И в то же время мои руки так и тянулись, чтобы снять трубку.

Телефон звонил, казалось, целую вечность, а я смотрела на него, и мое сердце бешено колотилось. Брать или не брать?

Наконец звон прекратился.

Воцарилась тишина, нарушаемая лишь звуком моего прерывистого дыхания и биением пульса в ушах.

Я несколько минут пялилась на телефон, пока не заметила за ним уголок книги, зажатой между краем матраса и стеной. Когда я ее подняла, что-то с тихим звяканьем упало на пол за матрас.

Пистолет.

Я широко разинула рот и молча смотрела на тусклый металл пистолетного ствола.

Зачем Терезе Лоньон был нужен пистолет?

Я пыталась решить, что делать с пистолетом (если с ним вообще что-то нужно было делать), когда услышала в коридоре ритмичный скрип. Развернувшись, я посмотрела на дверь, и мое сердце ушло в пятки. Скрип стих прямо за дверью.

Я быстро выключила лампу и обвела комнату испуганным взглядом. Единственное место, где можно было спрятаться, находилось за длинными тяжелыми шторами, и я на цыпочках направилась туда. Дверь мягко поддалась, и я с очередным приступом ужаса осознала, что забыла ее запереть.

Я сумела добраться до самого дальнего от кровати окна и спряталась за длинной, доходящей до пола, шторой. Мне стало дурно, когда я поняла, что свет у двери все еще горит, а дверь не заперта, но я надеялась, что это не вызовет подозрений. Люди часто оставляли свет включенным, чтобы было приятнее заходить в темный дом.

Однако вряд ли кто-то оставлял свою дверь незапертой.

Я с трудом выровняла дыхание и заставила себя успокоиться, что было почти нереально, учитывая, как колотилось сердце и как быстро я сюда бежала, и как можно плотнее прижалась к окну. Тут я заметила, что все еще держу в руке книгу, которую вытащила из-за матраса Терезы.

Когда дверь открылась, меня накрыла новая волна ужаса. Хотя я не видела, кто вошел в квартиру, тот факт, что он двигался крадучись, подчеркивал, что у него было не больше прав находиться здесь, чем у меня… Разумеется, это не предвещало ничего хорошего.

Кто бы здесь ни был, он дождался темноты. Он не постучал и никак не заявил о себе… а это означало, что он не ожидал, что здесь кто-то окажется. Возможно, именно он или она звонили несколько минут назад, чтобы убедиться, что дома никого нет. Через дорогу от того места, где я оставила велосипед, находилась телефонная будка.

Кем бы ни был незваный гость, он двигался так же медленно и осторожно, как и я.

От мысли, что рядом со мной убийца, меня бросило в дрожь.

Я давно не молилась, но теперь настал подходящий момент.

Я молилась и слушала.

У человека был с собой фонарик; я видела, как из-под шторы пробивался свет.

Я ничего не могла сказать о незваном госте: даже не понимала, мужчина это или женщина. Я слышала только звуки осторожных шагов, которые становились все увереннее по мере того, как злоумышленник убеждался, что он в квартире один. Как бы мне ни хотелось выглянуть из-за края портьер, я не осмеливалась даже пошевелиться. Но я прислушивалась изо всех сил, стараясь унять шум в ушах.

Шарканье, возня и шорохи подсказали мне, что человек что-то ищет. Тихое позвякивание указывало на то, что он копался в коробках с косметикой Терезы. Я услышала глухой стук, когда он обнаружил телефон и с раздражением отодвинул его – возможно, даже пнул ногой. Я старалась дышать бесшумно.

Если вы когда-нибудь пытались сдержать испуганное дыхание, когда ваше сердце бешено колотится, а нервы натянуты до предела, то вы знаете, что это невозможно.

Но, вероятно, мне это удалось. По прошествии времени, показавшегося мне вечностью, хотя, несомненно, миновало не более десяти-пятнадцати минут, незваный гость еще раз резко и раздраженно вскрикнул, разбил что-то стеклянное… и направился к выходу.

Я закрыла глаза и еще раз прочитала молитву. Затаив дыхание, я ждала, пока скрипнет дверная ручка и задвижка с щелчком вернется на свое место.

