. Благодатное черноземье здешних мест, своевременные дожди и с любовью исполненный крестьянский труд являлись надёжным гарантом таких ожиданий. И вновь всё деревенское население пришло в движение. Не было более важной задачи в жизни людей, чем собрать в срок и без потерь всё то, что вырастили. Все члены семей, способные держать в руках нехитрые орудия производства, от темна до темна, безропотно выполняли долг хлебороба. Втянувшись в неимоверно тяжёлый труд, не обращая внимания на рваные мозоли на ладонях и на ноющую боль в спине, ногах и мышцах, мужчины обмолачивали снопы, затаривали огромные мешки семенным и пищевым зерном, грузили их на телеги и увозили домой на хранение. А часть необмолоченных снопов укладывалась в огромные скирды и ждала своего часа.

Глава семьи Губиных радовался обильному урожаю как никогда раньше. «Очень даже кстати сын вернулся домой! У него силищи – непочатый край, да и я ещё не совсем пропащий! Даст Бог, справимся со всеми осенними заботами и задел хороший обеспечим на следующий год. Сказывают, ноне вновь Готопутовская ярмарка заработает. Может, удастся пару хороших жеребят приобрести да сбрую поменять», – делился он с женой своими сокровенными мыслями. «Ты только Василия не загони. Хоть и не обижен он силушкой, но молод ещё», – предостерегла Евдокия Матвеевна мужа. «Всё за любимчика своего беспокоишься. Не переживай. Он уже не мальчик. Двадцать второй год идёт. Мы с тобой в эти годы уже семьёй жили», – отмахнулся Иван Васильевич. И немного помолчав, добавил: «Разберёмся с делами, начнём думать о свадьбе. У Авериных Варвара в самый сок вошла. Не перезрела бы девка». «Куда торопиться со свадьбой-то? Пусть Василий ещё погуляет. Варвара-то его на два года моложе», – возразила мужу Евдокия Матвеевна. «Нече лишнее перегуливать. Хоть парень он у нас видный, а Аверины могут и другого жениха дочери подыскать. Невеста она завидная и приданое за ней немалое», – стоял на своём Иван Васильевич. Но Евдокия Матвеевна разговор на эту тему продолжать не стала, так как материнским сердцем чувствовала, что не лежит душа у её любимого сыночка к Варваре, а насильно делать его несчастливым она не хотела. «Пусть ещё походит в женихах. Может сам решит, на ком ему жениться и с кем семью заводить», – подумала Евдокия Матвеевна и занялась своими делами. Не знала она ещё тогда и не догадывалась даже, что уже скоро для её сына, их семьи и всего сибирского народа наступят страшные испытания и лишения.

Началось всё со слухов об уничтожении в Сибири советской власти и утверждении на её территории порядков великого Российского государства, которое возглавил царский адмирал Александр Васильевич Колчак. Вначале этим слухам селяне не очень верили, но после того, как село в спешке покинули все коммунисты и активисты, они стали уже почти фактом. Окончательно почувствовали сорокинцы на себе новый порядок в начале декабря, когда ранним утром в пределы села внезапно ворвался эскадрон казаков и приступил к насильственной мобилизации на войну с коммунистами мужчин от 18 до 40 лет. Более того, все новобранцы обязаны были обеспечить себя лошадьми, провиантом на несколько дней и амуницией. Закончив мобилизацию, казаки кинулись экспроприировать имущество зажиточных крестьян. Забирали справных коней, охотничьи ружья и не брезговали тёплыми вещами. Практически каждая семья была вынуждена расстаться с лучшим, что имела.

В числе мобилизованных оказались и бывшие однополчане. Губин Василий, Аверин Степан и Суздальцев Егор, как и большинство односельчан, были подавлены новым для себя положением и искали причины, чтобы остаться рядом с родителями. Но никакие просьбы матерей и предложения внести за сыновей выкуп на казаков не действовали. А узнав, что Василий и Степан являются фельдфебелями царской армии, командир эскадрона смачно высморкался и скривив рот, презрительно произнёс: «Вам сам бог велел стать в первые ряды бойцов белой гвардии и не жалея живота биться с красной чумой. В противном случае мы вас прямо здесь, перед всеми гражданами села, расстреляем как предателей России». Вскипела было кровь в жилах молодых парней, но разум сильней оказался. Единственно, что им позволил сделать казацкий офицер, это попрощаться с родителями, и то – с оговоркой: «Если через час не появитесь в расположении эскадрона, заберём всё имущество у ваших родных и сожжем избы». Как и предполагал Василий, прощание с родителями и сёстрами получилось очень тяжёлым и нервным. Сёстры ревели не переставая, а Евдокия Матвеевна держала его руку и слабым голосом вопрошала: «За какие такие грехи Бог разгневался на нашу семью и отнимает любимого и единственного сына? Что мы сделали не так, чтобы такие жертвы ему приносить? Всю жизнь блюдём божьи законы, и выполняем заповеди Христовы. Боженька, прошу тебя, сохрани нашего сына! Не дай ему погибнуть на сторонке чужой! Обещай, что не осиротишь и не обездолишь нас. Пусть будут прокляты все эти красные и белые дьяволы, которые разрывают на куски судьбы человеческие!». «Мама, мне пора», – тихо произнёс Василий и поднялся с лавки. «Побудь ещё минутку со мною рядом», – попросила Евдокия Матвеевна. «Не могу. Время закончилось. Ты только не убивайся обо мне так сильно. Я обязательно живым и невредимым вернусь. Весной нам с батей ещё десятину надо будет готовить под посев. Да и новую пару лошадей объезжать, кроме меня – некому», – ласковым голосом произнёс сын и улыбнулся. Но его по-детски наивная улыбка только усилила тревогу Евдокии Матвеевны. В её глазах сверкнули слёзы, она низко опустила голову. «Ну, всё. Хватит мокроты. Пойдём, Василий, на улицу, а то там тебя поди уже хватились и скоро посыльного пришлют», – уверенным голосом вовремя вмешался Иван Васильевич и первым вышел в сени.