Подобное почтение к непонятному слову похоже на отношение неграмотного китайца к иероглифическому знаку. В старом Китае к любому обрывку книги или газеты, так как для китайца иероглифы имели магическое значение, относились с мистическим почтением. Не так ли относились и к «каббалистическим» знакам, появляющимся на сосудах, панцирях черепах после их нагрева в огне и быстрого охлаждения холодной водой. Ведь из сочетаний прямых и прерывистых линий родилась древняя книга китайских гадателей «Ицзин», которая давала простор толкованиям различных вариантов значений этих простых начертаний.

Магия слова, магия действия, как уже говорилось, всегда имела два важнейших направления — защитительное, предохранительное, и агрессивное, наступательное. И все же человеческий опыт больше склонялся к магии предохранительной, хотя наступательная магия в ее любовной, половой разновидности тоже имела большое распространение, но согласимся, что такой тип магии тоже несет позитивные моменты — речь ведь идет о продолжении рода человеческого.

Магия агрессивного действия, когда предполагалось нанесение повреждения или призывание смерти на противника, не имела большого распространения, видимо, из-за традиций врожденного самосохранения. Однако магия слова с агрессивным содержанием, особенно когда речь идет о ругательствах, о брани, достаточно разнообразна у народов мира.

История человечества набирала темп. Люди заселяли все новые и новые пространства, расходились по континентам и где-то 30–40 тысяч лет назад заселили Американский континент и Австралию. Уже в будущем миллионолетии бродячие охотники, собиратели и рыболовы должны были остановить свой бег перед первой делянкой посеянного хлеба, проса, маиса, задержаться перед тучным пастбищем.

Природа — когда щедро, когда весьма скудно — одаривала первобытного охотника, рыболова и собирателя своими дарами — дичью, рыбой, кореньями и плодами. Вся система его представлений и верований была связана с природой. Отныне же прибавились духи-хозяева и духи — покровители зерна и скота, поля и луга, воды и солнца. Солнце не только как высшая сила, дарящая жизнь самому человеку, но и жизнь растениям, поднимающимся из земли под его лучами. Расширились масштабы деятельности человека, его возможности, а значит, и его умения, и знания. Но все в те же привычные формы он облекает свои верования, давая лишь новым явлениям своей жизни, своей связи с природой новые названия и новых духов.

В это время рождаются новые формы коллективного труда, владения и потребления. Появляется необходимость более строгой организации коллективов, большей их стабильности. Родственные связи от века сплачивали коллективы древнего человечества, в условиях нового общественного, а не только естественного разделения труда появилась потребность в большей, чем прежде, регуляции внутриродовых отношений и возрастании самой роли регуляторов этих отношений — лиц, наделенных правами старейшин и вождей родов, племен и иных близких им образований, как временных, так и долговременных. Организация жизни человеческих коллективов на земле, имевшая ту же миллионолетнюю историю, что и само человечество, была с очевидной логичностью перенесена на мир и сообщество духов, богов — хозяев, покровителей человека. Среди тех, кого породил человек по своему подобию, наделив своими способностями страдать и желать, гневаться и радоваться, быть злым и быть милостивым, были не только наделенные жизнью и разумом предметы природы и явления ее, но и очеловеченные духи и боги. Среди таких духов и богов неизбежно должна была появиться специализация в их деятельности, направленной на исполнение воли создателя — человека, а также регулирующая весь сонм духов сила. Подобно коллективам людей, духи получили своих старейшин и вождей. Как не было принципиальных различий между сородичами, старейшинами и соплеменниками, так не было различий между духами, но коль скоро в человеческом коллективе выделились люди способные лучше других пасти скот или сеять зерно, то и духи стали заниматься разными делами.

Духи и боги в сознании древнего человека делились довольно четко на тех, которые могут причинить вред, и на тех, которые могут и обязаны приносить пользу.

Причинить вред человеку могло практически все, что его окружало, что составляло пространство и устройство его обитания, климатическое и топографическое. Трудные перевалы были опасны, речные броды — тоже, лесная чаща — а как же! Гром и молния — конечно, засуха и наводнения — несомненно, хищные звери и непрошенные соседи — тем более! В одних случаях человек молил о помощи духа реки или духа перевала, духа леса или духа царя зверей — где тигра, где льва. В других — обращался с мольбой к огромному, как оно само, духу неба, в иных — просто прибегал к магическим заклинаниям и действиям.

Принести пользу могли силы, которые влияли на расположение поля, на обеспеченность полей и пастбищ водой, солнечным теплом, на сам урожай, его созревание и сохранение, как и на приплод скота и его выживание. Силы эти тоже становились духами, воспринимались как духи. Они получали свое название, за ними закреплялись в сознании людей те функции, которые каждый дух должен был исполнять. Среди них появились духи — личности, конкретные исполнители воли людей.

На большом листе рисовой бумаги был изображен генерал со свирепым выражением лица. Под шлемом спрятаны длинные волосы, глаза, продолговатые и большие, возведены кверху, усы торчат в разные стороны. В правой руке у генерала серпообразный широкий меч, в левой — стопка книг. На первой иероглифическая надпись: «Бесы и черти, уходите прочь, убирайтесь!».

Юй Фан, приобретший картину по сходной цене на городском рынке, куда ездил всего три дня назад, был горд покупкой. Он уже два дня не может выбрать в доме места, куда повесить изображение Чэнхуана. Юй Фан был уверен, что приобрел образ хозяина местности, где находится и город, и родное село Дашуйтун. Юй Фан не умел читать и писать, но много знал разных историй, был достаточно богат, чтобы платить за вход на представление бродячей театральной труппы или заезжего шошуды — человека, рассказывающего книги.

К нему в большой мере относились слова распространенного в ту пору в Китае анекдота о богатом крестьянине, пожелавшем прослыть ученым, грамотеем. Жил-был богатый крестьянин, у него было много денег, но он был неграмотным. Решил крестьянин научить грамоте сына и нашел учителя. В первый день учитель научил сына, как писать цифру один, а изображается она одной чертой. На второй день учитель научил писать цифру два, она обозначается двумя чертами; на третий — цифру три, она изображается тремя чертами. Хотя цифра четыре имеет сложное начертание квадрата с двумя горизонтальными черточками внутри, сын не пожелал учиться дальше, прибежал к отцу со словами: «Папа, я все уже знаю, гони учителя». Богач, довольный тем, что не надо платить учителю, с радостью расстался с ним. Прошло несколько дней, и пожелал богач пригласить своего давнего друга в гости и удивить грамотностью своего сына. Он вызвал его к себе и сказал:

— Сын, возьми кисти, тушь, бумагу и пошли приглашение на праздник Фонарей моему другу Вань Цзюну.

— Хорошо, — смиренно сказал сын и отправился к себе.

Дело было утром. Прошел час, другой. Сын не вышел к обеду, только вбежал на кухню и схватил пампушки и убежал. Он не появлялся до ночи. Утром следующего дня отец зашел к сыну.

— Готово ли мое приглашение к другу Вань Цзюну?

— А ты дружи с такими людьми, у которых фамилия Вань, то есть 10 000! Я успел написать всего 500 строчек.

Сын стоял, измазанный тушью, с кистью в руке, на столе был свиток с черточками, которыми сын старался обозначить фамилию друга, хотя фамилия пишется просто одним иероглифом.