— А не сбегут ваши футболисты? — поинтересовался Сталин.
— Товарищ Сталин, зачем им бежать от хорошей жизни? Они все очень богатые люди, по меркам Узбекистана. Кроме того, они хоть и спортсмены, но умные люди и грамотные, помнят, что меньше чем через полгода в Европе начнется большая война. Никто не захочет из мирного, богатого Узбекистана 21-го века перебираться в воюющую, разоренную Европу начала 20-го века, тем более в нацистскую Германию.
— А кого будем включать в состав делегации, кроме спортсменов? — сказал Сталин, уже вроде соглашаясь с мыслью о том, что посылать придется.
— Я думаю, из тех же соображений, что кто-нибудь может сбежать, и меньше всего это нужно нашим людям, включить в делегацию надо наших чиновников от спорта немного, одного-двух, а все остальное как всегда — врачи, массажисты и тренеры. Будет человек тридцать наших и пару футболистов из сборной СССР, самых талантливых. Надо чтобы они ознакомились с европейским уровнем футбола. Будем побеждать после войны на футбольных полях Европы и мира. Использовать «мягкую силу», как у нас говорят.
— А почему только двоих из сборной СССР? — поинтересовался Сталин; он, как известно, был далек от футбола.
— Дело в том, что в футбольной команде главное не только личное мастерство, но и сыгранность игроков, их взаимопонимание. Да и по части мастерства, за 75 лет футбол в своем совершенстве ушел достаточно далеко. Я конечно не специалист в футболе, но думаю, больше двух несыгранных с командой футболистов будет много. Мы ведь едем за результатом.
— Вы сами не хотите возглавить делегацию? Мне будет спокойнее, когда я буду знать, что вы там.
— Нет, товарищ Сталин, от меня там будет мало толку. Если подумать — есть у меня кандидатура на руководителя делегации. В Ташкенте мой знакомый, муж подруги моей жены, бывший член сборной Узбекистана по волейболу, сейчас работает в спорткомитете республики, начальником отдела спортивных игр. Между прочим, полковник внутренних дел в отставке. А полковников бывших не бывает. Зовут его Валерий Алексеевич Заритовский. Так что, делегация считай готова. И можно проинструктировать товарища полковника по всем вопросам. Надежнее не найти.
— Хорошо, мы подумаем и об этом. Слушаю вас дальше, Фарид Алимжанович.
— Товарищ Сталин, есть еще много способов применения «мягкой силы» и наши идеологические противники в процессе борьбы с Советским Союзом использовали их во всей полноте. Например, музыка. Ведь это было одно из средств воздействия на умы и души граждан СССР, особенно молодежь. А, сколько денег заплатили честные советские люди спекулянтам импортными пластинками. Сейчас имеется возможность предотвратить все эти безобразия. Огромное количество музыкальных записей за весь период 20-го века, которые есть в Узбекистане, позволяют сделать как бы прививку от этой заразы. Мне видится это так, из каждого «утюга» в нашей стране несется эта музыка (ее лучшие образцы). Ее много, она всем надоела, и никто не связывает ее с Европой. И когда европейцы начинают впихивать нам свои свежие образцы, наши люди, объевшиеся этой музыкой, их уже тошнит от нее. Наоборот, западные граждане, слушающие по советскому радио лучшие образцы их же музыки из будущего, всяко стараются получить наши пластинки и другие записи. Можно и валюты заработать, продавая пластинки и записи, можно и в выступлениях советского радио использовать музыку как приманку. Между песнями и композициями слушателям на их родном языке можно любую мысль втюхать. В общем, обернуть их оружие против них. Создадим светлый образ светлого советского будущего с помощью джаза и рок-н-ролла! Это конечно шутка, но я помню, как наши люди смотрели зарубежные фильмы, слушали зарубежную музыку. Пусть теперь иностранцы побудут в нашей шкуре. Я, может быть, сумбурно это все объясняю, но так надоело чувствовать себя объектом обработки наших недругов.
— Очень хорошо, товарищ Ахмеров, что вы так беспокоитесь об этом. Но тут много сложностей. Как бы чего не вышло.
