Я вела себя вежливо и позволила инспектору отведать его порцию суфле (которая стала бы моей добавкой, если бы я с ним не поделилась) и пригубить «Сансер», прежде чем начала засыпать его вопросами.

– Тед Уайтинг мертв? – первым делом спросила я.

– Боюсь, что так, мадемуазель. Ему было уже не помочь – выстрел был произведен с близкого расстояния и попал в область сердца. Однако не думаю, что он долго страдал, – добавил он.

Я поморщилась и кивнула.

– Ребекка Хейс и Марк Джастис находятся под стражей?

– Мадам Хейс, конечно. Доктор Джастис… к сожалению, ему пришлось лечь в больницу… но его сопровождали два моих полицейских, и вскоре его доставят в префектуру. У него почему-то оказался сломан нос, – объяснил Мервель, зачерпывая очередную ложку суфле. – Полагаю, это справедливо, учитывая, что он признался: за рулем автомобиля, который испортил ваш велосипед, был он. Он едва вас не убил, мадемуазель.

– Браво! – воскликнул дедушка и восторженно поднял бокал. – Браво, ma mie!

Мервель бросил на меня взгляд и вернулся к своей еде.

– Просто великолепно, – похвалил он, глядя на Джулию.

– Спасибо. Для меня огромная честь поделиться этим блюдом с таким трудолюбивым государственным служащим, как вы, инспектор. – При этом она царственно наклонила голову, а затем лукаво мне подмигнула.

Я знала, о чем она думает, и закатила глаза, пряча улыбку. У Джулии было правило, позволявшее управлять мужчинами: кормить их, хвалить и… заниматься с ними любовью.

По-видимому, первые два глагола применялись и к сотрудникам полицейского управления.

– А как насчет… – начала я.

– Мадемуазель, вы должны понимать, что я явился сюда не на допрос, – подчеркнул Мервель, ставя на стол пустую тарелку. Быстро он управился с суфле! – Также вам следует понимать, что дела полиции не предназначены для обсуждения с… э-э… гражданскими лицами.

Я бросила на него мрачный взгляд.

– Вы бы не узнали о пальто со всеми деньгами и документами, если бы я вам не рассказала. Я думаю, мне позволено получить хотя бы несколько ответов.

– Неужели? – Он сделал глоток вина. Серые, как океан, глаза были бесстрастными. – Commissionaire[80] может не согласиться.

Мне надоело, что меня водят за нос. Я пригласила его в дом, пожертвовала второй порцией суфле, выпила с ним потрясающую бутылку вина – нет, две бутылки, потому что дядя Раф открыл вторую! – и теперь, когда инспектор покончил с великолепным ужином, он собирался начать эту игру?

– Ну же, инспектор, – успокаивающим тоном произнес дедушка. – Вы должны знать, что в течение последних трех дней мы все находились в очень, очень тревожной обстановке. Позвольте, по крайней мере, нашей Табите изложить вам свои теории… и тогда вы их либо подтвердите, либо опровергнете. Это ведь допустимо, non?

Мервель не согласился, но и не отверг это предложение. Он просто сидел и потягивал «Сансер», как будто собирался просидеть в нашей гостиной весь день.

Мне показалось немного странным, что он словно не спешил уходить, но потом я подумала, что, возможно, у него выходной, если миссис Хейс и Марк находились под стражей. Ему все равно нужно было дождаться возвращения Марка из больницы, а было уже почти четыре часа. В субботу даже у инспектора полиции может выдастся свободный вечер – особенно если он раскрыл дело. И в конце концов, он пил марочное вино и поглощал суфле от Джулии Чайлд. С чего бы ему торопиться уходить?

– Ну, поехали. Вот что я думаю, – по-деловому произнесла я. – Артур Коулман предоставлял поддельные американские документы, как я полагаю, Ребекке Хейс и Марку Джастису. Мне не совсем ясна цель, но, наверное, они продавали документы тем, кто хотел их купить и уехать жить в Америку. – Я пожала плечами.

