Не радуйся, Хаким, так волили созвездья:

За все свои дела дождешься ты возмездья.

Знай, будет оценен поступок твой любой!

Рок препоясался — следит он за тобой.

Когда Хосров послал, все зная про Ферхада,

Ширин свое письмо, исполненное яда,

Так было сумрачным угодно небесам,

Чтоб в Руме царствовать не стала Мариам.

Твердят: «Отравы злой ее убила сила.

Ведь это месть Ширин, что также яд вкусила».

Но, истину блюдя, не слушай, что твердят:

Низвергнул Мариам лишь властной мысли яд.

Индусы, видел я, являли силу мысли, —

Вмиг листья свежие, как мертвые, повисли.

И, одурманив люд, они порой луну,

Как шар сияющий, бросали в вышину.

Лишь только Мариам прекрасная навеки

Замкнула сладкий рот и опустила веки, —

Как, ощутив себя уж не в ее руках,

Всю вольность прежнюю вкушает шахиншах.

Когда сгорел престол — как дерево Марии;

Как пальма, шах расцвел, как «дерево Марии».

Но все же Мариам оказан был почет, —

И в сумрачном дворце день горестно течет.

И месяц шах провел в молитвенном обряде,

Не трогал тронных дел и в черном был наряде.

Лишь обо всем Ширин была извещена,

Почуяла меж роз и тернии она:

Ей было радостно свою оставить гневность, —

Ведь чистоту души уничтожает ревность.

Но все ж росли печаль и сокрушенье в ней:

Прозрела Судный день за сменой смертных дней.

В теченье месяца, чтоб быть душой с Хосровом,

Веселья под своим она не знала кровом.

А месяц миновал — ив душах нету ран,

И мир уже забыл свой горестный изъян.

И предалась Ширин уверенной надежде:

Пошлет ему письмо и вспыхнет он, как прежде.

Все, все слова души в него метнет она,

Как в почву сеятель бросает семена.