– Стешка, ну вот хоть убей! Я попыталась напиться в драбадан. Тут подсаживается он. Начинает говорить. Говорит какую-то ахинею... Про феномен попутчика... Соглашается с тем, что он идиот... Потом это всё... Я даже не спросила, как его зовут!

– Так, Машка... У него знакомый бармен в том кафе. Уже кое- что.

– Да бармен, скорее всего, и разговаривать не станет. Особенно если он действительно… того… из органов.

– Если из органов – то они тобой сами заинтересуются. Так что для начала – убери вот это всё обратно в пакет, а пакет спрячь получше.

Часов до трёх ночи Мария не могла уснуть. Просто лежала в постели и думала. Странное дело – в голову почему-то лез не комсорг и не трёшки эти проклятые. Вот она проблевалась и сидит на полу уборной в кафешке. Ждёт издевательств от этого юродивого. Потому что... Людей, которые её хоть раз по-настоящему пожалели, она могла перечесть по пальцам. Остальные – в лучшем случае не обращали на неё внимания. Вот и этот... Только что она ему хамила, сейчас он, несомненно, отыграется. Он видел её позор. Вместо этого он прижимает её к себе, гладит по голове и успокаивает. Хоть и совсем недолго. И вообще – ей очень редко кто говорил «вы». А он говорил. А потом исчез. «Извини, если что не так». Да всё не так!

…Город Варский когда-то назывался Богородицын. Потому что его единственной достопримечательностью был монастырь, а в монастыре – храм в честь Рождества Богородицы, а в храме – мощи каких-то особо почитаемых угодников, к которым на поклонение ходила вся дореволюционная Мошковецкая губерния. А ещё в городке была уездная тюрьма, в которой при царе умудрился посидеть товарищ Варский – какой-то второстепенный народный комиссар в первом составе Совнаркома. Поэтому при большевиках городок сначала переименовали в честь наркома, а затем поставили уникальный памятник товарищу Мавзолейному. Целая скульптурная группа на центральной площади: заседание Совнаркома; по центру сидит гениальный вождь и учитель трудящихся всего мира; на стене – карта Страны Советов; около карты стоит и что-то показывает вождю нарком товарищ Варский.

Монастырь закрыли, чудо-мощи дели неизвестно куда, а бывшие монастырские здания... Когда-то «оплот религиозного культа» занимал лучшее и самое благоустроенное место в городке. В годы разрух и разных войн в бывшем монастыре понаделали коммуналок, а в более благополучные времена – восстановили старинные здания в их историческом виде и открыли уникальный рынок на бывшей центральной монастырской площади.

От столицы до Варского было километров 50. Как раз удобно возить интуристов. И показывать им миролюбие советских людей. Вот городок, вот, в центре городка – красивая старинная архитектура, а на площади посреди архитектуры – рынок сувениров. Всевозможные игрушки и иные поделки «под старину». Не очень взыскательному интуристу – традиционную матрёшку, более тонкой натуре – всё что угодно, от свистульки до резной расписной шкатулки. Всем – обзорная экскурсия по городу, с непременным обозрением памятника товарищам Мавзолейному и Варскому и с комментарием, что изображено тут начало мирного строительства в молодой Республике Советов, только что закончившей гражданскую войну. И докладывает нарком Варский про то, как, разрухе вопреки, возводятся школы, больницы и жилые дома. Интуристы умиляются, всем хорошо.

Мария тоже любила этот рынок. Может быть, так сказывался комплекс недолюбленной детдомовской девочки, но только она часто покупала тут всякие забавные игрушки; полквартиры успела ими забить.

Сейчас у неё был стресс. Незнакомец, деньги эти проклятые... Нет, определённо – надо сходить на рынок и чем-нибудь себя побаловать.

Ей как-то сразу понравился чёртик, вырезанный из корешка дерева. Он сидел на пеньке и улыбался – одновременно и ехидно, и как-то по-доброму.

– Сколько? – спросила девушка, ища глазами продавца. Столы с игрушками стояли плотными рядами, так сразу не определишь, кто чем торгует.

– Ну, если тебе – то червонец.

Голос продавца раздался откуда-то сбоку. Мария вздрогнула.

Сегодня он был одет попроще. Обычная куртка серо-зелёного, болотного какого-то цвета. Хотя тяжёлая печатка на пальце – по-прежнему.

