Даже сейчас, когда я слушаю эти записи в Ленинграде, голос мудрого старца вновь вызывает странное ощущение какого-то вневременного события, будто отдаленного от наших дней многими веками…

Шаманы и жрецы явились предтечей будущих священнослужителей: монахов, лам, попов, ксендзов, мулл, которые появятся спустя столетия при формировании и распространении мировых религий. Это еще произойдет, а пока шаманы и жрецы составляют когорту земных посредников между людьми и придуманными ими самими духами и богами.

Наиболее ярко роль жрецов и их беспредельное влияние на судьбы людей выявляются в индийской кастовой системе. Хотя кастовая разделенность индийского общества неконституционна, осуждается и обществом и властью, но она — реальность и сегодняшней Республики Индии. Брахманы — высшая каста — продолжают оказывать большое воздействие на принципы жизни индийцев, их этику и мораль, всю систему духовных ценностей, пользуясь тем, что крестьянское большинство населения Индии все еще остается неграмотным, невежественным, приверженным традиции как единственно известному им способу выживания в сложном и противоречивом мире.

Если по древнейшей системе кастовых соответствий, изложенных в Ригведе (I тысячелетие до н. э.), у индийцев брахманы как «духовные отцы» занимали высшую ступеньку на иерархической лестнице, то у ицзу биму (жреческое сословие) составляли низший слой касты правителей — носу. Носу считались чистокровными «чернокостными» (у ицзу высшее сословие — люди черной кости), а биму — «желтокостными», потомками тех, кто некогда нарушил кастовую эндогамию, вступив в связь с лицами из низшей касты цюйно и даже ацзя. Обычно у ицзу подобное нарушение каралось смертью, но, видимо, особые возможности биму общаться с духами и вести ритуалы почитания богов спасли их и положили начало системе особых, презрительно боязливых отношений носу с биму — правителей и жрецов.

Много существовало в истории вариантов того, как становился человек шаманом, жрецом и одновременно колдуном, знахарем, врачевателем, оракулом. Жреца или шамана нередко принимали за колдуна и потому, что в практике их обрядовых действий бывали магические приемы, демонстрация чудес — в виде глотания огня, протыкания тела ножом или стрелой. Таким образом, чтобы стать шаманом или жрецом, требовались определенные умения, наличие определенных способностей, которыми обладали лишь отдельные лица, получившие «шаманский дар». Получить такой дар можно было неожиданно: например, от «встретившихся» духов, которые сами выбрали тебя для контактов; с рождения от самой природы — особая способность чувствовать собеседника, его мысли, как бы читать их; можно обрести такой дар искусственно: съесть обладающие дурманящим свойством грибы или коренья и впасть в транс; наконец, шаманский дар мог передаваться по наследству.

Видный тувинский писатель и ученый Монгуш Кенин-Лопсан многие годы собирал материал о тувинских шаманах и тувинском шаманстве — традиционном явлении в духовной жизни тюрков Южной Сибири, обитателей самого Центра Азии, знавших до народной революции ламаизм как официальную религию. Его материалы дали возможность живо представить тувинскую традиционную систему верований.

Была середина августа, когда в Туве уже появляется желтизна на травах и на деревьях черного нехвойного леса. Скоро, очень скоро перемахнет через Саяны, через Тоджу северное дыхание, придет сюда — в Центр Азии — зима. Полетит снег по перевалам в долины, завалив сначала сами проходы в горах. Отрежет снег горные стойбища от долинных, прервет связи между центром и окраиной республики. Снова будет трудно подниматься над горами, спрятавшимися в тумане и метели, маленьким «аннушкам», и снова возродятся в юртах, удаленных от школ, шаманские песнопения, долгой зимой вновь будут звучать песни без слов, горловые песни тувинцев, иногда прерываемые голосами из репродукторов и транзисторов из какого-то «другого» для арата мира больших городов.

