Им подали иномарку с тонированными стёклами. На переднее сиденье сели водитель и какой-то наголо бритый азиат, которого Джордж поприветствовал кивком головы и коротким рукопожатием. На колени азиат положил чёрный пластиковый пакет с чем-то явно тяжёлым. Не спрашивая у девушки, назвал водителю адрес дяди Герхарда.

Пока они ехали, Санни окончательно растерялась и испугалась. Что сейчас будет? Дядя Герхард ведь ещё и... Ни он, ни тётя, его жена, ни их дети этого не выпячивают, но они – воцерковлённая семья. Сегодня воскресенье: пока Санни завтракала у Джорджа, они наверняка сходили на службу в их любимый храм. Всё как всегда у Шпееров: они этого не выпячивают, они этим просто живут. Плюс тётушка – из семьи профессора из северной столицы. Питерская интеллигенция, причём природная, коренная – минимум три поколения учёных и творческих людей. «Стыдно!» – для них это важнейшая категория.

– Солнышко, всё будет хорошо, поверь! – Джордж сидел рядом, обнимал её, улыбался. Нет, это действительно какое-то раздвоение личности. В человеке, сидевшем рядом с ней, не было ничего от главы государства, которого показывали в телевизоре – холодного, властного господина с тяжёлым серо-стальным взглядом.

Санни прижалась к нему.

– Ты же у меня – храбрая и решительная девочка! Ну, пойдём!

Автомобиль стоял во дворе, напротив подъезда, где была квартира дяди Герхарда.

Первым вышел, открыв им входную дверь, азиат. Он же вы звал лифт, подошёл и позвонил в двери квартиры.

– Доброго дня! – решительно заявил он дяде Герхарду, отворившему дверь. – Мы к вам. Не возражаете?

Трудно сказать, что больше шокировало Санни: необходимость вот здесь и сейчас объясняться с любимым дядюшкой или то, как он отреагировал на азиата. Такой смертельной бледности на лице Герхарда Антоновича, свидетельствующей о его крайнем испуге, девушка ещё никогда не видела. А азиат шагнул в квартиру и пошире распахнул дверь – для Санни и Джорджа.

– Здравс… – пробормотал хозяин квартиры. Нет, таким племянница его ещё никогда не видела.

– Мир этому дому! – решительно возгласил азиат, проходя в центральную комнату. Туда же уже сбегались домочадцы Шпеера: тётушка Елена, их дети... Они – наоборот. Восточного гостя как-то не оценили, а вот явление президента живьём…

– Здравствуйте, Джордж Джорджиевич… – первой обрела дар речи хозяйка.

– Здравствуйте, Елена Эрнестовна. И вы, Герхард Антонович.

И вы, почтеннейшие! – кивок в сторону родных детей Шпеера.

И, не делая каких-то особых пауз, сразу к главному.

– Я хотел бы, чтобы вы узнали об этом от меня самого, а не из слухов и сплетен. Кроме того, вы, Герхард, по-видимому, прекрасный воспитатель. Вы сумели вырастить в вашей семье самую чистую и невинную девушку, которую я встречал в своей жизни.

Санни залилась краской стыда, а дядя Герхард... Он смотрел то на президента, то на азиата, явно не зная, с чьего явления в его квартире следует сильнее обалдеть.

– Вчерашнюю ночь Санни провела со мной, по своему доброму согласию. И отдала мне самое дорогое, что у неё было. Это не просто прихоть, это настоящий подвиг и настоящая жертва с её стороны. Я был восхищён чистотой и порядочностью вашей племянницы, Герхард. Когда сегодня с утра, за завтраком, она мне сказала, что не сможет вам солгать, я ей поверил сразу и безоговорочно. И поскольку в столь трудное положение её поставил я, то я решил приехать к вам, чтобы сообщить лично. С сегодняшнего дня Санни – мой хороший, добрый друг. У меня в окружении таких людей, как она – перечесть по пальцам. Я оценил её мужество и её жертву. И надеюсь, что вы не станете её осуждать за её выбор, и благосклонно примете то, что Санни теперь – под моим личным покровительством.

Он обвёл взглядом присутствующих. Санни не могла не вздрогнуть. Каких-то несколько секунд, несколько реплик... Сейчас он точно соответствовал телевизионной картинке. Суровый и справедливый начальник, который раздаёт ценные указания один раз, а потом строго спрашивает за малейшее неисполнение. Расстёгнутый чёрный кожаный плащ, под ним – сугубо официальный тёмно-серый пиджак с неярким галстуком; фирменный пронизывающий серо-стальной взгляд.

– Я понял, Джордж Джрж... – робко кивнул дядюшка.

– Герхард Антонович, какие-то слухи, скорее всего, всё равно неизбежны... Так я вас попрошу – сразу сообщать мне. И, поверьте, я найду способ восстановить справедливость. Санни – живое воплощение чистоты. Так что если кто-то попробует делать из неё... Детали связи со мной вы обсудите с… – он кивнул на азиата. – А пока – спасибо вам за вашу порядочность. Если бы Санни вчера не рассказала мне, я бы так и не узнал, что в девяносто третьем вы просто повели себя, как мужчина. У меня немного таких людей в окружении. Всегда приятно узнавать, что их больше, чем я думал. Он подошёл и обнял совсем оробевшего Шпеера.

– Это вам маленький сувенир. На всех. Похоже, вы все – хорошие, достойные люди. Извините за беспокойство!

Он взял из рук азиата чёрный пакет и протянул его Санни: держи!

– Ой!

В пакете было что-то очень тяжёлое, хотя и небольшое.

– Ничего, солнышко, ты справишься. У тебя всё будет хорошо.

Всех благ этому дому!

Отвесил всем присутствующим один общий полупоклон, поцеловал Санни в щёку и вышел. Суровый начальник.

Азиат на пару минут уединился с дядей Герхардом в его кабинете, потом тоже ушёл. А Санни рухнула на диван и расплакалась.

Стыдно…

– Дочка, ты чего?

От тётушки она этого ожидала меньше всего. Нет, тётя никогда не стала бы кричать, ругаться – воспитание не то. У неё вместо этого есть ключевое слово – недостойно. Санни, это недостойно. Ну, а стать любовницей женатого человека, да ещё и главы государства – верх недостойного.

Но тётя ничего такого не сказала, а совсем наоборот. Села рядом, обняла. Так же она её обнимала, когда Санни только-только появилась в их доме – сиротка, у которой на днях убили отца, единственного родного человека.

– Тётя, ты... Ты не сердишься на меня? Правда?

– Ну, что ты, моя девочка! Нет, конечно!

Из кабинета вернулся растерянный дядя Герхард. На него Санни просто подняла глаза – а ты, дядя? Ты сможешь принять меня после вчерашнего?

Герхард сел рядом. И тоже обнял племянницу.

– Санни, ни я, ни тётя, никто – мы никогда не станем тебя осуждать. Вчера ты сделала, наверное, самый главный выбор твоей жизни. И я надеюсь, что он будет ко благу. А если нет – то мы тем более должны будем тебя поддержать.

Санни попыталась придвинуться к дяде и зацепилась за чёрный пакет. Что там такое? Она просунула руку внутрь, потянула содержимое на себя.

Золото. Банковский золотой слиток. Высшая проба, вес – чуть более двенадцати килограммов. На обороте – номер и все положенные клейма.

– Ничё се… – дети Шпеера тоже разглядывали подарок президента. А первым пришёл в себя, как водится, Тоша – самый прыткий из её почти родных братьев.

– А тут хватит достроить наш загородный дом?

– Антон! – одёрнула его тётушка.

– Но Джордж Джорджиевич же сказал, что тут на всех!

Санни рассмеялась и пододвинула золотой кирпич поближе к дяде: ты в семье самый мудрый, ты и решай, что с ним делать. Кстати, дом действительно пора достраивать. А Василий – самый старший сын дяди Герхарда, в этом году университет заканчивает, так ему вообще, наверное, надо отдельную квартиру покупать. Интересно, тут хватит ещё и на квартиру, хотя бы на однушку?

На следующий день с ней встретился Ватерман. Извиняясь за невольную задержку – ну, ты же сама всё видела, не по моей вине! Шеф сам захотел отвезти тебя домой! – вручил девушке толстую пачку крупных денег «на мелкие расходы». И, как и обещал, оставил телефонный номер – звони, если будут проблемы. Или если вдруг... Кажется, Шеф был в полном восторге. Мало ли, вдруг он захочет повторить?

– А помните, вместе с нами в машину садился какой-то азиат? – поинтересовалась Санни. – Кто это такой?

– Наверное, кто-то из охраны Шефа! – генерал постарался непринуждённо улыбнуться.