– Это ты?! – девушка уставилась на того самого незнакомца. – Здесь?!

– А где я должен быть? Это мои поделки, я их продаю.

– Тебя зовут Лиандер? – выпалила Мария первое, что пришло в голову.

– Типа того. Джордж Маркович, если по паспорту. Впрочем, надеюсь, ты никогда не станешь так меня называть.

– Почему?

– Потому что мы с тобой вроде как не на бракоразводном процессе, когда мужчина и женщина демонстративно величают друг друга по паспорту в приступе искренней взаимной ненависти.

Он улыбнулся ей. Почти как чёртик. Одновременно ехидно и по-доброму.

Ах, да, чёртик. Стоит червонец. Ах, да, деньги… – Мне надо с тобой поговорить! Очень надо! Не при всех.

– Подождёшь минут пятнадцать?

Этого времени незнакомцу хватило, чтобы собрать с лотка все свои поделки, кроме чертёнка на пеньке, отнести их куда-то на рыночный склад… – Куда пойдём?

А действительно – куда с ним идти? И зачем?

– Здесь где-нибудь есть место, чтобы поговорить без посторонних?

– Пожалуй, что есть.

В бывшей монастырской трапезной устроили очень даже милый ресторанчик. Правда, в основном для интуристов. Поэтому ресторанчик был дорогой, и Мария сама никогда бы туда не пошла. Но сейчас отказываться было неприлично. Они уселись в «кабинете» – маленькой отдельной каморке.

– Пить будешь? – поинтересовался Джордж Маркович.

– Издеваешься?

– Нет, спрашиваю. У них тут отличная медовуха. Ты когда-нибудь пробовала медовуху?

– Нет.

– Ну вот, есть повод. Только больше одного стакана брать не советую. Очень опасная штука. Жутко хмельная, но пока пьёшь – даже не чувствуется. Так что закусывать тоже будем. Ты что любишь?

Девушка пожала плечами – выбирай сам.

– Слушай, Мари, а ты вообще как – с хорошими новостями?

– Вообще да. Даже, наверное, с отличными.

– Ну, тогда будем портить себе здоровье. Раз у тебя всё хорошо, это надо отметить медовухой и сладостями.

Они опять сидели друг напротив друга. Пока несли заказ, Мария не удержалась – уставилась на Джорджа. Он почему-то не возражал.

– Скажи, наконец, кто ты такой и откуда взялся? Ты свалился на меня, как… я даже не знаю.

– Взаимно. Ты тоже на меня свалилась совершенно внезапно.

– Я? На тебя? Я просто пришла в ту кафешку, потому что… ты знаешь. А вот откуда ты появился? И почему подсел ко мне?

– Ты всё равно не поверишь.

– А ты попробуй.

– Вот все эти фигурки – это мои работы. Так что немного художника во мне точно есть. Ты согласна?

– А то!

– А художник – ну, настоящий, по крайней мере отличается от всех прочих людей тем, что видит не только внешность. Может, мне тогда показалось, но я увидел в тебе, пожалуй, самого несчастного человека на земле. Причём тебе это особенно не идёт. Попробуй как-нибудь рассмеяться перед зеркалом. Или хотя бы улыбнуться. Твоё естественное состояние – быть счастливой. Но что-то у тебя пошло не так. Мне это не понравилось. Я решил, что так быть не должно. Потому что это неправильно.

– Ты странный.… Как будто откуда-то не отсюда.

– Наверное. Но я вижу вот так.

– И поэтому ты решил меня пожалеть? Ну, там, в туалете?

– Нет, не поэтому. Просто есть законы, которые нельзя нарушать.

– Какие ещё законы?

– Если хочешь, моральные, хотя я и ненавижу это словечко. Пожалуй, даже больше, чем фразу «морально-нравственные устои». Ну да ладно, не в том дело. Просто есть вещи, которые делать нельзя. Нельзя делать зло без необходимости. Нельзя грабить нищего. Нельзя бить беззащитного. Даже если бы ты всё же накинулась на меня с кулаками – тебя нельзя было бить. Потому что у тебя была какая-то большая беда, а ты была перед ней беззащитна. Это я понял уже по тому, как ты сидела за столиком и хлебала бормотуху.