— Вот, товарищ Сталин, вы рассуждаете как партийные чиновники из моего времени. У нас третий секретарь, допустим, райкома партии, выше я почти не поднимался, секретарь по идеологии считался самым слабым лицом в партийной иерархии. А мне кажется, идеология самое главное в нашей жизни и именно из-за слабости идеологии развалился СССР. Потому то и запрещали все — это ведь самое простое, как бы чего не вышло. А мы самых слабых кадров выбирали на идеологию.
— Выбирали? — удивился Сталин.
— Ну, скажем — выбирали. Не хочу вдаваться в дискуссии по идеологическим вопросам — где я, где идеология. Просто не хочется, чтобы внуки или правнуки вновь пережили развал СССР, как мы, но теперь уже в этой реальности. Товарищ Сталин, давайте вернемся к нашим «баранам». Проходит неделя, как мы здесь, а кажется, что мы ничего не сделали по главной нашей задаче — модернизации Красной Армии для недопущения повторения кризиса 1941 года. Если начать сейчас с имеющимися у нас сведениями, чертежами, документами можно как минимум на полгода ускорить развитие формирования войск, стратегии и тактики вооруженных сил в намечаемом конфликте. Но для всего этого нам нужна легальность, нужны встречи с конструкторами, с военными, с организаторами производства, с учеными. Ведь пропадут даже наши скромные знания и умения.
— Не торопитесь, товарищ Ахмеров. Завтра вам выдадут документы сотрудников Научно-технологического института перспективных разработок НКВД. Семен Израилевич уже сшил для вас форму командиров НКВД. Секретным постановлением Политбюро ЦК ВКП б от 20.02 1938 года организован ваш институт, уже год как он работает и директор этого института, ваш хороший знакомый — комбриг Чкалов Валерий Павлович. Проректором по оргработе назначен также ваш знакомый — лейтенант Иванов Иван Иванович. Получите кабинеты, назначите время приема и встречайтесь с вашими учеными, конструкторами, организаторами производства. Тем более вы все назначены заместителями директора института — главными специалистами. Так что, можете легально предлагать ваши технологии, чертежи, схемы и так далее. Только вы не ждите, что они безропотно примут все ваши предложения. Будут споры, будут жалобы от вас, будут жалобы на вас. Работа предстоит трудная. Так что, будьте готовы. Это вам не со Сталиным разговаривать. Ну ладно, день был длинный — пора его уже заканчивать. Товарищ Иванов, проводите товарища подполковника до места расположения. Спокойной ночи, Фарид Алимжанович.
— Спокойной ночи, товарищ Сталин.
Возникший как будто ниоткуда Иван Иванович, козырнул, приветствуя очередным разом Ахмерова, и пошел, не оглядываясь, и Фарид Алимжанович за ним. А куда он, бедный, денется.
Далеко за полночь, а в кабинете Сталина, молча, сидят два человека. Берия, молча, потому что его ни о чем не спрашивают — пока. Сталин, пока, не додумал какую-то важную мысль. Оба понимают, что не додуманным оставлять этого нельзя.
— А знаешь, Лаврентий, может быть этот старый подполковники прав. А, я на него даже рассердился, когда он мне про музыку начал «втулять» — как они говорят. Завтра война, а он мне про музыку. Вот ведь, как бывает. Стучатся люди в наши ворота, а нас дома нет. Прав старик Ахмеров — важная тема, близкая к теме идеологической борьбы. И у нас появилась дополнительная возможность использовать оружие против наших врагов, «а нас дома нет», — процитировал самого себя товарищ Сталин.
Лаврентий Павлович, будучи значительно более молодым человеком, чем Сталин, уже давно понял, о чем было выступление — «крик души» подполковника Ахмерова.
Он и сам иногда в душе возмущался запретительными методами работы идеологических органов партии, но загруженность своей конкретной работой и пренебрежительное отношение к работникам этой сферы, не позволяли ему участвовать в решении этих вопросов. Ведь как относились к политработникам хотя бы в той же Красной Армии? Не зря про них ходил анекдот: «Как убрать рабочее место политработника? Закрыл рот и рабочее место убрано». Многие из них были обычными болтунами, начетчиками и бездельниками.