— Нихрена себе! — вскочив восклицает комок грязи. — Получилось. Во даёт старый.

— Лазарев? Какого хрена? Ты как здесь?

— А! Так это… Я за вами пошёл. И пришёл. Там в лагере такое… Ох… Я тебе уран принёс. Давай быстрее, Серафина едва держится. Вы салют видели? Это я. Перезарядил кристалл, дестабилизировал и он как рванул. Держи контейнер, там…

— Ты как под землю попал, чудик? — спускаясь ниже спрашивает Роза.

— Так это… Осип принёс. Он как вы, Тёмный Дух. Под землёй перемещается, мне бегом так не разогнаться.

— Бать, — наклоняясь говорю. — Выходи.

— Не выйду, — доносится из-под земли. — Стыдно мне. Нервничать вас заставил. Молодой человек, это я, Ломакин. Извините за такую выходку, но ваш отец упёртый как баран. Уговорить его не получается. Он… Так получилось что он понял кем является. Теперь боится что вы от него откажетесь. Да закройся ты, рожа профессорская! Я тута…

— Бать. Ну чего как маленький? Выходи. Я тебя обнять хочу. Соскучился. Ну и по шее тебе дать. Ты хоть представляешь как мы расстроились?

— Потом, сына. Потом. Ты прости… Я пойду девчонок наших прикрою. А ты иди. Там пленных казнить собираются. Через два дня, но теперича явно раньше. Про контейнер не забудь.

— Спасибо.

Поднимаю контейнер, открываю, достаю кусочек урана и откусываю половину. Закрыв глаза разжёвываю и тут…

— Роза! Ветер сильнее, прикрывай нас. Лазарев, на тебе проклятия нет, забирайся мне на спину и веди нас. Сейчас я вам суки устрою. Роза, делай настоящий ураган. Вперёд!

Роза улыбаясь взлетает, широко распахивает светящиеся зелёным глаза и выдаёт такой порыв, что деревья падают сами. Создавая просеку, шириной метров двадцать, Ветрова хоть и не особо быстро, но движется вперёд. Впереди же настоящая жесть. Не видно вообще нихрена, и не слышно, потому как ветер ревёт.

Но, это есть плюс…

Тоже время. С востока от лагеря. Нестерова.

Не пойми с чего, погода просто взбесилась. Ураганный ветер налетевший из ниоткуда, ломая сухостой буквально прижал отряд к земле. Однако останавливаться никто не хотел. Такая непогода, поможет нам миновать патрули и пройти к месту назначения незамеченными. Но тут вопрос… Сколько мы сможем пройти при таком ветре? И это хорошо что он тёплый, если бы был холодным…

Движемся по компасу. Залегая в укрытиях, сверяемся с картой. Помогает слабо. При каждой такой проверке, понимаем что слегка сбиваемся с курса. Корректируем маршрут и по пояс в снегу ползём дальше. А ещё… Я, Никифоров и Горчаков, замечаем что ветер странно пахнет. И пахнет всё сильнее и сильнее и это не газ. Горчаков в этом деле специалист и с уверенностью заявляет что отравляющих газов, пахнущих сгущённым молоком, корицей и мятой, просто не существует.

Он врёт. Ветер не только пахнет, от него во рту чувствуется привкус железа и это не хорошо. Горчаков, просто успокаивает нас, на самом деле, это поход в один конец. Хотя…

— Нестерова, командуй привал, — кричит мне в ухо капитан. — Дальше не пройдём. Снега слишком много.

— Никифоров! — пытаясь перекричать Ветер зову зама. — Двигай к тому камню.

Здоровенный Ваня, большой как великан, сразу всё понимает. Вырывается вперёд и пробивая дорогу уходит к валуну. Там скидывает рюкзак, снимает с пояса топорик и рубит ёлочки. Подоспевшие бойцы начинают строить убежище и как раз вовремя. Становится ещё теплее, ветер усиливается. Мокрый снег начинает облеплять… Практически мгновенно облепляет убежище. Забираемся внутрь… Горчаков включает фонарики, бойцы разводят небольшой костёр и с явным страхом слушают завывания ветра.

— Нда, попали, — обводя нас взглядом вздыхает Горчаков. — Закон подлости. Так, ребята. В такую непогоду идти — самоубийство. Пока отдыхаем. Давайте, перекус и спать. Савин, харчи доставай, Лавриненко, чаю для обогрева организуй. Нестерова, давай сюда.

Пока бойцы не понимая с чего капитан НКВД такой заботливый достают тушёнку и котелки, пододвигаюсь ближе к капитану, который. Приложив палец к губам, Горчаков протягивает мне компас. Беру, смотрю и не верю глазам. Стрелка медленно поворачивается.

— Это…

— Или северный полюс движется, или там что-то непонятное, — хмурясь выдаёт Горчаков. — Вообще какая-то не такая операция. Странный ветер, компас с ума сошёл. Аномалия…

— Мы в горах, может залежи железа?

— Залежи не двигаются, — качает головой капитан. — Нестерова, не хочу тебя расстраивать, но боюсь что мы совсем не там куда шли. Хорошо если это началось недавно, а если… Провал, ё-моё.

— Что делать будем?

— Геройствовать и рисковать вами я не намерен. Успокоится буря — узнаем где мы и если что пойдём обратно.

— А задание?

— Придётся отложить.

— Непривычно слышать такое от…

— От капитана НКВД? — смотрит на меня Горчаков. — Ну, пока время есть, рассказывай почему так. Ах да, мы же звери. Мы расстреливаем по малейшему подозрению, не разбираясь, а просто так.

— А разве не так? — спрашивает Никифоров.

— Представь себе нет, — смотрит на него Горчаков. — Каждый случай подробно разбирается и расследуется. Да мы безжалостно казним, но кого? А я скажу. Трусов, воров, предателей и засланных диверсантов. Всех тех кто хлеще немцев уничтожает нас — защитников родины.

— Сёмин в чём был виноват? — двигается ближе Никифоров. — В чём?

— В том что он создал целый культ, — мрачно отвечает Горчаков. — Озарение ему приснилось. Начал о богах говорить, бойцам спасение обещал. В таких условиях, за неделю вокруг него десять человек собралось. А сколько бы собралось за месяц? И знаете что они хотели? Бросить оружие и уйти. Они думали что убивать, даже в целях защиты родины, такое себе занятие. Говорили мол зло порождает зло. Мы за мир. А потом?

— А что потом? — округляет глаза Никифоров.

— Санитарку, тёмненькую такую, Леночку, помните? Помните, такую трудно забыть. Эти твари, принесли её в жертву. Увели в сторону, заманили и горло перерезали. Теперь сравни, Ваня. Сколько жизней спасла Леночка и как поступил Сёмин. Сравнил? А теперь скажи, что мне надо было с ним делать? По рукам надавать и в угол поставить? Но дальше больше. Капитан Грачев, начальник продсклада. Урезал, сука, паёк. Солдатики мясо вообще не получали. А знаете куда он всё это девал? Не знаете. Он предлагал девушкам, за тушёнку, сахар или ещё что-нибудь, прийти к нему в блиндаж и купить. А рассчитаться предлагал собой. А вокруг война, голод, страх. И что, мне с этой мразью воспитательные беседы проводить? Ты хоть знаешь скольких женщин он вот так унизил? А теперь скажи, Ваня, сам бы как поступил? Поставь себя на моё место и скажи. Что бы ты сделал? И это не единичные случаи, это только верхушка и не самые вопиющие инциденты.

— Извините… — опускает голову Никифоров.