Мервель даже бровью не повел. Я восприняла это как согласие и продолжила:

– Тереза каким-то образом об этом узнала – или, возможно, она была замешана – О! – Меня осенила мысль, и она показалась мне настолько точной, что все тело покрылось мурашками. – Для продажи документов они использовали гардероб, верно? Им удавалось его использовать в качестве центрального пункта операций… но я не уверена… подождите. Подождите! – воскликнула я, хотя никто и не пытался меня перебить.

Оба дедушки наблюдали за мной с ласковым снисхождением, Джулия, подвинувшись на краешек дивана, смотрела на меня широко раскрытыми от волнения глазами… А Мервель сидел, потягивая вино, как будто мы говорили о погоде, а не о заговорах и убийствах.

– Они клали эти поддельные документы в свои пальто! Наверное, прятали в карманах; вшивать в подкладку не было времени. И когда клиент сдавал свое пальто в гардеробную, Тереза как-то образом вынимала все, что было в карманах, – вероятно, деньги за паспорта. И взамен денег клала в пальто документы, et voilà!

Я нахмурилась. Это звучало логично. Почти. Но не совсем.

– Но как Тереза узнавала, в какое пальто поместить информацию? И какую информацию? Она не могла заглянуть в каждое пальто, – заметила Джулия.

Я взглянула на Мервеля, выражение лица которого, черт побери, оставалось бесстрастным. Я задавалась вопросом, потому ли это, что я была на правильном пути, или потому, что он сидел и посмеивался про себя над моими дикими, безрассудными версиями.

Или, может быть, он не знал, что происходит, и хотел, чтобы я ему рассказала?

Как бы мне ни нравился последний вариант, я была уверена, что это не так. А значит, был велик шанс того, что я со своими предположениями на правильном пути, и он это знал. Мне нужно было продолжать. Тут меня осенило.

– Гардеробные квитанции – те, которые я продевала через вешалки… в некоторых из них имелись дополнительные дыры, – медленно и задумчиво произнесла я. Кожа покрылась мурашками, что свидетельствовало о том, что я на верном пути. – Я-то думала, что это просто люди неуклюжие или торопятся. А что, если это был сигнал: «загляни в это пальто», или что-то в этом роде?

Мервель мне едва заметно кивнул – или мне это почудилось?

– Итак… хорошо, давайте остановимся на этом. – Я говорила как за себя, так и за остальных. – Кто-то приходит в театр. Проделывает дополнительное отверстие в квитанции на пальто… думаю, это был отлаженный процесс, так что люди, у которых в пальто что-то было, знали, что действовать нужно под видом того, чтобы помочь девушке в гардеробе работать быстрее.

Я вспомнила свой первый вечер, когда приятный мужчина мне сказал: «Вы здесь новенькая, не так ли? Завсегдатаи знают, что нужно самостоятельно пробивать свои талоны». Должно быть, он был одним из постоянных посетителей. И любому, кто пришел бы в надежде передать деньги и принять документы, было бы предложено дважды пробить талон.

Я сделала глоток вина и продолжила:

– Итак, когда в талоне на вешалке появлялась дополнительная дырочка, Тереза понимала, что в кармане пальто что-то есть – скорее всего, деньги. И вот она достает деньги и кладет в карман поддельные документы. А потом, в конце вечера, человек забирает свое пальто и идет домой с новым удостоверением личности. И никто ничего не знает.

– Блестяще, – пробормотал дедушка.

– Действительно, – согласился Раф. – Жаль, что мы не додумались использовать талоны на пальто для распространения информации во время нашего недовольства …немецкой оккупацией. Связать людей друг с другом просто и в то же время почти невозможно. – Он искоса бросил лукавый взгляд на Мервеля, поднял бокал с вином и сделал глоток.

– Но, – произнесла я, понимая, что в моем предположении что-то не так. – Как Тереза узнавала, какой паспорт в какое пальто положить? Фотографии и пол в документах должны были соответствовать человеку, который платил, так что у нее должен был иметься какой-то способ узнать, какое пальто какому человеку принадлежало.