Как только это произошло и шаги стихли, напряжение разом покинуло мое тело, и у меня едва не подогнулись колени. Чтобы не упасть, я ухватилась за тяжелую ткань штор, еще не готовая покинуть их безопасные складки.

Подождав немного, я выглянула из-за штор и увидела, что в квартире снова пусто и тихо. Ритмичный скрип шагов стих.

Тишину нарушали только доносившиеся из коридора голоса радиоприемника.

Выскользнув из-за штор, я ощутила, что в комнате новый запах. Кто бы тут ни побывал, он оставил после себя некий аромат, слабую эссенцию, которая могла бы послужить ключом к разгадке его личности. Это было легкое дуновение чего-то сладкого и дымного. Не наркотики, но запах, в котором присутствовал какой-то землистый оттенок. Я принюхивалась, пытаясь определить, что это, но уж слишком я была напугана. Мне хотелось как можно скорее убраться из этой квартиры… но что-то заставило меня вернуться к матрасу и телефону.

Почему-то я не удивилась, увидев, что застрявший между матрасом и стеной пистолет исчез.

Это до смерти меня напугало.

Я взглянула на книгу, которую продолжала держать в руках. Это был небольшой роман в твердой обложке, но название я не разобрала. Я быстро пролистала страницы в тусклом свете и убедилась в том, что это действительно роман и что Тереза пометила одну страницу сложенным листком бумаги, но в темноте я не разобрала, на каком языке написана книга. Я решила не оставлять ее в квартире на случай, если незваный гость вернется и заметит ее внезапное появление, поэтому сунула ее в карман пальто, где уже лежал портсигар.

Я пулей вылетела из квартиры, спустилась по лестнице и выбежала из здания.

Как и прежде, я не встретила ни души и вышла через парадную дверь на улицу, где увидела проезжающую машину. Я села на велосипед и поймала себя на том, что украдкой оглядываюсь. Только через три квартала сердце перестало трепыхаться в груди. К счастью, теперь я ехала в основном под гору.

За те полчаса, что я пробыла в крошечной квартирке, солнце совсем скрылось. Небо потемнело, и здания по обеим сторонам улицы отбрасывали длинные тяжелые тени. Согнувшись над рулем, я крутила педали, и из моего рта вырывались белые облачка пара.

При других обстоятельствах я, возможно, наслаждалась бы велосипедной прогулкой под звездным небом по красивым улочкам, освещенным фонарями, которые светили гораздо ярче, чем лампы накаливания в доме Терезы. Париж всегда был по-своему прекрасен, даже в самую слякотную зиму… но ночью он поражал своими кремовыми изящными зданиями с витиеватыми черными перилами, отражавшимися в лужах живописных улиц.

Я яростно жала на педали, стараясь увеличить расстояние между собой и квартирой, и почти не замечала красоты полюбившегося мне города. Мне уже давно полагалось быть в театре Монсо, но, по крайней мере, я была цела и невредима. Я напрягала мозг, пытаясь вспомнить какие-нибудь детали визита невидимого незваного гостя, но в голову не приходило ничего, кроме оставленного им легкого аромата. Это были не духи и не табак, и запах был довольно приятный, но что это было, я пока не знала. Но не сомневалась, что определю это запах, если почувствую его снова.

Американский театр, в котором работала Дор, выступал на сцене театра Монсо, который находился в богатом и респектабельном Восьмом округе, в нескольких кварталах от лачуги Терезы Лоньон на улице де ла Мир. Это был другой мир.

Прошло больше двадцати минут, когда я наконец добралась до своего первоначального пункта назначения. Я вкатила переднее колесо велосипеда в велосипедную стойку перед домом и закрепила его навесным замком. Я не хотела оставлять сумочку Терезы в корзине велосипеда и не хотела, чтобы кто-нибудь заметил ее у меня в руках. Я сняла пальто, перекинула лямку сумки через плечо – и снова надела пальто.

Парадные двери театра, вероятно, еще не были открыты; было чуть больше шести часов, а я знала, что спектакль начнется не раньше восьми. Я сомневалась, состоится ли вообще спектакль, учитывая то, что произошло с Терезой. Я подошла к выходящей на аллею задней двери, как меня проинструктировала через Джулию Дор, и обнаружила, что дверь приоткрыта.