– Жозефина, вы – звезда на небосклоне нашего предприятия! – выдал Джордж Джорджиевич в понедельник. Да – джинсовая пара и босоножки. Плюс шеф, опять приехавший только после обеда, потому что у него Верховный Совет, следовательно, уже порядочно уставший.

– Спасибо, Джордж Джорджиевич. Соответствую высокой чести…

Она не окончила фразу – рассмеялась. Шеф любит, когда она смеётся.

Далее были три часа обычной секретарской работы. Ответы на входящие письма. Два приказа о поощрении сотрудников – это надо отпечатать покрасивее, в холле на доске почёта вывешивать будем. Добегите до финансового отдела – что они за хрень мне на визу притащили? И почему мне, а не Генеральному? Кто у нас там по записи на завтрашний приём – составьте полный список по хронологии и кто по какому вопросу. А, да, не пора ли нам чаю попить? (Святое право, озвученное ещё в первый рабочий день: помимо обеда есть ещё пять минут на чай через полтора часа работы.)

А где-то за полчаса до окончания рабочего дня он попросил девушку… как-то так, не без стеснения.

– Жозефина, вы сегодня действительно очаровательны. Вы не могли бы немного мне попозировать? Сам не знаю с чего, но я почему-то решил вспомнить, как делал портреты на дереве. А для них нужен рисунок или фото.

– Хорошо… – оторопела секретарша. – А почему вы решили начать именно с меня, если не секрет?

– Вот ни разу не секрет. Вы – одна из немногих, на кого мне приятно смотреть. И кого мне хочется увековечить.

Насчёт «увековечить» Жозефина решила не шутить. Да, конечно. Как надо сесть? Вас интересует лицо? Лучше всего – за рабочим столом? Да, конечно.

Начал он как-то неуверенно. Отдельные слабенькие штрихи. Долго смотрел на девушку, пытаясь разглядеть что-то, нужное ему. А она старалась, позировала. И не стала напоминать, что закончился рабочий день. Нечего ломать человеку вдохновение.

Около семи вечера он остановился. Осмотрел рисунок.

– Нет... Что-то не то, и я сам пока не знаю что.

Тяжко вздохнув, протянул листок Жозефине – мне это, конечно, ни разу не нравится, но вы имеете полное право увидеть. Ну, как вам?

– Пожалуйста, Джордж Джорджиевич, если вам всё-таки не понравится – то не уничтожайте, а отдайте мне. Мне нравится.

Перед ней был ну, как минимум, первоклассный портрет из тех, что художники на Арбате рисуют карандашом желающим прохожим. И даже, пожалуй, нечто большее. Она... Она хотела бы увидеть себя такой. Это был очень радостный рисунок. А у Жозефины уже давно не было по-настоящему радостных дней.

– Забирайте! – он отдал листок сразу. – Если вам действительно нравится…

– Это замечательно, Джордж Джорджиевич. Если захотите –я могу ещё попозировать.

– Не будем исключать такой вариант! – он улыбнулся. – Если вы оценили – то, пожалуй, не стоит останавливаться на первой версии.

– Новую жизнь начинаете? – в шутку спросила Жозефина.

– Как вам сказать... Во всяком случае, в минувшую пятницуя попрощался со значительной частью старой.

Он вдруг прищурился.

– Алёшка вам ведь уже наверняка всё рассказал про Тео?– Нет, он ничего не говорил. И вообще, я не… Шеф улыбнулся.

– Жозефина, вам придётся принять это как данность. У нас тут – маленькая частная компания. И – как в деревне. Все всё знают про всех. Плюс Агран… Рудольф Владиленович, как порядочный человек, сам мне сообщил, что припахал вас учить секретарскому делу Алёшку. А уж то, что Алёшка к вам неравнодушен... В его возрасте простительно считать себя великим конспирологом и думать, что никто вокруг не понимает, что вы ему дико понравились.

Жозефина слегка покраснела и опустила глаза.

– Даже если и так, Джордж Джорджиевич, он мне ничего не говорил ни про вас, ни про Тео. Вы слишком плохо о нём подумали.

– Учту вашу критику и постараюсь исправиться! Ёрш твою медь…

Его взгляд упал на часы над входной дверью.

– Чуть не три часа как закончился рабочий день... Извините, Жозефина. Надеюсь, я не сорвал вам какую-то встречу или посиделку? Сейчас попробую исправиться.

Он вышел в тамбур и постучал в дверь напротив.

– Рудольф! Ты ведь наверняка ещё здесь, а?

Генеральный отпер свою дверь изнутри.

– Я тут по личной дурости задержал Жозефину. Организуй ей доставку домой на машине. От подъезда до подъезда. Я ушёл.

Жозефина, ещё раз извините, до завтра и всего вам хорошего.

…Половину дороги она тихо улыбалась. Кто бы мог подумать. Алёшка, похоже, действительно…

Генеральный засиделся на рабочем месте не один, а с личным секретарём, он же – родной сын Алексей Рудольфович. И, видимо, хотел посидеть ещё, но едва захлопнулась дверь за Исполнительным, Жмеровский-младший решительно заявил: «Я сам её отвезу!» Каким-то таким особо решительным тоном, не допускающим возражений. Генеральный посмотрел на него с некоторой снисходительностью и, видимо, решил дать шанс.

У Алексея была «девятка» тёмно-красного цвета. Новенькая – только недавно купил. С тонированными стёклами. Для 1991 года – самое то покорять девчонок своей крутостью.

– Садись! – он предложил ей сиденье рядом с собой.

– Спасибо, я лучше сюда, – девушка села на заднее сиденье. Младший Жмеровский досадливо вздохнул, но, видимо, просто так сдаваться не привык.

– Тебе куда?

Жозефина назвала адрес.

– Ого! Ты что же – каждый день ездишь на работу через полгорода?

– Ну, метро пока ещё работает.

– Тебе надо ездить на машине. Такой красивой девушке нечего делать в метро.

– Вот получу первую зарплату – сразу куплю! – рассмеялась Жозефина.

– Ещё можно найти хорошего парня с машиной.

…Нет, определённо – опыта по покорению девушек у него было мало. Святая простота практически.

– Я подумаю.

Он мужественно молчал целых две минуты. Или даже три.

– А что значит «задержал по личной дурости»?

– Джордж Джорджиевич решил вспомнить, что когда-то он был художником, и попробовал нарисовать мой портрет.

Алёшка снова замолчал. Неожиданный поворот.

– И как – удалось?

– Во всяком случае, мне понравилось.

– Мудрый Змей… – с ещё большей досадой произнёс Алёшка.

– Что?

– В «Беркуте» между собой ребята зовут его Мудрый Змей.

– Да? А почему?

– А потому, что ума у него – палата. И хитро… мудрости тоже. Что, больше не с кого портрет рисовать? Вот с Фили бы рисовал.

Жозефина чуть не расхохоталась в голос с этого монолога, но любопытство оказалось сильнее.

– А кто такой Филя?

– Кто такая. Помнишь, в пятницу к нему приходила роскошная брюнетка испанских кровей? Её зовут Теофилия. Это если полным именем. А так – он зовёт её Тео, а я звал Филей. Она вообще-то классная, но…

Алексей подумал пару секунд и решил продолжить.

– Вообще-то Филя – она того… ну… путана! – наконец выдал он самое приличное слово, которое смог вспомнить. – Интердевочка. Но Мудрому с ней нравилось. Они жили вместе около полугода, и Филя даже помогала ему отделывать его новую квартиру. Точнее, там целый особняк, оформленный по бумагам как квартира. Но по итогу то ли Филя от него сбежала, то ли он от Фили. Во всяком случае, там точно был мордобой на прощание. Но, кажется, он к ней до сих пор неровно дышит. От такой женщины сложно уйти.

За окном замаячил лесопарк. Там, в глубине парка – станция метро.

– Алёша, останови где-нибудь здесь. Я хочу прогуляться, голова чугунная после работы.

– Жозефина, ты чего? Ты обиделась, что ли? Прости, я не хотел. Нет, ну честно! И вообще... Мне сказали доставить тебя от подъезда до подъезда!

– Алёша, притормози.

Всё равно ведь не отстанет – раз уж ему сказали от подъезда до подъезда. Железобетонный аргумент, однако. Но сказать ему надо.

Красная «девятка» остановилась на первой удобной обочине.

Алексей обернулся к пассажирке.

– Алёша, скажи – а почему ты решил, что лучший способ завоёвывать меня – это рассказывать мне гадости про Джорджа Джорджиевича за его спиной?

…Остальную часть пути он угрюмо молчал, а Жозефина время от времени разворачивала свёрнутый трубочкой листок с рисунком Джорджа. Хотя…