— Не так мрачно, — перебил ход моих мыслей, как будто угадал их, мой старинный друг Монгуш Кенин-Лопсан, — конечно, скоро осень, на стойбищах останутся только взрослые, старики и грудные дети, а школьников отберут и развезут по школам. Их родители тоже были школьниками, и они знают мир, знают и помнят о том, что´ за Саянами.

Продолжалась наша затянувшаяся беседа на самом берегу Улуг-Хема — Великой реки, как называют Енисей тувинцы, в центре столицы Тувы — Кызыле, на скамейке у обелиска — земного шара, поставленного на постамент и увенчанного остроконечной пикой. На постаменте надпись по-английски и по-русски: «Центр Азии». Да, здесь географический центр великого Азиатского континента!

Мы беседовали, чуточку споря и как бы проверяя себя, о том, что же такое современная духовная жизнь, как в ней отражается традиция, включая традиционные верования — и шаманские и ламаистские. Причину живучести шаманских представлений я стремился найти в самом образе жизни арата, ставящего его в зависимость от сезона. Монгуш уловил мое настроение и повторил:

— Не надо так мрачно. А не думаешь ли ты, что жизнестойкость шаманства зависит от его необходимости арату. Этим, видимо, можно объяснить, почему шаманы пережили лам, хотя последние были в чести у феодальных владык, и даже не считали шаманов конкурентами.

— Решил оседлать своего конька, — вставил я в торопливую речь Монгуша, который о тувинских шаманах мог говорить много и интересно. — Оставим окончательные суждения на будущее, когда мы или наши ученики проведут сплошное обследование и у нас будут реальные данные. Согласись, что в зимние дни, пожалуй, никто на стойбищах не видит ни ленинградских, ни тувинских этнографов. Откуда же быть верным данным?

— Насчет зимней экспедиционной тропы ты прав. Жаль, что прав, — грустно произнес Монгуш, — пропадает ценный материал. Чего только не услышишь от стариков в долгие зимы у печурки, горящей в середине юрты!

— Монгуш, я уже спрашивал тебя о так называемой шаманской болезни?

— Это когда эпилептик или вообще душевнобольной обладает якобы признаками шаманского дара? Не спрашивал, но знай, у нас, в Туве, так не считают, я вообще думаю, что такое представление о появлении шаманов придумано европейскими исследователями.

— Насчет европейских исследователей ты, наверное, прав. В Париже в Институте Арктики к изучению шаманства привлекают даже врачей-психиатров.

Монгуш помолчал. Спустился к реке. Бросил камень в воду. Я подошел к нему.

— Смотри, как все осмысленно в природе, — Кенин-Лопсан показал на гору, разделяющую два потока, две реки — Пий-Хэм и Каа-Хэм, из которых складывается Енисей, — гора разделяет истоки Улуг-Хэма, чтобы обозначить его начало. Так и нам, прежде чем понять явление, нужно знать его начало. Во всяком случае, у тувинцев шаманы не были душевнобольными.

Возникший было диспут завершился так же внезапно, как и начался.

Очень интересен был фактический материал по тувинскому шаманству и его происхождению, шаманскому костюму и шаманскому фольклору. Хотелось узнать о них и не хотелось спорить просто так, ради спора. Тувинские шаманы, по народным поверьям, происходили от шаманов-предков, духов земли и воды, небожителей, злых духов албысов, злых духов аза. Сильнейшими были шаманы, ведущие происхождение от шаманов-предков. Причем, чем глубже уходили корни шаманов-предков, тем сильнее был шаман, опиравшийся на силу всех прежних шаманов.

Шаман из Барун-Хемчинского района Шокар в песнопении сообщал:

В другом случае камлание начиналось с упоминания главного первопредка, а затем всех последующих шаманов данной семьи. Когда же камлали шаманы, происшедшие от духов — хозяев земли и воды, они обязательно говорили о своем родстве с духами этих стихий: