– Мир вам, уважаемые! – обратился к ним охранник. – Пожалуйста, уберите ваше оружие. Служба безопасности Президента Северной Федерации. Давайте обойдёмся без недоразумений.

– Да мы и не собирались! – спокойно отвечал один из десантников.

Они убрали свои пистолеты.

Да, всё верно. Свежая могила принадлежала учителю Карлу. А отдать ему долг памяти пришёл Виктор. Со своими, надо полагать, боевыми братьями, ныне помогавшими безногому инвалиду-колясочнику в его передвижениях.

– Здравствуйте! – кивнул им Джордж, ближе подходя к могиле бывшего учителя. Парни кивнули в ответ и подвинулись.

Могила как могила. Свежая. Рыхлый холмик земли, еловые венки с лентами, в холмик воткнута деревяшка с прибитой к ней фотографией покойника.

– Ты тоже приехал почтить его память? – в голосе колясочника была слышна плохо скрываемая издёвка.

– Можно и так сказать.

Джордж обернулся и посмотрел на бывшего одноклассника.

Без ног Виктор, конечно, был значительно короче своих былых ста девяноста одного сантиметра. Но видно – сдаваться не собирается. Как минимум, регулярно качается в спортзале на тренажёрах.

– Мне дорога память о нём, – продолжал Джордж, спокойно глядя на бывшего школьного чудо-богатыря. – Помню его страстное и волнительное выступление на моём суде 82-го года.

– Ну, и как тебе результаты работы твоих карателей? Рассчитался за пламенное выступление?

– Витька!.. – один из сопровождавших его десантников попытался успокоить колясочника, а охранники Джорджа приблизились на максимально короткую дистанцию. Жестом Джордж остановил их.

– Спокойно, не нагнетайте. Виктор, конечно, очень хочет меня убить – но не здесь и не сейчас. Правда, Вить? Мечтаешь о трибунале по обвинению меня, Эльцера, Гонтаря, Хока и прочих – в измене Советской Родине? С последующим повешением по приговору где-нибудь на Лобном месте?

– Парни, вы чего? – самый, по-видимому, благоразумный из десантников попытался встать между Джорджем и колясочником.

– Вообще начать надо с гниды Горбатого! – спокойно отвечал инвалид. – А потом – да. До всех руки дойдут.

– Твоё дело, Виктор. В августе девяносто первого вы уже попробовали.

Повернулся к могиле бывшего военрука.

– Покойся с миром, Карл. Помню – поэтому не люблю и не скорблю.

Совсем было собрался уходить, но снова услышал голос Виктора.

– Вот одного не могу понять... За что мне – это (он показал на свою коляску), а тебе – всё остальное? Даже Майка в школе втюрилась в тебя. Хотя – ну что в тебе такого? «Твой номер восемь – будет надо, спросим!»

– Очередь моя подошла, Вить. Восьмого номера. Так что теперь спрашивать буду я. Бывай здоров!

Только когда уже почти подъехали к столице, охранник, сидевший спереди, решился спросить:

– Джордж Джорджиевич, а как вы научились так разговаривать с подобной публикой?

– Так – это как именно?

– Ну, они же были при оружии. И явно агрессивно настроены против вас. А вы их успокоили буквально парой слов.

– Против меня сегодня агрессивно настроена хренова куча народу. Только они все забывают: эта страна – уже не их страна. Так что не им мне указывать, что и когда я должен говорить.

– Извините, – охранник замолчал, полагая, что разозлил Шефа.

А Джордж, наоборот, находился в хорошем расположении.

– А ещё, – он тронул охранника за плечо, – есть такая легенда. Перед тем как стать единоличным владыкой Великой Степи, Чингисхан должен был сначала подчинить себе все прочие монгольские племена. И однажды состоялась решающая битва – кому быть в степи хозяином? Едва она началась – в степи разразилась сильнейшая гроза. А прикол там в том, что монголы жутко боялись грозы – они считали, что это великий бог Тенгри так гневается на людей. И старались от этого гнева спрятаться и переждать его. А Чингис – наоборот: крикнул «вперёд!» и повёл за собой свою армию. Естественно, он выиграл сражение. Уже после один из его приближённых спросил: великий хан, а как так вышло, что ты не боишься грозы? На что Чингис ответил: слишком часто я оказывался в степи в грозу без крова и совсем один. Вот и пришлось перестать бояться.

