Я была удовлетворена своими успехами и найденным ритмом, когда подняла взгляд и увидела знакомое лицо.

– О, здравствуйте, мистер Хейс! – с радостной улыбкой произнесла я. – Как хорошо, что у вас есть возможность провести вечер вне дома. – Он был из Балтимора, а его пятнадцатилетняя дочь Бетти была одной из студенток-француженок, которых я нашла благодаря связям Пола Чайлда. Вешая на вешалку его пальто, я заглянула за его спину. – Миссис Хейс с вами? Я хотела ей сказать, как отлично Бетти справляется со спряжением глаголов на этой неделе.

– О, э-э… нет, миссис Хейс не смогла прийти сегодня вечером, – ответил отец моей ученицы. Он был так поражен, увидев меня, что случайно трижды пробил свой талон.

– Ну что ж, я все равно увижу ее завтра утром на уроке Бетти, – улыбнулась я. – Приятного просмотра!

– Да-да, спасибо, – пробормотал мистер Хейс и ушел. Я заметила, что, в отличие от большинства остальных, он не бросил в банку чаевые.

– А где другая девушка? – спросил следующий человек в очереди. – Та, что была здесь раньше? – Казалось, он очень расстроился из-за того, что его пальто забрала не Тереза.

– Ее сегодня нет, – сказала я, забирая его тяжелое пальто и перетаскивая его через стойку, неуверенная, каким количеством информации поделиться.

– А где она? Она вернется? Уж больно она симпатичная, – добавил он, словно осознав, что это прозвучало невежливо.

Очевидно, меня красавицей не считали.

– Она… э-э… она мертва, – выпалила я. – Так что нет… она не вернется.

Его глаза расширились.

– Она мертва? – Эта информация, казалось, слегка умерила его пыл, но он все равно пробил в своем билете лишнюю дырку. Так поступили уже многие посетители, и я стала сомневаться в своей организованности и аккуратности.

Но посетитель оторвал свою половинку квитанции и ушел молча, а я повернулась к следующему человеку в очереди.

Некоторые люди такие странные!

Как только суета улеглась и начался спектакль, я опустилась на стул и расслабилась. Я воспользовалась возможностью внимательнее рассмотреть книгу Терезы и обнаружила, что это американский экземпляр романа Агаты Кристи «Десять негритят», постановка которого в настоящее время шла в театре Монсо. Она дочитала роман до половины, и это место было заложено листком бумаги. Я ощутила легкий укол грусти из-за того, что Тереза никогда не узнает, чем все закончилось, и что развязка была дьявольски хитроумной и отличалось от пьесы. Я где-то читала, что миссис Кристи слышала от выжившей узницы концентрационного лагеря Бухенвальд, что во время войны группа заключенных поставила свою версию ее пьесы, чтобы как-то поддержать себя в то страшное время.

Поскольку я эту книгу уже читала, я сунула ее обратно в карман пальто. Вряд ли это была важная улика, но я могла отдать ее инспектору Мервелю вместе с сумочкой Терезы, не сообщая, откуда она у меня взялась.

Сразу после начала спектакля я позвонила домой, чтобы сообщить дедушке и дяде Рафу, что помогаю в театре, они были заняты ужином, который принесла Матильда, горничная Джулии.

Они с жаром говорили о том, как хорошо, что я помогаю, и о том, что надо быть осторожной, возвращаясь домой, но, честно говоря, я не думаю, что они по мне скучали. Им не терпелось вернуться к их блюду – jambon braisé Morvandelle. И я их не винила. Если бы не тот восхитительный омлет от Джулии несколько часов назад, я бы уже умирала с голоду.

– Привет, – произнес чей-то голос.

Я оторвалась от французского журнала, который читала; вероятно, его оставила там Тереза, а не кто-либо из сотрудников, поскольку все они были американцами и, скорее всего, предпочитали английские издания. Из нашего краткого разговора прошлой ночью я поняла, что французским Тереза владела намного лучше, чем английским.

Там стоял Марк, и я улыбнулась.

– Привет.

– Как твой первый вечер? – спросил он, облокачиваясь на стойку.

– Пока все отлично. – Я махнула в сторону банки для чаевых, в которой накопилось приличное количество монет и купюр: – Неожиданный бонус.

– Еще какой! – Он выпрямился. – Полагаю, этих денег тебе хватит, чтобы купить бутылку хорошего вина. В любом случае, это действительно мило с твоей стороны – то, что ты согласилась помочь.

– Ну, кто-то же должен принимать пальто в середине декабря, – улыбнулась я. – Иначе в театре не останется места, если все рассядутся в своих толстых пальто.

– Да, знаю… Я боялся, что они попросят меня. – Он скорчил смешную рожицу и указал на банку с чаевыми: – Сомневаюсь, что она была бы такая полная, если бы посетителям приходилось смотреть на мою уродливую физиономию.

– Так чем ты здесь занимаешься? – спросила я.

Он криво ухмыльнулся.

– Чаще всего я исполняю роль врача-волонтера труппы – и под этим предлогом стараюсь как можно больше ознакомиться с театральной жизнью. Я неплохо играю на сцене, но не умею ни петь, ни танцевать, – продолжал он, пожав плечами. – Что ограничивает мои возможности. Поэтому я пытаюсь хотя бы так чувствовать атмосферу театра, околачиваясь в подсобке, когда есть возможность ежедневной рутинной работы. Я делаю все: от наложения швов – на прошлой неделе мне пришлось зашивать в антракте Джеральда Крэя – и заканчивая лечением ушибов головы, вправлением вывихнутых лодыжек и раздачей аспирина. Мне нравится тусоваться с артистами. У них всегда что-нибудь да происходит.

Его улыбка померкла, как будто он вспомнил, что вчера вечером произошло самое страшное.

– Я думаю, что со стороны Марибель было неправильно не согласиться отменить сегодняшний вечер, – укоризненно произнес он.

– Ну, по крайней мере, они собираются сделать в антракте объявление и посвятить этот спектакль ей, – возразила я. Но я была согласна с Марком: этого было недостаточно.

– Я не знаю, сказала ли тебе Дор, но если захочешь пойти в заднюю часть театра и посмотреть пьесу, никто не станет возражать. Закрой дверь в гардероб и постарайся вернуться до антракта. Это было одной из причин, по которой Тереза устроилась сюда работать, – объяснил Марк. – Ей нравилось бесплатно смотреть спектакли, и это помогло ей с английским.

– О, спасибо, – поблагодарила я. Дор об этом не упоминала, но я ничего не имела против возможности просто сидеть и листать журналы. Но как любительница тайн я была заинтригована этой пьесой, особенно потому, что концовку в ней изменили по сравнению с книгой. – Очень мило с твоей стороны работать здесь волонтером. Тебе нравится быть врачом?

Марк пожал плечами.

– Мой дед был врачом, и отец, и, следовательно, я тоже врач. Я бы предпочел стоять на сцене, но, как я уже сказал, вероятности мало. Я бы весь вечер уворачивался от помидоров и баклажанов, и на сцене царил бы полный хаос!

Я рассмеялась вместе с ним, но заметила, что в его лице веселья мало. Мне стало интересно, чем вызвано это самоуничижение – любовью к театру и отсутствием необходимого таланта или тем, что он пошел по стопам отца. Тут двери зала распахнулись, избавив меня от необходимости придумывать ответ, и зрители стали выходить во время антракта.

– Мне лучше пойти за кулисы и проверить, не нужна ли кому-нибудь моя помощь, – заметил Марк. – Увидимся позже. О, Табита, хочешь, после спектакля я подвезу тебя домой? – На мгновение он стушевался, а затем продолжил: – Учитывая то, что произошло с Терезой прошлой ночью, мне было бы спокойнее, если бы я не позволил женщине идти пешком или возвращаться домой на метро так поздно.

– Со мной все будет в порядке – я поеду на велосипеде, – объяснила я. – В любом случае, спасибо. – Но мне не удалось унять легкую дрожь при мысли, что придется добираться домой ночью – на велосипеде или пешком. На велосипеде это займет минут двадцать-тридцать.

– Можно положить его на заднее сиденье моей машины, – предложил он, снова бросив на меня застенчивый взгляд.

– Я очень ценю твое предложение… но разве это тебя не обременит? – Я не знала, где он живет.