6

Первого сентября 1993 года Стефани пошла в новую школу, в Мошковце. А Барий Никалозович, что называется, отмочил.

Заполучив, по итогам Беловежского договора, себе в полную власть Северную Федерацию, Эльцер не собирался делиться этой властью с парламентом – Верховным Советом республики. А Верховный Совет…

До 1990 года в стране и президентов-то никаких не было. И, может, не было бы и дальше, не яви Михель Горбатый пример – власти генсека партии ему показалось мало, и в конце 1990-го он стал ещё и Президентом СССР. Тогдашний зампредседателя Верховного Совета Северной Федерации Барий Никалозович взял идею за образец; провёл точно такие же выборы уже в республике... Звёздный час, однако! Девяносто три процента голосов – не кот начихал. И вот после этого – вчитываться в какое-то там республиканское законодательство советских времён, из которого следует, что Северная Федерация вообще-то парламентская республика, а её президент – фигура скорее техническая? Идиотов поищите в соответствующих отделениях психоневрологических интернатов.

Первого сентября 1993 года Эльцер подписал указ № 1400 «О поэтапной конституционной реформе». Если одним словом: полномочия Верховного Совета прекратить, сам Совет распустить, на декабрь назначить референдум по новой конституции страны, превращающей Северную Федерацию в президентскую республику. Впрочем, затягивать двоевластие дальше тоже было смерти подобно: демократические реформы всё больше озлобляли резко обнищавший народ, а Верховный Совет…

Законодательство 1990 года предусматривало ещё и должность вице-президента страны. На которую в тогдашней суматохе определили отставного армейского генерала Хруцкого. Политических заявлений он почти не делал, охотно колебался вместе с Генеральной Линией. Большинство – за Эльцера и за реформы? Ну, и я за Эльцера и за реформы. Серая посредственность, ноль без палочки. Отставной козы победитель в позорной Афганской войне: лично в бой ходил, проявил мужество и отвагу... Вот только война от этого не стала менее проигрышной и менее позорной.

Увы, видимо, не зря придумали псевдонауку нумерологию. Отставная армейская серость Хруцкий, встав за спиной председателя Верховного Совета Руслана Имранова, дал примерно тот же эффект, который даёт ноль, ставший позади единицы. То есть удесятерил её.

Имранов, Имранов... Он идеально вписался в Перестройку и новое мышление. Этнически он был представителем одного из кавказских народов, репрессированных в сорок четвёртом. Плюс темперамент. Плюс внешние признаки учёности: Руслан Хасбулатович был доктором экономических наук и профессором; работу в Верховном Совете успешно совмещал с преподаванием в Мошковецком государственном университете, где заведовал кафедрой.

Плюс природное криводушие восточного человека.

Перемены вынесли его на должность Председателя Верховного Совета республики. Где он быстро оседлал волну народного протеста против обнищания и «прихватизации», устроенной Хоком. Он ведь даже из КПСС не выходил; партбилет до сих пор в наличии. Так что же вы, товарищи депутаты-коммунисты, от меня шарахаетесь? Я ни Партию, ни нашу Советскую Родину, считай, и не предавал – в отличие от... И вскоре они перестали шарахаться.

А переманить на свою сторону Хруцкого – много ли для этого надо? Что нам с тобой делить, генерал? Я от Советской Родины и коммунистической партии не отрекался; ветеранов Афганистана всегда называл исключительно героями и защитниками отечества... И вообще, соображай уже, портупея, куда ветер дует. Эльцером восхищались три года назад, а теперь от того восхищения – только злоба на дикую инфляцию, массовое закрытие заводов и фабрик, задержки пенсий и зарплат... Ты же допетрил тогда, в девяностом, что раз народ за президента – то и тебе надо быть за президента? Вот и теперь – должен скумекать, чью сторону принять.